Козел Розенкранц поскакал к столовой. Там, как войдешь, прямо в сенях прилавок. За прилавком пиво в бочках, привезенное из города Боровичи. В сенях исключительная теснота и толчея. Приезжие, а также местные люди, получив пиво, спешат на крыльцо, на воздух.

В жару все пиво пьют, кроме детей, шоферов и самых старых старушек. Все сдувают пену и сладко крякают, предвкушая утоление жажды. Дети, шоферы и самые старые старушки пьют квас и фруктовую воду.

Но вот один шофер, парень в цветочной рубахе, который надеялся провести в Коржах смазку и профилактику, вышел на крыльцо с пивом.

- Угостите, - сказал ему козел Розенкранц.

- Перебьетесь. Проваливайте! - сказал парень.

- Вы у нас в первый раз?

Парень ответил неопределенно.

- Я на ваших колесах покрышки проковыряю, - объяснил козел. - Так сказать, для знакомства.

- Видал я таких ковыряльщиков! - Парень раздвинул плечи, дав этим понять нечто, как он полагал, для любого козла вразумительное.

Тут вышел другой шофер, молодого шофера приятель.

- Не связывайся, - сказал. - Это же Розенкранц. Все его угощают связываться не хотят. На, Розенкранц, пей.

- Спасибо. У вас квас. - А молодому шоферу в цветочной рубахе козел намекнул: - Плечи у вас раздвигаются, как баян. Ну и что? Даже на раздвижных плечах не поедешь. Улыбнитесь мне в ответ - вашим покрышкам крышка. - И пошел, развязно насвистывая.

ЧЕГО ЖЕ СМЕЯТЬСЯ

Пошел козел Розенкранц обдумывать свой предстоящий хулиганский поступок. Залез под старую телегу возле кузницы, заросшей крапивой и лопухами, поскольку кузница была бездействующая. Остался в ней от бывшей горячей работы лишь слой земли, черной от угля и окалины, разрушенный горн да устойчивый кузнечный запах.

"Посплю, - подумал козел. - Сначала подремлю одним, потом подремлю другим глазом, чтобы все-таки видеть происходящее".

Собаки бегают. Куры бегают. Кошка по забору крадется, воробья Аполлона Мухолова схватить хочет. Аполлошка, стреляный воробей, улетел. Дети бегают. Дачники ходят. Некоторые с собаками. Колхозники на открытой машине поехали работать.

Захотелось козлу Розенкранцу работать.

"Чего это я не работаю? - подумал он. - Если бы работал, я бы, может, бригадиром сделался. Или бы в армию меня взяли. Если бы в армию козлов брали, я бы командиром сделался. Ходил бы впереди войска... Только шиш не берут козлов в армию".

Пригорюнился козел и задремал сразу на оба глаза. Проснулся, словно его за хвост дернули. Глядь - возле крапивы Гришка стоит. Такой тощий, что даже тени от него нет.

"Вот ведь худенький мальчик, - подумал козел Розенкранц. - Его и боднуть нельзя - не прицелишься. Беда, его даже комары не кусают промахиваются. Может, не нужно его в грязи валять? - Эта мысль показалась козлу недостойной. - Ну уж! Я уж свое возьму!" - решил он и закипел сердцем.

- Здравствуйте, - сказал козел Розенкранц, вылезая из-под телеги. Мы уже виделись, но, как говорят, вежливым словом еще никто себе язык не натер. Чего это вы в крапиву уставились?

- А смеяться не станете?

- Чего же смеяться. Я же не такой веселый, чтобы хохотать почем зря.

Гришка посмотрел на козла добрым взглядом.

- Знаете, мне показалось, что в крапиве человечки живут. Такие зелененькие - крапивные люди. Когда я подошел, они все в крапиву попрятались... Видите, видите, тени мелькают. И шорох. Это они глубже прячутся.

- А как же. Кислопуты. Озорные ребятишки. - Козел подмигнул, и голос его словно обвалился, стал, как будто из ямы, тихим и таинственным. - А вы, Гришка, в кузницу заглянуть не хотите? Там черные человечки живут углепуты. Я с ними в дружбе. Что их трогать - таких малышей. Очень забавные - все как один.

- Они тоже попрячутся, - сказал Гришка неуверенно.

- Сначала попрячутся. А потом я им свистну. Вылезут. Вас они бояться не станут. Вон вы какой худенький... Но симпатичный.

"Странные слова - худенький, симпатичный - пустые. Ничего в человеке не объясняют".

