Думая об этом сейчас, я задаю себе вопрос: какого черта? Кто я такой, чтобы осуждать? И посмотрите на них сейчас. Чертова парочка безумцев.
– Эй, Майки. – Клэй выходит на веранду заднего двора, где я сижу в кожаном кресле с сигаретой в руках.
Он садится в соседнее кресло и вытягивает длинные ноги в кроссовках.
– Что ты собираешься делать? – спрашивает он. В его голосе нет и намека на ухмылку.
Мы не впервые попадали в дерьмо, но летом перед выпуском, было что-то нереальное. Мы до сих пор все это перевариваем.
– Наверное, посплю еще немного, – выпуская дым, отвечаю я. – Потом посмотрим.
– Нет, ты не понял. – Клэй смотрит так серьезно, что мне становится не по себе.
– Что?
– Что ты будешь делать дальше?
Даже все еще в пьяном угаре мой разум соображает, о чем речь. Но дело в том, что ни трезвый, ни пьяный я не могу ответить. У меня нет особых планов, но и плыть по течению не собираюсь.
– Просто, – я развожу руки в стороны, – жить. Ничего ведь не изменилось.
Клэй хмурится, внимательно изучая мое лицо.
– Ничего не изменилось? – переспрашивает он.
Я вздыхаю, выпуская новую порцию сигаретного дыма.
– Почти ничего.
Мой друг смотрит впереди себя и едва заметно кивает.
– Изменилось все, – спустя несколько секунд произносит он.
– Ну, у тебя-то уж точно. – Я улыбаюсь, и знакомая ухмылка расплывается на лице Клэя.
– Точно. – Он поднимается на ноги, но я все еще чувствую его пристальный взгляд.
Мне не совсем нравится это внимание. Ну, то есть, мы лучшие друзья и все такое. Мне не плевать на Клэя, как и ему на меня. Но все же я не привык к тому, чтобы обо мне кто-то так заботился или волновался. Кроме мамы, конечно. Наша братская привязанность всегда была негласной, но сейчас… Да, Клэй изменился, определенно.
– Все будет нормально, – небрежно говорю я.
Клэй выпускает смешок.
– Не сомневаюсь. Будешь зависать в студии?
– Ага. Пока ты учишь детишек держать мяч и ждать свою кошечку с занятий, я буду качать треки и зависать с нашей шайкой. – Я ухмыляюсь, задрав подбородок и щурясь от сентябрьского солнца.
Клэй бьет кулаком по моему плечу.
– Буду скучать, чувак.
– Ага. – Я почти ему верю.
Все меняется. Надеюсь, в этот раз к лучшему.
***
Проезжая мимо многочисленных ресторанов и рок-клубов на бульваре Сансет Стрип, я чувствую себя в некой прострации. Словно я там, где должен быть, и в то же время чего-то не хватает.
Сидя на переднем сиденье моего «Доджа нитро», Арчи строчит в своем блокноте тексты и комментирует мне некоторые строчки. Этот парень чертов стихоплет и до чертиков талантлив. До его отъезда мы все свободное время пропадали в одной из старых студий моего отца в западном Голливуде. С недавнего времени ребята снова там собираются, и я планирую тоже вернуться. Колледж позади, клуб «Икс» сожжен дотла, Клэй в Сан-Франциско. Но у меня…
– Вот дерьмо! – Возглас Арчи вырывает меня из раздумий.
Он приподнимается и бросает на кресло свой блокнот. Я смотрю в ту же сторону, что и он. Мы остановились прямо напротив того места, где когда-то стоял сверкающий, и в то же время грубый и пугающий клуб «Икс». Сейчас там просто пустое место, на котором трудится рабочая бригада.
– Как думаешь, что теперь здесь будет? – спрашивает Арчи.
Несколько секунд я изучаю пустое место, затем задумчивое лицо друга. Из-под бейсболки торчат его непослушные темные кудри. Я всегда издевался над ним из-за его шевелюры, которую он наотрез отказывается обстричь.
– Надеюсь, что-нибудь мозговыносящее, – пожимаю плечами.
Арчи фыркает.
– Но не «Икс».
– Не «Икс», – соглашаюсь я.
– Я знаю, где Тайлер.
Мои глаза расширяются.
– Ты серьезно?
Арчи смотрит на меня с выражением полного скептицизма и ловким движением руки подбрасывает в воздух сигарету и ловит ее губами. Я смеюсь, а он сжимает фильтр зубами, прежде чем ответить:
– Я знаю все, детка.
