Мари лежала и смотрела в одну точку. Он проследил ее взгляд, это снова был уголок ширмы. Ширма была в клеточку и по ней были разбросаны нарисованные листья, то тут, то там. У Мари и ширмы была своя особенная игра, она мысленно переставляла эти листья, собирая из них круги, диагонали и сложные фигуры. У игры были очень четкие и строгие правила, нарушать которые не позволялось никому, ни Мари, ни ширме. Каждый лист мог сдвигаться только на три клетки, перешагивания и кривые траектории не разрешались. Так продолжалось часами.

Он сидел у ее постели, массируя своими вялыми, непослушными руками ее руку, и ждал. Мари неподвижно лежала, блуждая по комнате неосознанным взглядом. Иногда ее глаза цеплялись за что-нибудь, и тогда в них чувствовалось напряжение, как будто она пытается что-то вспомнить, но, так ничего и не вспомнив, снова начинали блуждать, пока не останавливались на треклятой ширме..

- Привет.

- Привет. – ответ Мари звучал глухо, словно это было просто эхо от его собственного голоса. Через час он бы уже даже не мог завить с уверенностью, что ему не показалось.

А Мари лежала и смотрела куда-то в стену, не поворачиваясь в его сторону. Драко мог видеть только ее спину в больничной ночнушке. Она казалось бесформенной и рыхлой, а рядом лежали спутавшимся колтуном какие-то рыжие под приглушенным светом волосы.

- Ты знал Люси Беннет? – вдруг прошептала гриффиндорка.

- Третьекурсница? Блондинка с равенкло? Кажется, видел пару раз во время завтрака или… – Драко тут же засуетился. Она говорила, говорила! что-то спрашивала у него, она спрашивала!

- Да, это она. Я видела ее два раза в своей жизни, оба раза на завтраках, да я даже не знала, как ее зовут, но помню, как она ела картофельные котлеты. Разве не забавно, что оба раза она ела картофельные котлеты? – голос Мари звучал хрипло, а глаза беспокойно бегали туда-сюда.

- Ну…

Девушка вдруг перевернулась на спину. Даже это действие явно далось ей с трудом и выглядело неуклюжим.

- Разве не странно, Драко, что оба раза она ела эти картофельные котлеты??? – лихорадочно пробормотала она.

- Да в общем-то нет, это же были завтраки, может она любит их есть на завтрак. Может она из Корнуолла или типо того. – Слизеринец растерялялся, разговор этот казался ему по меньшей мере странным после всего того, что разыгралось в Хогвартсе за ближайшие пару дней, но Мари тут же схватилась за откровенную глупость, которую он ляпнул, как будто это было самой важной ниточкой в ее лабиринте.

- Да, ты прав, ты прав, ты прав, она ведь из Корнуолла. Ее родители заходили ко мне, у них, знаешь, этот дурацкий южный выговор. Надо было их спросить про короля Артура, верно? Я никогда не бывала в Корнуолле, а ведь там вообще-то «край земли». Ты бывал там? Может проездом?

Ее глаза горели тем бешеным, безумным огнем, от которого становилось страшно.

- Нет, я…

- Надо было спросить, спросить, спросить! Я ведь сама там наверное никогда не окажусь, понимаешь, слишком много воды вокруг, а на море мы ведь договорились никогда не ехать, а там сплошная вода, везде вокруг. Интересно, там купаются?? Она купалась?? Она приезжает туда каждое лето и купается, да??? Нет, о боже мой, нет, что за глупости я несу, там же так холодно, очень холодно, но может она все же плавала?

- Ты о Люси, Мари? – Драко попытался к ней приблизиться, взять за руку, пригладить волосы, но Мари тут же отвернулась, снова превращаясь в тень на ширме. Ее голос снова потух и напоминал какое-то очень дальнее эхо.

- Люси?... Да, конечно, о Люси. Я все еще не могу привыкнуть, что ее так зовут. У нее такое красивое имя, Люси, как в «Хрониках Нарнии», помнишь? А я придумала ей имя. Когда я была там, я сама придумала ей имя, потому что я просто не могла вспомнить, как ее зовут. Я лежала там и шептала «Давай же, Эдди. Не умирай, Эдди» как мантру. Теперь это кажется таким глупым, но тогда мне казалось, что если я не буду ее звать, то все закончится. И мне было все равно, что эту девочку зовут не так. Мне просто нужно было звать ее.

