Гриша обиду почувствовал. Сказал:
– Некогда было. Я гайку проглатывал.
И девочка Лиза и Пестряков Валерий враз поперхнулись. Девочка Лиза – от испуга. Пестряков Валерий – от технического интереса.
– Такой ты и есть, – сказала девочка Лиза. – Вы со своим дядей Федей газеты читаете, гайки проглатываете, а крыльцо у вас вкривь и вкось…
Гришка хотел вспылить: мол, Лизка, я тебя за такие слова сейчас по затылку тресну – не тронь моего дядю Федю! Даже замахнулся. Но вдруг внутри у него шевельнулось что-то. Гришка сообразил: «Гайка!»
Подтянул её мысленно и ничего грубого Лизе не ответил, Лиза, естественно, удивилась. А Пестряков Валерий спросил с обострённым техническим интересом:
– Ты как гайку глотал, в сыром виде или как?
– Растворил с настоящим индийским чаем.
Девочка Лиза нос вздёрнула, фыркнула и заявила:
– Врёт. Ясное дело. Где ты настоящий индийский чай взял? У нас в магазине только грузинский и краснодарский.
– А вот взял, – сказал Гришка. – У дяди Феди на огороде чайная пальма растёт.
Девочка Лиза нос ещё выше вздёрнула.
– Мы не на враньё договаривались – на сказку.
– «Легко на сердце от песни весёлой…» – запел кто-то печальным голосом.
Гришка обернулся – сидит на бревне дядя Вася с гармонью. В чемодане у него, оказывается, гармонь была.
Весь дяди Васин понурый вид говорил о таком одиночестве, о такой отчаянной тоске, что ребята, позабыв свои споры, схватились за руки и тесно прижались друг к другу.
– Что, – сказал дядя Вася, – боитесь?
Ребята стали ещё теснее. Гришка над ними – как тонкая камышина.
– Дядя Федя и дядя Павел ждут вас. Всю ночь прождали. А вы в отдалении на гармони играете.
Дядя Вася позеленел.
– Ясно. Проглотил проклятую гайку.
– Они собираются за карасями идти, – сказал Пестряков Валерий. – У нас караси вот такие, как поросята. Мы ещё немножко поспорим и тоже за карасями пойдём, может быть…
Дядя Вася глаза закрыл, головой покачал, потом уложил гармонь в чемодан и пошёл было к дому, чтобы, как в детстве, отправиться за карасями: пошёл было, но вдруг свернул – помчался в другое место.
Крутёж-вертёж
– Не придумал! – засмеялась Лиза. – Я говорила!
– Опять за своё, – сказал Пестряков Валерий.
А Гришка насупился, обвёл окрестности долгим взглядом и уставился Лизе в глаза. Так уставился, что Лиза на шаг отступила.
– Есть четыре страны, – медленно начал Гришка и тут же сообразил: сказку сочинять всё же удобнее не со слова «есть», а со слова «было». – Было четыре страны. Грустная страна. Злая страна. Весёлая страна. Добрая страна.
Грустная страна была потому грустная, что на неё весёлые напали и разграбили с песнями. Весёлая страна была потому весёлая, что награбленную добычу делят, объедаются, пляшут и хохочут. Злая страна была потому злая, что куют мечи, чтобы выступить в бой против весельчаков-хохотунов. Добрая страна была потому добрая, что говорили такую мудрость: «Зачем вы, злые, себя утруждаете? Зачем оружие мастерите? Вас не затронули – и сидите спокойно. От добра добра не ищут».
Но злые добрых не послушались. Выступили в поход против весёлой страны. А когда пришли к ним, их уже нет. Они уже на добрых напали и грабят. Объедаются, пляшут и хохочут. Любили они весело пожить. Побежали злые в добрую страну. Похватали весельчаков-хохотунов. Высекли их публично. А когда замахивались, то и добрым попадало.
– Глупая сказка, – сказала Лиза, не помедлив ни секунды. – Зачем же добрым попало? Нужно было весёлых наказать, награбленное добро отобрать и на эти деньги построить балетную школу. А у тебя что? Крутёж-вертёж. Добрые – злые. Злые – добрые. Почему у тебя злые – добрые? – Лизин нос остренько клюнул небо, губы тугим шнурочком сплелись.
Пестряков Валерий стоял, вдаль глядел, рогатку растягивал – тренировался в прицеле.