Хороший ответ. Я жму на газ и заканчиваю свою мысль:
… но у меня все еще есть «17:29».
***
МОЛЛИ
Сайдинг небольшого домика между парком Ла-Брея и третьей улицей все такой же бледно-желтый. Рыжеватые подтеки от дождя «украшают» этот дом. Дом, в котором я провела достаточное количество времени, чтобы мой детский разум мог считать это своим гнездом после приюта.
Однажды, когда мне было около шести, я вышла на улицу и обнаружила на обочине заряженный дробовик. Уже тогда я знала, что это такое. Помню, как орала Алиша. Особенно когда я повернула дуло в ее сторону. Даже учитывая, что лихие 70-е и 80-е остались позади, в Комптоне это никого не удивит и сейчас.
После того, как я сбежала из дома, я продолжала жить в Комптоне с Алроем, но до сих пор, моей ноги здесь не было. Возле этого дома. Мне есть куда пойти, но он будет знать. Я хочу залечь на некоторое время. Просто быть здесь, быть рядом.
– Молли?
Я поворачиваю голову на звук хриплого голоса. Алиша стоит, запахивая халат на потрепанном временем крыльце. Она растолстела, ее кудрявые с проседью волосы топорщатся в разные стороны, а изо рта торчит сигарета. Она явно только с постели, ну или у нее крепкое похмелье. Сетчатая дверь за ее спиной громко хлопает, и она вздрагивает. Я молча подхожу к ней и смотрю на ее избороздившее морщинами темное лицо. Вспоминая то время, я не могу сказать, что Алиша была плохой, но то, что моя кожа не была достаточно черной, никогда не давало ей покоя.
– Что ты здесь делаешь? – снова задает она вопрос.
Она рыщет в карманах своего застиранного когда-то голубого халата зажигалку, но я опережаю ее и подношу к ее сигарете огонь. Алиша подкуривает, но не сводит с меня подозрительного взгляда. Такое ощущение, что она сомневается в реальности происходящего.
– Пришла навестить тебя, – отвечаю я и засовываю руки в карманы джинсов.
Алиша выпускает дым изо рта и издает хрипловатый смешок.
– Шутишь?
– Я не шучу.
Она смотрит на меня уже с удивлением. На висках блестят серебряные нити, и неприятный запах из ее рта полностью меня убеждает в том, что Алиша сорвалась.
– Через столько лет? – спрашивает моя бывшая приемная мать.
Я нехотя киваю. Есть причины, по которым я вернулась именно сюда.
– Ты сразу меня узнала. – Я сажусь боком на первую ступеньку крыльца и смотрю на Алишу снизу вверх.
Она щелкает языком и громко вздыхает, обдавая перегаром почти всю улицу.
– Твою белую рожу ни с кем не спутаешь.
Ее расистские замечания давно меня не задевают, точнее я никогда и не заостряла на них внимания. Моя мама была белой, а папа черным. И пусть я никогда их не знала, я горжусь обеими расами, и каждый, кто смел тыкать мне этим в лицо, Алрой вырывал им языки.
Алрой.
Мой дом, моя семья, он – все, что у меня было. И я намерена вернуть свою семью.
– Не думаю, что я пущу тебя в дом, – продолжает возникать Алиша. – У меня два рта, которых нужно кормить и каждое утро отправлять в школу.
– Ты взяла еще? – спрашиваю я.
Алиша морщится.
– Долбаный Фред из центра защиты детей. Эти сопляки нуждались в доме, ну а я в деньгах.
Это в ее духе, я не удивлена.
– У меня есть деньги, – говорю я, глядя на нее.
При слове «деньги» темные глаза Алишы загораются. Но она все еще не верит мне.
– Ты все еще якшаешься с той шайкой?
Я бросаю на нее злобный взгляд.
– Шайкой?
Это пугает ее. Она может язвить, может поливать грязью меня, но называть «шайкой» банду «К» Алроя…. да она бессмертная.
– Ну…– заикается Алиша. – Ты вышла из банды?
Я не подаю виду, что сама напугана и потеряна. Выдавив удовлетворительную улыбку, спокойно отвечаю:
– Не задавай вопросов. Я плачу́ и остаюсь на диване.
– Надолго?
Несколько секунд я раздумываю над ее вопросом. Надолго ли?