Пестряков Валерий поднялся, руку вперёд вынес.
– Давай. – И объявил: – Бой на Калиновом мосту!
– Нет, – отклонила девочка Лиза. – Это сказка уже давно сочинённая. Ты свою сочини.
– Ладно, – согласился Пестряков Валерий. – Но смотри, Лизка, если моя сказка твою победит, чтоб без обиды. Я тебя знаю. Начинай первая.
Девочка Лиза, вздыхая на разные лады и поджимая губы в нужных местах, рассказала сказку следующего содержания:
Сказка про солнечного зайчика
Однажды вечером, когда солнце садилось и уже остался гореть над землёй только самый краешек, оторвался от него солнечный зайчик – не захотел возвращаться домой.
Решил солнечный зайчик: «Поживу-ка я на земле. Побуду в этом красивом доме, вот как в нём чисто и всё в цветах». Прилепился солнечный зайчик на занавеску и сидит себе. Солнце совсем скрылось за лесом. Солнечный зайчик с занавески на люстру перепрыгнул. С люстры на вазу – развлекается один.
В этой комнате девочка была больная, с температурой.
«Ночь уже, а солнечный зайчик всё скачет, как странно», – удивилась девочка, лёжа в постели.
Девочка смотрела, смотрела на солнечного зайчика и уснула. И зайчику стало скучно. Вдруг стало ему холодно. Он на печку прилепился, а печка летом не топленная. На букет прыгнул – цветы тоже холодные, третьего дня срезанные. Скакал солнечный зайчик, скакал – сила у него уже на исходе. На потолок прыгнул. Подумал: «Может, с потолка солнышко увижу», – да не удержался на потолке и упал. Прямо девочке на щеку. А девочка ведь больная была, жар у неё был высокий. Согрелся солнечный зайчик на девочкиной щеке и уснул.
Утром солнышко встало. Озабоченное очень. Думает солнышко: «Наверно, пропал озорной солнечный зайчик, остыл и помер». Глядь, а он вот где, на щеке у больной девочки. Бросились к солнечному зайчику быстрые солнечные лучи. Подхватили его, подбросили, шевелят-теребят. Нашёлся! Как выжил?
А девочка повернулась на другой бок, вздохнула сладко и проснулась здоровая.
Ты свою расскажи
– Ерундовая сказка, – сказал Пестряков Валерий. – Ты зачем больную девочку сочинила?
– Для переживания. Ясно же… – Девочка Лиза тихонько всхлипнула.
– И не хлюпай. Тебе бы только похлюпать.
Девочка Лиза сделала губы шнурочком.
– Ты свою расскажи. Посмотрим, какая будет твоя.
– Я ещё не придумал до конца.
– Ну и не критикуй. Гораздо легче чужую сказку разругать, чем свою придумать.
– Ну, Лизка, если ты так вопрос ставишь… – Пестряков Валерий залез на самое верхнее бревно, откашлялся суровым кашлем, руку вперёд вынес и рассказал сказку следующего содержания:
Сказка про королей
Четыре чёрных короля сказали хором: «Раз!»
Четыре чёрных короля сказали хором: «Два!»
Четыре чёрных короля сказали хором: «Три!»
Бум! Бац! Трах! Бах! Вперёд! Ура-а!.. Коли!
Четыре чёрных короля все разом померли.
И ноги кверху…
Чего молчишь?
– Хорошая сказка… Таинственная, – прошептал Гришка.
Девочка Лиза к нему повернулась.
– А ты помолчи. Как ты здесь очутился?.. Это не сказка вовсе, а пустое Валеркино бахвальство. Ты, что ли, королей победил? – спросила она у Пестрякова Валерия. – Увидел бы короля, небось дал бы дёру.
– Плохо ты меня знаешь, – возразил Пестряков Валерий. – Во-первых, моя сказка со смыслом. А во-вторых, пусть теперь Гришка рассказывает. Может, у него лучше всех получится.
– Ну-ну… – произнесла девочка Лиза добреньким голосом, не ожидая от чужих сказок ничего путного. – Рассказывай, Гришка.
Гришка задумался. Собрал все наличные мысли в центр головы – ничего сказочного, одна быль. Гришка вопрос себе задал случайный: «Куда уходят трамваи, когда свернут за угол?»
Представил трамвай посреди сосновой поляны. Внутрь вагонов залетают шмели и пчёлы, запрыгивают кузнечики и лягушата. А на месте водителя в солнечном тепле спит трехцветная кошка Семирамида…
Девочка Лиза спросила нетерпеливо:
– Чего молчишь?
