Мари слушала его и слегка дрожала.
— Потомки и предки Маркуса Сарвона создали не один мощный артефакт, Мари, но ни один из них никогда не мог сравниться с тем, что они получали по наследству. Каждый использовал дар Кадма Певерелла кто на что горазд, воскрешали умерших, занимались некромантией, вызнавали чужие секреты, один даже пытался создать армию призраков… Были и те, кто просто общался с родными или запирал камень в сейфы и сундуки, один даже сточил его и сделал из артефакта ювелирное украшение, носил его как кольцо! Но сути это не меняло, в каждом поколении за камень велась кровная вражда. Даже не вполне понимая, зачем и как его использовать, братья шли на дуэль, поддаваясь манящему обаянию невероятной магической силы камня.
Тео закашлялся, выкуренная сигарета давала о себе знать, застряв вкусом пепла на языке и горечью в лёгких.
— Я, конечно, не уверен, что было так, но кровопролитные войны ведь не начинают ради фамильной безделушки?
Мари всхлипнула…
— Это — моё сокровище, хоть я и заплатил за него великой болью…
Теодор улыбнулся. Улыбка получилась невзрачной, не та обычная фальшивая, которую он дарил девушкам, чтобы поддержать разговор. А искренняя.
— Прекрасная аналогия… Кольцо и кольцо, даже попахивает черным юмором, верно?
Мари еще раз всхлипнула, утирая нос рукавом кофты.
— Помню, как ты читал мне Толкина в детстве, когда я болела. Сам читаешь чуть ли не по слогам, а все равно…
Тео покрепче прижал ее к себе. Не время было предаваться воспоминаниям и оба синхронно тряхнули головами, сбивая вдруг повисшее в воздухе наваждение прошлого.
— Так вот, Мари, никто не знает, что случилось потом, но... когда два волшебника – твой предок и предок Темного Лорда, вышли во двор, чтобы очевидно решить, кто из них переживет 17-летие, именно в тот день, почему-то выжили оба. Однако осталась запись. Отныне, если хоть один вашего рода в будет сражаться против другого, то с той же секундой, когда испустит последний вздох один, второй потеряет всю свою силу, и так прервется навека славный магический род, сраженный своим же личным проклятьем, имя которому алчность и гордыня. А воскрешающий камень исчез, будто в воду упав, наверняка он был заброшен в сокровищницу ко всем остальным богатствам и ценностям, регулярно участвовал в дележе наследства, перекатываясь из кучи в кучу, и даже пару раз застревал, всеми позабытый, в старых золотых латах или запертых сундуках. Некоторые, безусловно, пытались снова им воспользоваться, но где-то в пожарищах затерялись или намеренно сожглись свитки с указаниями как это делается, зато зловеще нависало висящее в библиотеке, написанное кровью проклятье. И, надо сказать, оно было благословеньем, потому что ни одна межусобица, ни один конфликт не разобщал твой род, преумножая его славу, пока память о славном Кадме Певерелле и Ясмине не потухла в новых достижениях и не превратилась в славную легенду, дело давно минувших и варварских дней… Маркус Сарвон снял старый пергамент со стены замка, насмехаясь над тем, что кто-то в новую эпоху магической демократии все еще верит в детские сказочки. Надо сказать, что он не был идиотом, но облазив всю сокровищницу и не найдя и следа воскрешающего камня, был полностью убежден в том, что бумажка оставлена сплотить весь род в единую силу для борьбы за власть в магической Британии и не более, пусть это было настолько цинично, насколько и наивно, но не нам его тут осуждать. А воскрешающий камень тем временем исчез со страниц истории, будто повинуясь желанию Маркуса сделать из него всего лишь красивую байку, а потом материализовался так же неожиданно, как и пропал. Проходя через едва отслеживаемую и крайне мутную череду женских линий, он оказался там, где меньше всего кто-то ожидал его найти, у семейства Мраксов, наследников самого Слизерина, но и там осел тихо, не вызывая лишнего шума. Казалось бы, так и должно было продолжаться до конца веков — камень валяется в сокровищнице Мраксов, а свиток с его проклятьем пылится в библиотеке Сарвон, никто даже не подозревает о опасности, которая висит над двумя важнейшими родами магической Британии. Но пока Сарвоны переезжали во Францию, занимались административной работой и богатели, Мраксы потихоньку сходили с ума, окончательно помешавшись на своей великой родословной. Не хотелось бы связывать это с камнем, но в конце концов от былого богатства у них остался только он и медальон Салазара Слизерина, и вдруг каноны чистокровности Мраксов были нарушены, когда Меропа Мракс, сквиб, о котором, кажется, и думать забыли… вышла замуж за магла, Тома Реддла-старшего.