Гришка опечалился, вспомнил детский сад, доброжелательных пожилых соседок и ленинградских начитанных ребятишек.

- А углепуты дразниться не будут?

- Ни в коем случае. Они деликатные. Заходите.

ТВОЯ ПРАВДА В СУПЕ

В кузнице черно. На черных балках паутина черная. В углах мусор черный и железо ржавое. Горн развалился. И запах. Такой запах снится детям во сне, когда они видят войну, потому что настоящего запаха войны сегодняшние дети не знают.

- Страшно? - спросил козел Розенкранц. В его голосе послышалось нечто такое, от чего Гришка почувствовал себя неуверенно.

Гришка обернулся и увидел: стоит козел в дверях, рога опустил и смеется беззвучно.

- Где же углепуты? - спросил Гришка.

- Они в пятом углу. Сейчас вы этот угол искать начнете на четвереньках. - Козел еще ниже рога опустил. - Надеюсь, понятно? Сейчас я вам за вашу ужасную майку отомщу. И за то, что вы меня опозорили перед милиционером товарищем Дудыкиным. И за то, что ваш дядя Федя меня не уважает. А этот ваш академик смотрел на меня с насмешкой.

- Вы нечестный.

- Конечно, нечестный. Я вам еще тогда объяснял - характер у меня отвратительный. И хватит! Принимайтесь искать пятый угол... Ну, потеха! Улыбнитесь мне в ответ.

Гришка быстро по сторонам глянул. Не выскочишь. Оконце маленькое, хотя и без стекол. Других дыр нет.

- Не буду я пятый угол искать, - сказал он.

- Не будете? Потом будете. А сейчас ловите мух!

Такой поворот дела Гришку озадачил.

- Ну, ловите! - повторил козел, двинув Гришку рогами.

- Нельзя же так больно!

Козел засмеялся:

- Можно. Еще больнее можно. Ну!

Острые рога коснулись Гришкиного живота. Гришке стало так жалко себя, так не захотелось в черной пыли валяться, отыскивая пятый угол, тем более он чистую майку надел.

- Пожалуйста, - сказал Гришка тихо. - Сейчас поймаю, если вам так хочется.

Гришка увидел муху - сидела она на стене возле окна, - сложил ладонь корытцем и прицелился ее ловить.

- Эту нельзя. - Козел фыркнул с деланным недоумением. - Вы же культурный. Видите, она отдыхает. Ловите вон ту, летящую. Ну!

- А вон ту можно? - спросил Гришка.

- И ту нельзя. Она по делу идет. У нее детки. Говорю, ту ловите, которая под потолком жужжит.

Гришка стал на цыпочки, хотел подпрыгнуть за мухой, но не смог. Не оторвались ноги от земли. И тут почувствовал Гришка в животе, там, где только что был страх, что-то твердое и строгое. Вспомнил - гайка! Подтянул Гришка гайку мысленно и сказал:

- Хватит! Не буду я вам ни мух ловить, ни пятый угол искать.

- Ах не будете? Тогда кукарекайте. - Козел отошел для разбега, чтобы, если Гришка не закукарекает, боднуть его изо всей силы. - Кукарекайте! Ну!

Гришка глаза пальцами распахнул и так их держал, чтобы встретить удар не зажмуриваясь.

И вдруг раздался в кузнице чистый петушиный крик.

Козел радостно почесал ухо левой задней ногой.

- Закукарекали! Испугались!

- Чего же пугаться, - ответил козлу петушиный голос, - у нас, петухов, дело такое.

Глянул Гришка - на окне петух стоит, красивый, словно заря сквозь лесные ветви.

- А ты чего тут?! - закричал козел Розенкранц. - Погоди, я и с тобой разберусь. Чего кричишь?

- Время для крика пришло, - сказал петух. - Может, кто в лесу заблудился. Услышит мой крик - и все, и спасен. А ты не таращись. Ишь ты... Я петух! А петушиного крика, если бы ты побольше читал, даже черти боятся. Где петух, там и правда.

- Твоя правда в супе!

- Тоже правда, - сказал петух. - Кого в войну первым губят? Петуха. И нет в войне петушиного крика. А как мир настает, снова петух кричит. Правда там, где мир и согласие.

- Я вот тебе покажу мир и согласие! - Козел разогнался от двери, прыгнул петуха боднуть, даже голову вывернул, чтобы рогами оконную притолоку не задеть. Проскочил головой в окно и застрял, обратно никак рога не пускают.