– Моя сказка, конечно, самая лучшая, но и Гришкина не хуже, – наконец сказал он. – Ты, Лизка, нос не задирай и не обижайся. Твоя сказка только для переживания, Гришкина – для думания. Сейчас я на стадион пойду, дачников в футбол обыграю, потом стану думать о твоём вредоносном характере. Пришла пора, как я погляжу.
Пестряков Валерий пошёл на стадион обыгрывать дачников, а также думать над сложными вопросами жизни. Девочка Лиза направилась к своему дому обижаться и презирать мальчишек, сидя на скамейке в палисаднике среди цветов. А Гришка так загордился, что грудь раздул, подпрыгнул и полетел.
Он попал в хвост
Гришка летел повыше вчерашнего. Но с большим трудом. Устал быстро. Пролетая над канавой, молоко расплескал. И всё же, когда опустился на крыльцо, крикнул:
– Очень прекрасно!
– С чего это вы такой гордый? – спросил Аполлон Мухолов. Именно он сидел на калине и выглядел плохо.
– Как с чего? Я сказку сочинил. Хотите, вам расскажу?
– Не желаю слушать. А если всерьёз, то мне с вами и разговаривать нет охоты.
– Почему? – удивился Гришка.
– Кто меня бросил в беде?
Гришка стал вспоминать, когда же такое случилось.
– Вы имеете в виду нашу встречу с Пестряковым Валерием? – спросил он. – Но вы же сами слышали – меня позвал дядя Федя.
– У него своя голова. У вас своя… – нервно чирикнул Аполлон Мухолов. – Вы оставили меня под прицелом.
У Гришки похолодело сердце.
– Он в вас попал?
– К счастью, он попал в хвост. Я на минутку потерял бдительность, показал хвост из-за ветки.
Гришка пригляделся и увидел, что Аполлон Мухолов трясёт не всем хвостом, а только его половиной – второй половины хвоста у него не было.
– Я поговорю с Пестряковым Валерием! – воскликнул Гришка. – Я его пристыжу.
– Он вас побьёт. Он коварный и хладнокровный.
– Ничего. Я не струшу.
На крыльцо вышел академик дядя Павел.
– Дядя Вася не прибегал? – спросил Гришка.
– Куда там… Мыкается где-нибудь. – Академик провёл по Гришкиной щеке жёсткими пальцами. – Думается, ты озабочен чем-то.
– Озабочен, – признался Гришка. – Аполлон Мухолов потерял половину хвоста. Как быть? – Гришка рассказал весь конфликт по порядку.
– Не сможешь ли ты позвать Пестрякова? – попросил дядя Павел. – Я ему в глаза загляну.
Пропустите меня к воротам
За деревней, на коровьем лужке, ворота футбольные. Школьники и взрослые деревенские парни играют в футбол, когда время есть. Летом у местных мальчишек и взрослых парней времени на футбол не бывает. Играют малыши и дачники всех возрастов. И мужчины, и женщины – для развлечения.
Пестряков Валерий в воротах стоял. На руках – перчатки кожаные, взрослые. На голове – лохматая кепка с разорванным козырьком, взрослая. Колени бинтом перевязаны широким.
Пожилой, мягкотелый от сидячей работы дачник и молодая девушка Таня пытались забить Пестрякову Валерию гол. Танин транзистор стоял в сторонке.
– Забьём! – горячась, заявляли они.
– Никак нет, – говорил Пестряков Валерий. Он звучно хватал мячи. Головой отбивал, грудью, коленями и локтями.
– Феномен! – кричал пожилой дачник.
– Яшин! – удивлялась девушка Таня.
С боку ворот стояли другие шумные дачники. У каждого по собаке. Собаки лаяли и скулили. Собакам хотелось прокусить мяч. Танин транзистор давал спортивную музыку. Потому первые Гришкины слова никто не услышал.
– Извините! – громко повторил Гришка. – Пропустите меня к воротам, у меня к Пестрякову Валерию срочное дело.
Пестряков как раз мяч поймал и сейчас перекатывался по земле через голову для спортивного шика.
– Не лезь! Не лезь! – закричал он. – Не заслоняй ворота. Я сговорился подряд сто мячей поймать. Этот восьмидесятый.
– Пестряков Валерий, ты очень нужен академику Павлу Степановичу Спицыну, – сказал Гришка твёрдо. – Он тебя немедленно ждёт.
– Спицын? – спросил пожилой дачник. – Квазипространственный транспорт?
