– Молли?

Тянутся мучительные секунды, пока мы молчим, не веря своим глазам. Она в ужасе. Видеть меня здесь. Но я в ужасе от того, что она в одном лишь полотенце и входит сюда так, будто делает это постоянно.

Нет…

Нет, нет, нет.

Сама того не понимая, я говорю это вслух.

Камилла пятится. С ее коротких черных волос капает вода, и она громко сглатывает, заметив нож в моей руке.

– Не глупи, Молли, – тихо говорит она.

Я делаю два шага вперед, она назад. Опередив ее, я захлопываю дверь, чтобы она не убежала, а затем затыкаю ей рот ладонью, чтобы не заорала.

– Ни звука, – шиплю, глядя в ее испуганные глаза. – Ты в доме одна?

Она медленно качает головой.

Дерьмо. Здесь кто-то еще.

– Как только я уйду, ты больше никогда не войдешь в эту комнату, ты поняла меня?

Еще несколько минут назад меня разрывало то, что я нахожусь здесь. Но сейчас мне кажется, что все мои органы и части тела постепенно умирают. Мне неизвестно, был ли Алрой с кем-то в то время, когда мы были вместе, но я никогда об этом не думала. Они все равно для него ничего не значили.

Но Камилла…

Она была моей подругой. И она в этой комнате. Я в долбаном аду.

Камилла только мычит в мою ладонь, и я сильнее прижимаю ее к стене. Мне хочется закричать, хочется воткнуть ей в горло этот нож, но единственное, что я могу сделать, это сбежать. Мои нервы натянуты до предела, и я не способна контролировать эмоции. Замахнувшись, я со всей силы ударяю Камиллу по левому виску и бросаю ее на пол.

Это создает шум, поэтому я пулей вылетаю в коридор и бегу вниз. Мне уже плевать через какую дверь сбежать. Я несусь к главной двери и, выбежав наружу, замечаю какого-то мужчину, сидящего на крыльце. На вид ему больше сорока, но он все еще сохранил лицо и стать. Он удивленно смотрит на меня снизу вверх. Его лицо на миг напоминает мне кого-то, но это может быть объяснимо. Возможно, я его знаю. Но злость и боль, бурлящие в моей крови, не дают воспоминаниям прорваться наружу.

– Кто ты? – слышу его вопрос.

Я ничего не отвечаю. Снова прячу волосы под капюшоном и выбегаю на тротуар. Нужно уйти. Уйти и никогда не возвращаться.

АЛРОЙ

Руффус усмехается, когда я прохожу мимо него, сидящего на диване.

– Что тебя так развеселило?

Он отрывает глаза от телевизора и смотрит на меня с улыбкой на губах. Мне все еще сложно представить, что это именно тот человек. Точнее, мне верится в это с трудом. Но даже сейчас, когда он фактически зависит от меня, я не могу проявлять неуважение. И даже не знаю, по какой конкретно из двух причин. Наверное, по обеим сразу.

– Здесь была небольшая потасовка, – объясняет Руффус, все еще посмеиваясь.

Похоже, недоумение горит в моем взгляде, поэтому он объясняет:

– Приходила твоя бывшая. Ну и… расчехлила нынешнюю.

Я готов был услышать все, что угодно. Токийцы следят за мной, латиносы не хотят мира, а Мятежники крутят старую добрую пластинку о мести. Все это чертово дерьмо я разгребу без особых усилий.

Так что, да. Я готов был услышать что-то из этого. Но не то, что сказал Руффус. Моя жизнь достаточно насыщенна, чтобы обременять себя подобными проблемами. К тому же, мне никогда и не приходилось этого делать. Все было ясно. Я и Молли. Всё. Если у меня есть один человек, я не заморачивался по поводу другого.

Сейчас все изменилось. Мы разделились. Поэтому фразочка Руффуса меня смутила. Это может означать только одно: Молли была здесь.

– Когда это было? – спокойно спрашиваю я.

– Пару часов назад. – Руффус небрежно бросает пульт на диван. Его глаза не отрываются от меня.

Я бросаю куртку на кресло и в два шага оказываюсь у лестницы.

– Кто она? – слышу вопрос за своей спиной. – Эта мулатка.

Замерев на ступеньках, я не сразу оборачиваюсь. Что мне ему ответить? Правда сейчас никому не нужна.