— Тома Реддла…
Прошеплата Мари за ним словно эхо.Тео закончил максимально безэмоционально.
— Так появился на свет Темный Лорд.
— То есть мы с ним?..
— Да, родственники. Сейчас ваш род возможно единственный, который Воландеморт мог бы назвать своими родственниками.
— И он развязал войну, не зная про это проклятье…
— Даже если бы знал, то это его вряд ли бы остановило. Зато это остановило твоего отца. Когда Воландеморт был побежден в первый раз, Гастон Сарвон вместе с Эддисон сохранял спокойный нейтралитет, в меру сил трудясь в министерстве и воспитывая сыновей, на всякий случай готовя им места обучения в Дурмстранге и Шармбатоне, если Хогвартс хммм… не пройдет аккредитацию у новой власти. Но вот Темный Лорд совершил нападение на дом Поттеров и в ту же ночь твой отец не смог подогреть свой вечерний кофе, а мать во время трансгрессии почти расщепилась. Они оба ощутили то… что ты ощущаешь сейчас, пусть и в меньшей мере, ведь в их случае Темный Лорд выжил. Гастон потихоньку оправился и стал с испугом искать следы в старых фолиантах, боясь повторения, тогда как Эддисон так и не смогла выкарабкаться, магические силы вернулись, но это уже не помогло. Вы, дети, не вступили тогда в права наследования и не ощутили ровным счетом ничего, потому Гастон, осознав это, обратился к родовой магии и семейным свиткам и… Узнал то, что я тебе рассказал. В ту же ночь он вступил в ряды Пожирателей. И поклялся защитить Воландеморта ценой своей жизни. Защитить вас и ваш род ценой своей жизни.
Мари была белая как мел. Казалось, что в ее голове все так перевернулось, что теперь снаружи был белый череп.
— Мои братья… Знали?
Она прошептала это, уже зная ответ.
— Во время совершеннолетия, может немного раньше. Они все хотели защитить тебя, чтобы тебе не пришлось делать этот выбор, чтобы не пришлось предавать друзей и ненавидеть себя до конца жизни за это.
— Так вот, что имел в виду Эйдан…
— Он не хотел этого, Мари, он не хотел всего этого. Но мы не выбираем времена, верно?
— Черт.
Из глаз Мари потекли слезы, это было выливавшееся потоком раскаяние, запоздалое и оттого еще более горькое.
— Черт! Черт! Черт! Я должна была прочитать эти письма, должна была поговорить! Я должна была!
Нотт приподнял лицо Мари за подбородок, легонько щелкая по ее красному натертому носу и грустно улыбаясь.
— Не вини себя, Мари, ведь подумай, что бы ты сделала. Выше нос, Сарвон, ты же гриффиндорка! Разве ты могла бы предать свои убеждения и друзей? Всегда выбирать семью и свой род — удел Слизерина.
Она выглядела потерянно, она запуталась не только в одеяле, но и в своем собствееном прошлом.
— Я бы… Я не знаю.
— Вот и не думай. История не знает сослагательного наклонения. Всякому знанию есть свое время и, видимо, так должно было произойти… Называй меня за это фаталистом.
Он аккуратно убрал с лица гриффиндорки тающую на его пальце кристалльную холодную слезу. А она прошептала.
— Дамблдор… значит он знал… Та история про шоколадных лягушек! Он все знал и молчал!
Сарвон посмотрела на Тео огромными пустыми глазами.
— Кто еще знает?
— Только мы. Теперь только мы.
Мари закрыла глаза.
— Это я. Я сама выбрала, чтобы все молчали… Как давно знаешь ты?
— С похорон отца. Гастон… Узнал о моем отношении к Воландеморту, он увидел, что у меня нет метки и позвал поговорить. Кажется, твой отец разглядел во мне что-то, что я сам в себе раскопал недавно. Он сказал, что я должен позаботиться о тебе, если…
