Мари испытала странный жар, всегда возникающий, когда перешагиваешь через «нельзя». Ей чудилось, она залипает в горячее, пульсирующее, подталкивающее к чему-то злое облако.

— От камешка ничего не будет! — успокоила себя Мари и, не стараясь попасть, выстрелила.

Рогатка дернулась. Мари так и не поняла, куда подевался воробей. Решила, что улетел, но все же на всякий случай вышла на улицу. Воробей лежал у корней на траве. Она искала, куда ударил его камешек, но так и не нашла. Просто мертвый воробей с подвернутым крылом и сгустком крови на нижней части клюва.

Мари торопливо закинула ее в зеленую изгородь. Воробья не стало, а вместе с ним исчез и поступок. Мари постаралась выкинуть его из головы, но уже на другой день, случайно открыв форточку, услышала, как в скворечнике пищат птенцы. Уцелевший воробей-отец носился туда-сюда, но, похоже, плохо справлялся. Вечерами, отупев от собственных мельтешений, он сидел на крыше скворечника с задерганным и недоумевающим видом. Что такое «смерть жены» и «одинокий отец», он явно не понимал, но все равно ощущал какую-то неполноту и неправильность. Что-то шло не так, выходя за пределы птичьего сознания.

Мари выдохнула, плотно захлопывая форточку и улыбнулась Драко, следуя за ним на кухню, где полагалось выпить чай. Тут же уронила огромную тарелку с печеньем и, суетясь и ползая по полу, сгрузила обратно на тарелку, с победным видом отправляя пару штук в рот.

- Фкусно!

Стараясь не смотреть на кипящего Малфоя, опустила в чай печенье. Оно обломилось и осталось плавать в чашке. Мари стала выуживать его двумя пальцами. Печение вело себя как призрак. Глазами увидеть было можно, а пальцами взять нереально: они проходили насквозь.

Драко тем временем поморщился. Заметив это, Мари тут же поспешила его успокоить.

- Не боись, все стерильно, все микробы умерли от грязи.

— Ты говоришь ерунду!

— Это ерунда говорит меня. Но ты не обращай внимания! Мы с ней прекрасно ладим, — сказала Мари, и ей вдруг стало хорошо.

Просто хорошо и все. Сомнения отступили. Зачем усложнять то, что замечательно само по себе? Человек — это то, что он видит. Хороший человек видит во всем хорошее. Здесь же, в Малфой Мэноре, ей было хорошо.

Тем временем пора было подниматься наверх и Мари снова пристроилась за спиной Драко. Тот с самым серьезным видом вел ее по коридорам и на гриффиндорку напало дурашливое настроение. Она толкнула Малфоя и крикнула.

- Ты водишь!

- Что?

- Я тебя осалила, ты водишь. – рассмеялась Мари.

- Но это же…

Малфою так и не удалось договорить, что же это – форменный беспредел, нарушение всех правил? Им было разрешено многое, но так запросто играть в салочки в поместье, рискуя смести бесценную вазу или уронить старинную тарелку... Такого никогда не бывало. Но Мари уже убегала куда-то вдаль, скользя на поворотах своими ботинками. Драко тут же бросился ее догонять, включился какой-то давно забытый детский инстинкт.

Возле мраморной лестницы Мари остановилась перевести дыхание, свесившись в пролет, «Интересно, он побежал за мной?», но уже через секунду ощутила прикосновение к своей руке. Не теряя ни секунды, она схватила его ладонь и понеслась наверх, к давно знакомой двери. Так они и бежали словно два заговорщика, смеясь и перекрикиваясь.

- Видел бы это мой отец!

- Представляешь, мы пробежались по Малфой Мэнору!

- Мы играли в салочки в Малфой Мэноре!!

Остановившись у входа, Мари посмотрела на Драко.

- Ничегошеньки не изменилось, ничегошеньки. Я могу закрыть глаза и все равно найти любую свою игрушку.

Мари закрыла глаза и смешно вытянула руки, шагая в сторону прошлого.

И действительно, ее комната была все та же, но уже какая-то неприрученная. Книги, цветы на окнах, шкафчики — все это успело от нее отвыкнуть и посматривало теперь с подозрением. Наша ты, не наша или просто мимопробегающая какая-то. От этого стало почему-то грустно.