– Никто.

Камилла всхлипывает, когда я открываю дверь своей спальни. Она соскакивает с кровати и бросается на мою грудь, словно я спасаю ее от чего-то. Уткнувшись в мою толстовку, она что-то бормочет и прижимается теснее. Мне не остается ничего, лишь только обнять ее одной рукой и дать немного времени на эту сцену. Что могло такого произойти, что она так испугалась?

Наконец-то я отрываю ее от себя и, наклонившись, смотрю на ее опухшее от слез лицо. Ее сильно вьющиеся волосы едва достают плеч, с них еще капает вода. Боже, надеюсь, Молли не пыталась ее утопить.

– Она угрожала мне, – говорит Камилла.

Мне хватает ума не усмехнуться вслух. Я не удивлен.

– Как именно? – спрашиваю, отойдя от нее.

Она наблюдает, как я снимаю толстовку, пропахшую потом и кровью. Правая половина моей груди усеяна шрамами. На руках они заметнее, но им нужно время. И это не те шрамы, которые могут подтверждать клише моего образа жизни. Честно признаться, я сам не могу объяснить, зачем свел все татуировки. Просто свел и все.

– Это больно? – Камилла подходит вплотную и касается шрамов, оставленных лазером.

– Нет, – отвечаю я, глядя на ее вдруг спокойное лицо. Минуту назад она была в истерике. – Ты не ответила на мой вопрос.

Она поднимает глаза и смотрит на меня.

– Сказала, что проткнет мне горло, если я еще раз войду в эту комнату.

Все мое тело напрягается. Но не от этого, что Молли угрожала Камилле. Она была здесь. И она никогда не сдастся. Молли будет бороться за свое до конца. А меня она считает «своим». Даже после того, как она втоптала мое чертово сердце в грязь, она не оставляет попыток вернуться. И никогда не оставит. Именно за это я ее любил. И продолжаю любить.

– Это всего лишь угрозы, – отвечаю я, стараясь расслабиться. Но у меня это плохо получается.

Нельзя чтобы Молли создавала мне проблемы внутри. Внутри моей семьи и меня самого. Я решил, что с этим покончено.

– Н-но… – Камилла хватает меня за руку. – Мне страшно. Она всегда была немного, – тут она замолкает, видя, как мои челюсти сомкнулись.

Если Камилла думает, что теперь она имеет право поливать Молли грязью, то она чертовски ошибается. Я вообще не намерен обсуждать людей, которые предали и ушли из моей жизни. Над последним, кстати, придется еще поработать.

– Она была твоей подругой, – цежу я и принимаюсь расстегивать свой ремень. – И мы больше не будем это обсуждать, ясно? Она тебя не тронет.

Камилла не перечит мне, а просто кивает. Ненавижу, когда она так делает. Ненавижу это подчинение и благоговение в глазах. На левой стороне ее лица я замечаю отек. Это стиль Молли, и я узнаю его.

Когда мой ремень уже расстегнут, Камилла распахивает на себе полотенце и пятится к кровати. Закрыв глаза, я двигаюсь за ней. Она разворачивается и ладонью упирается в мою грудь. Я падаю на кровать и позволяю себе наконец-то расслабиться. Я даже не принял душ, от меня все еще несет кровью, но это уже не важно. Камилла уже устраивается на моих бедрах и достает член из моих трусов. Секс всегда расслабляет. Не дает забыться, но расслабляет и на определенное время это действует.

Из моего горла вырываются стоны, когда Камилла берет член полностью в рот. Она делает это с особым усилием, слишком старается, но неужели я буду жаловаться?

***

– Все готово, брат. – Спайк одаривает меня белозубой улыбкой и закрывает дверь.

Я закрываю двери фуры и стучу по ним ладонью. Спайк давит на газ, и грузовик трогается с места.

– Как так получилось, что я одна ответственна за ту хрень, с которой вы ребята, сейчас столкнулись? – Передо мной вырастают высоченные шпильки, которые держат на себе ноги потрясающей и соблазнительной длины.

Кэт активно работает челюстями и накручивает на указательный палец темный локон. В ее ушах блестят большие серьги-кольца. Эта с виду типичная цыпочка, умеет наживать проблемы, но мы не оставляем своих никогда.