— Давай, держись, сейчас я тебя унесу отсюда, — быстро говорит она, доставая из кармана пузырек с бадьяном. — Сейчас подлечу — и будешь как новенький. А оборотень... Волдеморт использует какое-то заклятие, чтобы они могли трансформироваться даже не в полнолуние.
Колин улыбнулся окровавленными губами. Не поможет уже бадьян, он чувствует, что конец близко, радует лишь то, что перед смертью увидит друга, а не разъяренного оборотня. Закашлявшись, он шепчет:
— Гарри победит, я верю.
Секунду спустя его взгляд устремляется в небо. Теперь он спокоен, он дома.
Мари спотыкалась, путаясь в высокой, почти по пояс, сухой прошлогодней траве. Впереди бежал Сивый, и будто плотный воздух, встревоженный и разорванный им, трескался и завывал как старый седой волк. Еще немного, еще немного, Мари, кашляя и сипя, выкрикивала наугад заклинания, только бы достать его. Палочка едва держалась в трясущихся руках, в глазах то и дело темнело. Мари заметила, что они бегут к тому самому мостику, где они прощались с Фредом. Удар сердца, еще удар, еще, в такт с летящими в облезлый расплывающийся силуэт оборотня «Сектумсепра». И вот они уже стоят прямо у воды. И у Мари в крови тут же разливается горячий, кипяченый просто, невероятно обжигающий адреналин. Слюна вдруг становится горькой и ее невозможно проглотить, а дыхание застывает. В глазах темнота, словно ноксом огрели весь мир, но это не важно, потому что она слышит рваное, злобное и рокочущее дыхание ее противника. Пусть даже последнего противника. Мари поднимает палочку и последний раз кричит «Сектумсепра», которое настигает Сивого в прыжке, Мари чувствует, как ее дыхание будто заканчивается, будто она вдыхает кислород и ничего, это как есть картон, просто забиваются легкие, в глазах все еще темнеет и единственное, что она на самом деле видит – какая-то красная вспышка, которая летит в сивого одновременно с ее заклятием, хотя как раз это больше всего и напоминает галлюцинацию, этакое пятно, которое бывает, когда очень долго смотришь на солнце, а затем закрываешь глаза… Зато Мари очень хорошо слышит – слышит глухой и какой-то обреченный звук падения на землю, сразу чего-то большого, как доверху набитый мешок, а потом чего-то совсем невесомого, пухового. И гриффиндорка знает, что это, точно знает… Так падает убитый ей злобный, окровавленный, брызжущий слюной, отвратительный Сивый и наверх опускается, подхватываемая ветром, его обкусанная и изрезанная мантия. И тут же Мари с удивлением слышит вой, как у скуляющих и брехающих задыхающихся собак, которые потеряли голос. Еще больше она удивляется, вдруг понимая, что его издает она. Темнота все не уходит и не уходит, становясь только хуже и окутывая со всех сторон. «Неужели я настолько физически неразвита, что пробежка по лесу сейчас меня грохнет?... Вот будет позор» – проносится в тяжелой, как медный котел, голове. С ужасом Мари понимает, что не чувствует пальцы, потом ноги, потом тело… Единственное, что остается – жутко отяжелевшая голова, как будто на нее надели один из рыцарских шлемов, которых полно в коридорах Хогвартса. Хочется поднять руку и дернуть себя за волосы, оторвать их с корнями, со скальпом, только бы стало полегче. На этой мысли ощущение себя теряется окончательно и густая чернильная тьма окутывает все.
