Кажется, к концу монолога я даже стала чаще дышать, а сердце ускорило ритм.

Не знаю, как передать то ощущение, когда впервые так глобально обманываешь одного из самых близких людей.

Непонятно зачем обманываешь!

Наверное, именно для того чтобы как-то переключить внимание с себя и избавиться от дальнейшего самокопания, поинтересовалась у Луши:

— А с тобой что приключилось? Ты тут, как родственница Зевса, молнии метала! — улыбнулась, но получилось криво.

Подруга достаточно долго не отвечала, а потом, улыбнувшись в ответ так же искусственно, сказала:

— Да соседи в поезде дебильные попались! Еще и алкаши какие-то полночи спать не давали! Короче, не дорога, а кромешный ад!

Мы смотрели друг на друга и улыбались, однако могу поклясться, что сейчас думали об одном и том же. Это был первый раз, когда мы в открытую друг другу врали.

А самым паршивым было то, что отлично это понимали.

Я не выдержала первой, отведя взгляд, а уже через секунду раздался голос Луши:

— Хочешь чаю?

— Конечно! — ответила, и подруга моментально убежала на кухню, давая понять, что к этой теме в ближайшее время мы не вернемся.

Время до вечера тянулось невыносимо медленно. Я то и дело брала в руки мобильник, задумчиво крутила в руках, в итоге неизменно откладывая его назад на тумбочку. Луша старалась вести себя, как и обычно, однако во взглядах и движениях подруги я все равно без труда могла рассмотреть напряженность. Не сомневаюсь, что, глядя на меня, Луша ловила себя на тех же мыслях, однако обе делали вид, что все в порядке, закапываясь в собственных коконах все глубже.

Здравый смысл уже успел сорвать себе голос, вопя о неправильности и нелогичности такого поведения, но я лишь мысленно пожимала плечами, соглашаясь с ним, но не в силах ничего с собой поделать.

Сложно найти трезвую мысль в поступке, о мотивах которого ничего не известно.

Уже перед сном, оставшись в одиночестве, в сотый раз за день разблокировала телефон и уставилась на иконку мессенджера, возле которой не было даже жалкой единички. Просто дурацкая иконка.

Тогда, медленно вздохнув, открыла окно переписки с Яном и по непонятной причине начала перечитывать, словно найдя себе неравноценную замену сказки на ночь. Уже на первых сообщениях стала улыбаться, но улыбка быстро сошла на нет, когда я дошла до конца.

Отложив телефон, запустила пальцы в волосы и с шумом выдохнула, не понимая, почему я себя так веду, поэтому попробовала порассуждать.

Нет, мне не нравился Ян, если речь шла о нем в роли парня. Я отлично знала, какие возникают ощущения, когда человек тебе нравится, когда ты влюблена. И это точно не те эмоции, которые я испытывала к Нестерову.

Просто банальный стыд с моей стороны и невозможность сказать прямо в силу воспитания о том, какая я лошара — с его. Вот и все!

И вообще, я люблю Никиту, а у Нестерова есть Алена!

С Яном я хочу дружить, поэтому пусть уже смирится, в конце концов, с моим лошарством, сам тоже не идеальный. Взять даже его дурацкую привычку самому додумывать ответы. Как вспомню, аж бесит!

Вновь улыбаясь, взяла мобильник и смело написала:

22.35 Стеша: «Привет!»

После чего сразу заблокировала телефон и отложила экраном вниз, как будто подсветка от пришедшего сообщения могла разбудить как минимум половину города, однако каждые полминуты заглядывала, проверяя, не пришел ли ответ.

Нестеров ответил, когда я уже успела разозлиться, раз за разом повторяя себе, как же меня бесит его манера задавать идиотские вопросы и ставить в неловкое положение.

22.39 Ян: «Привет»

Я не стала затягивать и набрала следующее сообщение практически мгновенно.

22.39 Стеша: «Не спишь?»

И, едва отправив, застонала от собственной глупости. Ну что за тупой вопрос?! На какой ответ я вообще рассчитывала? Я — лунатик, отвечаю, не открывая глаз?!

22.41 Ян: «Собираюсь».

Собираюсь? И все?

