«Ты не хочешь быть моей куколкой, – злится он, делая шаг вперед, – моей любимой игрушкой, как мы договаривались. Ты неисправна, в тебе таится зло. Ты слишком часто плачешь. А если смеешься – так же глупо и зря, как сейчас.» это его слова из детства, из детской игры, почему он повторяет их сейчас?
… Но она крутится, не переставая. Оглядывается на него, сияет прищуренными от ветра глазами. “Смотри! Весь мир у наших ног!”.
“Почему ты не можешь угомониться? – бормочет он, подбираясь все ближе. – Уймись, прошу тебя. Ты все разрушишь своими резкими движениями. Я хочу, чтобы ты замолчала!”.
Он переходит на крик, почти прорывая им пелену сна.
Сознание дрожит на поверхности дремы, как поплавок в зеркале воды. Еще мгновение – и он камнем пойдет на дно реальности, проглоченный рыбой свершившейся судьбы. Очнется в своей шелковой постели, так и не успев договорить с темным призраком прошлого. И Драко напрягает те остатки воли, что пока не доедены пресыщенными монстрами, покалечившими его жизненный путь: удержаться на плаву, довести до конца то, что давно следовало сделать…
“Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!” – ревет зверь в огненном жерле его нутра, и внезапный всполох догадки определяет все.
Столкнуть. Сбросить ее вниз, как ненужный балласт с души. Таким же резким движением, что и те, которыми она сейчас сводит его с ума. Вплести свой замысел в ее шаманский танец – никто и не заметит стороннего вторжения в его узор.
Скажут: допрыгалась.
Кто не досчитается ее? Родители? Она разорвала с ними все отношения. Дураки Уизли? Их больше нет в Хогвартсе и они еще не скоро поймут, что ее больше тоже там никогда не будет. Она всего лишь оборванка, жалкая оборванка, как и все они.
А он, небожитель, в невесомом чуде полета спустится в сверкающей кабине звездного лифта и запрется в своей комнате, лишенный этого неясного теплого чувства, но освобожденный от мучений на долгие годы.
Но даже в никчемном сне, вобравшем в себя всю его кровь, испорченную прошлым, он не смог поднять руку. Она не потеряла равновесие. Он лишился его – отныне и навсегда.
Злая правда была в том, что Драко был влюблен в нее. Той единственной и непостижимой любовью, которую мало кому дано испытать, но это к счастью. Так можно любить нечто, совершенно непохожее на тебя, и одновременно – свой же идеальный образ из лучшего мира. То, что является тобой – и то, чем ты никогда не станешь. Непознанный диковинный монстр из параллельной вселенной, от которого невозможно отвести глаз.
Она в очередной раз взмахнула руками в своем причудливом танце– и он проснулся. И еще долго вглядывался в серую перину ночного сумрака, чьи согбенные тени на цыпочках шагали по потолку. Он понимал, что стряслось непоправимое: она была жива и здравствовала там, в ее собственном мире, а он тоже был в своем, но был в нем непоправимо одинок и несчастен.
Драко встал с постели, дрожащей рукой дотягиваясь до заранее приготовленного стакана с водой, а затем накинув халат и зажигая люмос, направился к письменному столу, лихорадочно доставая из ящиков перья и бумагу. Драко зажал палочку в зубах и аккуратно вывел первую строчку, «Дорогой, плыви, плыви со мной на другой берег.» из ее песни, он про себя улыбнулся, эта ночь и эта песня связала их прочно одной пьяной тайной и Малфой этим расчетливо и нагло пользовался, но ему нужен был этот шанс. Шанс не поддаться течению и плыть рука об руку.
Когда он отдавал письмо своему бодро хлопающему крыльями филину, то уже знал, что на следующее же утро она получит его, что тут же с чувством смятения начнет собирать вещи и окажется у него не позднее понедельника. Так оно и было.
- И все же я не понимаю, ну зачем тебе туда ехать, Мари? – Фред вертел в руках какую-то шляпку, пока его подруга в примерочной лавки магической одежды
- Фредди, это всего на пару недель, мы ведь давние друзья и он не сделает мне ничего плохого, тем более я загостилась у вас, 2,5 месяца уже… Нашла! – подруга держала в руках ужасное белое пальто из какого-то непонятного ворса, похожего на швабру, и с меховым воротником.