Земля внезапно кончилась. Совсем. Мари на мгновенье зависла неподвижно в воздухе, и, лишенная опоры, стремительно полетела вниз. Сухие травы сомкнулись над ее головой, как пасть прожорливого чудовища. Очнулась она, со всей силы ударившись затылком о зеркальную поверхность воды. Мари с головою ушла под воду, способность двигаться возвращалась не сразу, по чуть-чуть и отчаянное моргание, а потом хаотичное перебирание руками тины и водорослей, ни капли не меняло сложившейся ситуации. Одежда до нитки набухла влагой и сковывала движения. Она попыталась расстегнуть куртку, но молнию напрочь заело, шнурки на ботинках в воде как спаялись, а не избавившись от обуви, не стянешь и джинсы. Срочно всплыть, но куда там! Облепившая тело одежда камнем тянула на дно. Впрочем, где поверхность, а где дно, Мари уже тоже не понимала. Сознание путалось. «Тону», – обреченно отметила она. Говорят, больше всего ценит настоящее тот, кто лишается своего прошлого. Но Мари было плевать на демагогию. Больше всего ценит настоящее тот, кто головой вниз летит ко дну чертового черного озера, зачерпывая руками воду в жалких попытках выплыть и выпускает мелкие какие-то глупые пузырьки, которые на самом деле и есть, вот она, вся твоя жизнь… Бульк и нет. Надо бы наверное с кем-то попрощаться,
Мари закрыла глаза и осторожно вдохнула воду, сначала немного, заискивая и торгуясь со смертью, а потом уж резко и полной грудью, умирать так умирать, ведь Мари не трус, хотя бы в последнюю секунду своей жизни, когда она наконец убила того, кто превратил ее в этот комок нервостении, сейчас самое время глубоко вдохнуть и насладиться тем, что она умирает не как трус. Пусть об этом и не узнает никто.
Но героической смерти из книг почему-то не случилось. Мари всегда думала, что нужен один глубокий вдох, чтобы умереть, но почему-то этого не произошло, сознание вновь вернулось, как тогда, когда она ударилась черепушкой о водную гладь... Господи, да сколько можно! Всего лишь еще раз зачерпнуть воды ртом или носом и отправить в пламенеющие легкие, но все же… все же снова малодушно хочется сохранить это ощущение подольше, ощущение, что есть еще выбор и все может снова вернуться. Мари чувствует как ее покачивает в илистой воде и это так похоже на теплые убаюкивающие руки Фреда, как же она будет скучать по Фреду, вот бы последний раз насладиться этим хоть и лживым ощущением подольше… Медленно снова будто отнимаются ноги, немеют руки от леденящего холода и девушка слегка жмурит закрытые залитые глаза от того, как же это приятно. Умирать – приятно…
- Да дыши же ты, черт тебя побери!
Вдруг раздается прямо у левого уха. От неожиданности Мари резко дернулась и послушалась, через боль хватая ртом терпкий воздух вокруг. Воздух… Все окутал тягучий, невероятный, волнующий запах – хвойный лес, фиалка и мускатный орех… Запах очень дорогого мужского парфюма… И почему-то единственная мысль, которая с силой бьется в голове, не мысль о том, что она жива или что наоборот умерла, а то, что амортенция пахнет теперь для нее именно так и Мари буквально глотает этот аромат как дорогой огневиски. Делая последнее усилие над собой, она разлепила склеевшиеся ресницы и распахнула опухшие заплывшие глаза, но тут же почувствовала сильное головокружение и выбросила в сторону руку, чтобы ухватиться за... за чью-то шерстяную мокрую мантию. Последние силы она потратила на то, чтобы сфокусировать свой взгляд на том, кто же вытащил ее из лап неминуемой смерти, но все было напрасно, единственное, что она увидела перед очередным глотком темноты было то, как впереди, недалеко, прямо за лезущей в нос и глаза ворсистой влажной тканью, виднелись какие-то осыпающиеся руины, а в нескольких метрах, совсем рядом стояла большая, покосившаяся от времени табличка с надписью «Не входить. Опасная зона».
Драко Малфой сидел на Астрономической башне, свесив ноги в пропасть, и улыбался. Рядом стоит бутылка Огневиски, только вот пить совсем не хочется. Наконец, раздались шаги, и на площадку вышел Блейз.
— Радуешься? — тихо спросил Забини, усаживаясь рядом.
— Мы проиграли, забыл? — ухмыльнулся Малфой и резко влил в себя обжигающее Огневиски.
— Мы на другой стороне, забыл? — в тон ему вторил Блейз и улыбнулся.
Малфой закатил глаза и со всей злостью швырнул почти пустую бутылку в темноту ночи. Остается только надеяться, что на поляне не окажется никого из гриффиндорцев, решивших отпраздновать победу. А, пусть даже и окажется. Было бы неплохо, если бы там оказался кто-нибудь из Пожирателей, или даже Темный лорд, а еще лучше — сам Малфой. Ведь они так и не поняли — проиграли или нет. А, в сущности, — какая разница? Единственное, что леденило душу Малфоя – Тео не сидит рядом с ними, примяв на его плече мантию своей рукой, а Мари так и не огрела его ступефаем в схватке или подзатыльником после.