Так проходили дни в Малфой Мэноре, и Мари была действительно счастлива, что приехала. Они с Драко веселились, заново проворачивая все детские шалости, вроде вырезать на деревьях имена или считать пролетающих мимо, в соседние поместья, почтовых ворон. Еще равлечениями были ежедневные полеты на новеньких нимбусах, которые Мари в восхищнении поглаживала во время полета как очень красивую, но все же чужую собачку. Но больше всего Мари нравилось говорить с Драко и они часами напролет беседовали обо всем подряд. Про искусство, политику, про книги. Приходилось со стыдом признавать, как остро ей не хватало таких бесед с близнецами, которые могли перечислить все команды сезона по квиддичу, но терялись при просьбе назвать своего любимого художника. Теперь же в гостиной раздавались горячие споры о магических антиутопиях, о новом декрете министерства и музыке. Их взгляды поразительно не сходились, но это раззадоривало интерес. Мари смотрела только цветное кино, Драко же видел очарование только в старых черно-белых лентах. Мари любила Керуака, Драко же предпочитал Ремарка и Фицджеральда. Мари любила рок-н-ролл, Драко классический джаз.

Мари раз от раза пыталась заставить его послушать рок-н-ролл, таская непонятно откуда кассеты и старые пластинки, от этого все их разногласия разгорались с новой силой, как ни странно подпитывая новую дружбу словно удобрение.

- Керуак или как написать все свои книги ни о чем. – Малфой смеялся над Мари.

- Кто бы говорил! Ремарк или как написать все свои книги о чем-то, но об одном и том же.

Тут же раздавался ответный удар. Или…

- Новый декрет министерства закрутит гайки в вопросе магических артефактов, свернутся все мелкие точки и торговля с рук.

- Да, но это развяжет руки официальному рынку, тем самым фактически узаконивая и поддерживая монополию. Не помнишь, кто там у нас продвинул этот закон? Знакомая фамилия, их семья плетет обереги из волос вейл уже не первое стольетье.

А иногда даже…

- Что это за препятствия, удерживающие волшебников от раскрытия их истинного магического потенциала? Ответ можно найти в другом вопросе, вот он: какое самое всеобъемлющее свойство человека — страх или лень?

Драко настаивал на страхе, Мари же была убеждена в том, что правильным вариантом была лень.

Затем они переходили в более приземленные материи, измазываясь в муке, жире и желтках. Готовить без кухарок и повара оказалось не так просто и поэтому в кухне то и дело что-то падало, взрывалось или разливалось.

Ужинали, завтракали и обедали в основном хлопьями.

Но все же Мари не покидало ощущение, что она находится в логове пожирателей, ее настораживали закрытые банкетные залы, вызывала отвращение висящая на всю стену столовой сотканная золотом родословная и даже полы здесь будто бережно хранили шорох мантии Темного Лорда. Так острым ядом сомнения и недоверия Малфой-Мэнор пропитывал сердце Мари, все глубже и глубже следуя по переплетению сосудов, чтобы наконец отравить ее мысли.

Это случилось в последнюю неделю августа, когда Драко спохватился о их скором отбытии в Хогвартс и отправился покупать чернила. Чернила у Малфоев были особого зеленого цвета, такой оттенок не мог использовать никто, кроме их семьи. Мари же скучала на подоконнике в гостиной, любуясь идеально-унылым пейзажем и павлинами, которые от холода сбивались в белые кучи, когда заметила на столе аккуратно вскрытый конверт. Она быстро спрыгнула и схватила в руки мягкий пергамент, тут же любезно выпавший из белого прямоугольника, который больше не был стеснен печатью. Мари колебалась и долго рассматривала изнанку письма, она не могла понять, что заставило ее броситься к чужой почте. С детства уяснив, что читать чужие письма нельзя, все же она не могла оторваться. Перед лицом стоял бедный Артур в больнице Мунго, падающий через арку Сириус, самоуверенное лицо Эйдана… Это было веским оправданием. Все же Малфои были пожирателями, как бы хорошо не было спать на их перьевых подушках. А что, если в этом письме планы Темного Лорда? Тогда она, Мари Сарвон, станет настоящим героем и спасет одним взмахом палочки сотни магов… Думалось ей, пока она пробегала глазами по первым строкам….