Драко побледнел, пробежали мурашки. Он знал всего одного человека с именем Эддисон. Эддисон Сарвон.

- Когда я вбежала в Астрономическую башню, вокруг уже сражались. Мне сказали уходить, но я думала найти Сивого и помочь Биллу. Когда... когда я зашла в класс, никого уже не было. Там… Там были только лужи, огромные лужи крови, даже не лужи, сплошная поверхность – в нее можно было смотреться как в зеркало. А посередине кто-то лежал, я не поняла даже сразу, что это человек. Тело было почти в клочья, руки и ноги буквально висели на обрывках кожи. Никогда такого не видела – ни в одном учебнике, ни в какой книге, ни на одной практике. Все тело в дырах. Я пыталась остановить кровь, я трогала ее артерии и сжимала их пальцами как трубочки, но кровь все текла и текла – из груди, из живота, надо было чем-то зажать раны, надо было сказать какое-то заклинание, но у меня ничего не получалось, поэтому я два часа лежала на ней, не шевелясь, чтобы последние остатки крови не вытекли из нее. Я помню каждую минуту из этих двух часов. А рядом лежал Билл и он был без лица, вместо головы у него было мессиво, как будто у него просто взяли и сняли его лицо, там не было ничего – ни носа, ни глаз, ни рта, ничего. Билл… все умирал. Я не могла встать и помочь ему, а он все умирал и умирал. Это так бесило. Мне хотелось встать и заснуть прямо на нем, потому что он был теплый и сухой. И никто не приходил и не приходил. Было так много крови, так много крови. Она такая маленькая, никогда не скажешь, что в ней столько крови! А никто не приходил и мы лежали, было так тихо, никто не стонал даже, ни единого звука. И я смотрела в окно, слезы все лились и лились, но я их не чувствовала, потому что все мое лицо, вся кожа покрылась коркой застывшей крови. И я радовалась, что она застывала, потому что до этого кровь была просто липкая и это было ужасно, это было так отвратительно, что меня тошнило и я еле сдерживалась. Я старалась повернуть голову вверх, чтобы не чувствовать запаха, но тогда мои волосы липли к ее открывшимся внутренностям. Поэтому я смотрела вбок, там лежал Билл и я смотрела дальше, за окна. И я видела звезды. Они были такие большие и красивые, я никогда не думала, что на небе столько звезд, что такие звезды бывают… Невероятные звезды… Столько звезд…

Драко схватился за голову, он не мог давать ей продолжить, не мог! Он впился пальцами в ее плечи и начал встряхивать гриффиндорку, та поддавалась, словно пустой тряпичный мешок.

- Ты выбралась, ты тут сейчас, в больничном крыле. Я с тобой. Слышишь? – шептал он ей на ухо, вдыхая запах ее волос полной грудью, пытаясь отыскать ту ниточку, за которую он раньше держался, до того, как улетел в эту пропасть, случайно утянув за собой и ее… но того родного запаха не было, был только стерильный и при этом очень приторный, травяной запах зелий для врачевания и меловый запах кристальных заживляющих порошков. А еще был ее голос, бесцветный, но при этом тведый.

- Я не могу выбраться. Разве ты не видишь? Я никогда не выберусь.

- Не говори так! Только не говори!! То, что с тобой случилось – страшно и…

- Страшно? Нет, Драко, совсем нет. Страшно только одно. Это все из-за тебя. Я знаю это и ты это знаешь. Но мне все равно. Я ничего не чувствую, я просто ничего не чувствую.

Все внутренности Драко похолодели, он судоржно выдохнул и обнял Мари, неуклюже обхватывая руками ее плечи опущенные на подушку плечи.

- Я нашла принца-полукровку.

- Что?

- В тот вечер я узнала, кто такой принц-полукровка. Только это уже никому не поможет.

И наступило молчание.

***

Мари донимали встревоженные лица близнецов и их слова, едва доходившие до нее будто через стеклянный купол ее же собственной головы. Она проживала бесцветные дни, когда челюсти казались ей механизмом, который приходилось каждый раз будто включать для пережевывания комка, который был, кажется, какой-то едой. Она видела мутные туманные сны, где не было ни ее, ни кого либо еще. Она просыпалась, захлебываясь в своих же тихих слезах.