На смену гневу пришла обида. Такая едкая и нестерпимая, что захотелось кинуть телефон в стену, но уже через пару мгновений стремительно вернулась злость. И в этот раз злилась я на себя, потому что зачем-то пыталась зацепиться за дружбу с человеком, который в ней, по видимости, больше не нуждался.

Вновь вспомнились чувства, которые вызывал Нестеров в самом начале нашего знакомства, когда я ощущала себя просто объектом для опытов. Теперь-то стало понятно, что так на самом деле и было. Ян получил все, что хотел, а сейчас просто потерял интерес. Это было вполне в его стиле, ведь Нестеров делал исключительно то, чего ему хотелось на настоящий момент.

Несколько раз моргнув, потому что в глазах предательски защипало, набрала следующее сообщение.

22.45 Стеша: «Я хочу выйти на работу. Когда можно забрать больничный?»

22.46 Ян: «Приезжай завтра к 12 в «Медицину».

Отвечать не стала, просто убрала телефон и уткнулась лицом в подушку, понимая, что он тоже не ответит, и от этого захотелось уничтожить все мобильники на планете.

Утро выдалось пасмурным и серым. Такая погода кардинально отличалась от всех последних дней, когда, наконец, пришло ощущение, что вот-вот, и в город все-таки придет лето, однако теперь стало понятно, что это событие вновь на неопределенный срок откладывалось.

Луша уехала в «Эвиту», когда я только начинала просыпаться. На ходу сообщив, что завтрак на плите, подруга скрылась в коридоре, а через минуту хлопнула входная дверь.

Потерев глаза, села, взяла в руки телефон и, убедившись, что напротив значка мессенджера ожидаемо не светилось никакой цифры, поплелась в душ.

Горячая вода и крепкий кофе сделали из меня подобие человека и позволили мыслить настолько здраво, чтобы прийти к выводу о том, что так дальше нельзя продолжать. Во-первых, необходимо было нормально поговорить с Лушей. Вооружившись ли щитом или сразу надев костюм кинолога, не столь важно. Нам просто необходимо было высказаться, потому что такое поведение ни к чему хорошему в итоге не приведет.

Во-вторых, я хотела пообщаться и с Яном. Хотя, скорей, правильней было бы сказать — попрощаться. Поблагодарить за все, что он сделал, и забрать больничный. Никто же не виноват в том, что мы просто не сошлись интересами. Он любит пытать людей, а у меня сильнейшая аллергия на пытки. Так бывает.

К выходу из дома моя уверенность окрепла окончательно, а на пороге клиники, в которой работал Нестеров, даже несмотря на дождь, я уже пребывала уже в приподнятом настроении оттого, что мы, наконец, нормально попрощаемся, я даже была готова гордо бросить фразу о том, что он должен найти себе другую жертву.

Но Ян не был бы Яном, если бы не сделал все по-своему.

Подойдя к ресепшену, объяснила приветливой девушке за стойкой, зачем приехала. Та быстро кивнула, но, вопреки ожиданиям, не стала провожать к кабинету или звонить Нестерову. Все с той же дежурной улыбкой сотрудница достала из ящика бланк и журнал, сообщив о том, что доктор уже все подготовил, мне же оставалось лишь поставить подпись.

В первое мгновение захотелось закричать благим матом на всю чертову медицину чертового будущего или схватить ни в чем неповинную улыбчивую девушку за воротничок ее идеально-белой рубашки, заставляя отвести меня к Яну, но вместо этого я молча ставила подписи в указанных местах.

А калейдоскоп эмоций тем временем стремительно переливался, и вот ярость сменила уже такая знакомая душащая обида.

Он даже не захотел увидеться со мной лично!

Забрав больничный, кое-как затолкала его в сумку, не особо переживая о сохранности, достала мобильник и первым делом удалила номер Нестерова, после чего вышла на улицу, где уже начался проливной дождь, в первый раз по-настоящему жалея, что вообще познакомилась с Яном.

Оптофобия — боязнь открывать глаза.

На работу я вышла в среду. Хорошей новостью стало то, что за это время новой помощницы у Никиты не появилось. Тот печальный вариант развития событий, где я нахожу коробочку со своими малочисленными вещами и многострадальным кактусом сверху, оказался всего лишь ночным кошмаром.