- Это??? Что это за страшная шуба?? И почему на ее воротнике мех котяры Гермионы?
- Но ты же хотел, чтобы я не мерзла, и потребовал купить что-то теплое. – фыркнула Мари – Это очень теплое! – она обворожительно ему улыбнулась, убегая на кассу.
- Так значит специально, да??? Я тебя не пожалею из-за того, что оно такое уродливое, будешь носить его теперь до скончания веков. – кричал он вдогонку, но бесполезно…
- Я нашел твой единственный недостаток, у тебя совсем нет вкуса. – буркнул Фред, думая то о ужасном пальто, то о белобрысом хорьке, с которым Мари почему-то вздумалось наладить отношения.
Мари счастливо выдохнула, когда портал перенес ее не прямо в лапы зловещего Малфой-Мэнора, а в нескончаемые его окрестности, которые едва ли отличались от остального пригорода. Она прихватила чемодан одной рукой и, насвистывая песенку, пошла бодрым шагом к местам, в которые возвращаться не рассчитывала никогда. Мысли роились вокруг словно стая пчел, не давай сосредоточиться ни на чем. В основном все они касались того, что же она делает сейчас, что же она будет делать и что же было сделано там, на астрономической башне.
Из-за редких деревьев выросли башенки поместья. Оно было красивым и больше напоминало викторианский замок, который в детстве казался Мари сказочным домом принца, а теперь после квартирки близнецов и «Норы» почему-то остро отдавал нелепостью. Заходя в зеленый лабиринт и вдыхая давно забытый запах самшита, Мари не упустила шанса пнуть пафосно вышагивающего мимо павлина, который тут же кудахтнул как курица и убежал в неясном направлении. В ответ на эти действия послышался смех, девушка подняла глаза, на крыльце стоял Драко. Клетчатый костюм, надетый к ее приезду, некоторые вещи не менялись, сплетал его с обстановкой поместья в плотный кокон. Тут же вся эта знакомая и неизменная картина остро выявила различия, которые произошли в нем. Нет-нет, конечно не внутренние, пока Мари обходилась внешними, исподтишка разглядывая когда-то друга, а теперь... кого? Таких, как он, часто называют красивыми. Худощавый, с узкими плечами и длинными жеребячьими ногами. Волосы льняные, как у немецкого принца, у которого королевство такое маленькое, что ему то и дело приходится срываться с трона и ловить кур, чтобы они не пересекали государственную границу.
- На удивление холодный август, верно? – сказал принц, который явно не ожидал этого затянувшегося молчания.
Мари спохватилась и побежала к нему навстречу, широко улыбаясь. Объятия не затягивались, чтобы не смущать друг друга и Мари побежала в дом.
- Невероятно, Драко, тут ничего не изменилось! – воскликнула она, только переступив порог – Вот висит парадная верхняя мантия дяди Люциуса, а тут ковер, на котором мы играли, а вот здесь раньше стояли конфеты… да… – закончила она, уже набивая рот лакрицей. – Моя комната тоже не менялась? Может я найду там сохранившиеся шоколадные лягушки, которые я припрятала от гувернанток под половицей?
- У тебя была тогда ужасная аллергия на шоколад и ты ходила краснее помидора… – ностальгически улыбнулся Малфой – Все на своих местах и ждет тебя.
- Это всего лишь детский диатез, дурилка.
Мари уже высовывалась в окно со самой счастливой улыбкой, которую только можно было представить. Все было по прежнему, идеальный сад, где даже камню или листочку не разрешалось лежать, пока он не сможет доказать свою необходимость или хотя бы подобающий внешний вид. Ветка хлестала по стеклу. У Мари защемило сердце. За окном раскачивался белый ствол дерева с прикрученным проволокой скворечником. Единственное вопиющее несовершенство в этом царстве порядка. Его вешали еще они с Драко. Скворечник был здоровенный, щелястый, и жили в нем воробьи.
Перед воробьями Мари чувствовала вечную вину.
Как только у нее получилось сделать из обломанной ветки рогатку с Мари взяли обещание, что она не будет стрелять в доме и примерно через день, когда дырявить листья в саду ей окончательно надоело, Мари влезла на подоконник и прицелилась в воробья, прыгавшего на ветке у скворечника. Дерево качалась от ветра, и воробей то исчезал из прицела, но снова в нем появлялся.