– Я не молчу. У меня быль придумывается.
– Тогда и не сиди с нами, – сказала девочка Лиза. Но Пестряков Валерий её пресёк:
– А ты не командуй. Он младше, нужно ему срок дать больше. До завтрашнего утра.
Жили, живут и будут
Гришка по деревне грустно шагал, думал, как сочинить сказку. «Наверно, я совсем бестолковый. Неспособный, наверно. Ох, тяжело…»
От таких размышлений Гришку отвлекли овцы. Принялся Гришка помогать некоторым нерасторопным хозяевам загонять по дворам овец, которые идти домой не желают, всякий раз упираются и норовят убежать.
Потом помог выгружать хлеб из автофургона в магазин. Хлеб был чудесного аромата.
Потом послушал музыку из транзистора, который стоял на коленях у девушки Тани, и сказал:
– Мне нужно к завтрашнему дню сказку придумать про жили-были.
Девушка Таня глянула на него, словно он дым, который глаза щиплет, помигала и вздохнула.
– Закат нынче такой неяркий, ничего замечательного на завтрашний день не сулит.
Гришка с Таней мысленно не согласился – закат, по его мнению, был золотой. И ещё он подумал: «Зачем жили-были? Нужно сказку так начинать: «Жили, живут и будут…»
Потому что не сахар
Дядя Федя и дядя Павел сидели в большой комнате, пили чай из самовара.
– Григорий, – сказал дядя Федя. – Садись немедленно пить чай индийский. Пашка из Индии привёз – наивысший сорт. Но сиди тихо, не встревай в наши воспоминания.
Гришка налил себе чаю. Принялся было сказку придумывать такую: чай индийский на дяди Федином огороде самостоятельно произрастает в виде пальмы. Листья у пальмы разные: одни чайные, другие из серебряной бумаги, чтобы в неё чай индийский заворачивать.
Но дядя Федя и дядя Павел так громко грустили, смеялись и пели и так часто повторяли со вздохом: «Эх, Васька, Васька…» – что сказка дальше пальмы не продвигалась. Правда, придумался полосатый кот Васька, который сидел на пальме, пел песню «Не плачь, девчонка, пройдут дожди…» и мастерил себе из серебряной бумаги крылья для полёта.
Чтобы не мешать взрослым, Гришка отнёс свой стакан на кухню. Бросил в него кусок сахара-рафинада, ложечкой поболтал. Сахар развалился на большие куски, потом распался на мелкие крошки, потом и вовсе растаял, пустив по воде как бы прозрачный дым. Гришка ещё положил. Другой кусок тоже растаял.
«Интересно, – подумал Гришка. – Сахар тает, потому что не крепкий. А если поболтать в стакане гайку?»
«Какую гайку?» – спросилось в его голове.
«А вот эту».
Гайка лежала возле сахарницы. Небольшая, железная, совсем новая.
Гришка бросил её в стакан.
Крутится гайка, в стеклянные стенки тюкает, но не тает.
«Наверно, я недолго кручу, – думает Гришка. – Гайка крепкая, не сахар. Нужно её крутить подольше».
Гришка сел поудобнее, вздохнул несколько раз поглубже, чтобы сон прогнать, и принялся без устали крутить ложкой в стакане. Сам думает: «Может быть, сочинить сказку про девочку Лизу? Собирает Лиза по утрам росу с одуванчиков, потому у неё такие волосы лёгкие. Уж это, наверное, сказка…»
– Крутишь? – услышал Гришка вопрос с подковыркой.
– Кручу. – Гришка поднял глаза от стакана и увидел: стоит возле печки гражданин с чемоданом, то ли усталый очень, то ли больной. Щёки выбриты наспех – в глубоких морщинах будто пепел скопился. Волос у гражданина на голове мало, но не то чтобы лысый.
– Не признал? – спросил гражданин. И сам ответил печально: – Не признал… Раньше я на них смахивал, на Пашку и на Федьку.
– Точно, – сказал Гришка, раскрыл глаза до ломоты в висках, чтобы сон прогнать окончательно. – Есть отдалённое сходство. А вот дядя Павел и дядя Федя очень похожи.
– Именно, – кивнул гражданин. – Они же товарищи – не разлей вода. Они отчего похожи? От сходства мыслей и интересов, а также от верной дружбы.
