Его пальцы соскользнули с ее шеи, медленно провели по ключице и между ложбинками грудей, вниз по впадинке живота. Раскрытая ладонь собственническим жестом накрыла ее плоский живот. Гермиона сглотнула, ей почудилось что-то зловещее вокруг. Ей было страшно поднять голову и посмотреть, но пребывать в неведении еще страшнее.

Она подняла голову, вглядываясь в свое обнаженное тело и встречаясь взглядом с Рагуилом. Он хищно, не предвещая ничего хорошего, ухмыльнулся и присел на корточки рядом с алтарем, лицо его оказалось на одном уровне с ее коленями.

Что он…

Прежде чем она успела закончить вопрос, он раздвинул ее колени свободной рукой и прижался лицом к нежным складкам. Она вздрогнула, смущенная, испуганная, но рука на животе надавила сильнее, прижимая к алтарю и легко удерживая на месте. Он закинул ее ногу на плечо и раздвинул их еще шире. Она закрыла лицо руками, подавленная, не в силах ничего сделать, только лежать неподвижно и принять все, что он…

— А-ах!

Ее выгнуло дугой так, что алтаря касались только лопатки и ягодицы, которые он пытался удержать на месте рукой. Ее глаза закатились назад: его умелый язык обвел ее нежные складки, а потом погрузиться в узкую щель, вкушая выделяемые ею соки. Ее тело было возбуждено, готово, жаждало совокупления.

— Ты такая сладкая на вкус, — промурлыкал он, его голос грохотал в самом ее нутре, отдавался дрожью по всему телу.

Гермиона открыла и закрыла рот, не в силах сдержать свои стоны и всхлипы: слишком интенсивными и сильными были ощущения. Она ерзала и вздрагивала от каждого движения его умелого языка, от каждого царапающего прикосновения его острых клыков.

— Такая отзывчивая.

До этого момента он кружил вокруг ее самого чувствительного комочка нервов, вырисовывая вокруг узоры языком, дразня ее. Но когда он прижался к клитору губами и втянул в рот, с силой посасывая и одновременно лаская влажным языком, Гермиону снова выгнуло над алтарем, она закричала, зажмурив глаза: перед ней словно взорвалась сверхновая.

Его рука с силой надавила ей на живот, усиливая удовольствие в десятки раз, пока она не распласталась по алтарю и не захлебнулась непонятными стонами, интенсивные новые для нее ощущения толкали куда-то за грань.

Когда сознание стало возвращаться к Гермионе, он уже не прижимался губами к ее клитору. Она, тяжело дыша и хватая ртом воздух, медленно опустилась обратно на холодный мрамор алтаря; казалось, ее еще потряхивало, каждую клеточку тела, каждый нерв словно коротило. Она моргнула, глядя в потолок, часто дыша и медленно соображая. А затем его широкий язык скользнул по ее лону, поднимая ее сверхчувствительный клитор вверх, пока она не начала непрерывно подаваться ему навстречу, не в силах контролировать естественную реакцию своего тела.

Он засмеялся низко и глубоко, его рот завис над ее бедром, свободная рука начала двигаться: большой палец легко скользнул внутрь нее, загнулся вверх, массируя ее сжимающиеся стенки. Он добавил второй палец и встретил еще большое сопротивление. Она ахнула.

— Такая тугая, — прорычал он, и голос его звучал поистине инфернально. — Уже представляю, как ты будешь сжимать в себе мой член.

Его слова вызвали новую волну страха, но прежде, чем она смогла полностью осознать это, она почувствовала на внутренней стороне бедра острую боль, заставившую резко дернуться.

Она с удивлением и ужасом наблюдала, как он ласкал ее пальцами, одновременно отпивая из ее бедра. Кровь стекала по его нижней губе, оставляя алую полосу на ее бледной коже.

Внезапно ее ногу окатило жаром, который все поднимался и поднимался, проникая в самое ее нутро, заставляя мышцы сокращаться и сжимать его пальцы, как тиски. Не в силах справиться с потоком эндорфинов, разум капитулировал.

Ее глаза закатились во второй раз, тело извивалось от жара.

Он с довольным рычанием оторвался от бедра, упиваясь вкусом крови.

— Бедренная артерия — моя любимая. По крайней мере, у девственниц. Хотел насладиться твоим вкусом, пока еще ты можешь так себя называть.

Это было невыносимо: его пальцев было недостаточно. Она чувствовала себя слишком пустой, ее тело жаждало его с такой силой, что не оставалось ни одной разумной мысли. Она потянулась к нему, сжала пальцами его острый подбородок и заставила поднять на нее похотливый взгляд потемневших глаз.

— Что ты со мной сделал?

Он облизнул губы.

— Пока ничего, голубка. Но то, что я собираюсь сделать, должно тебя пугать.

А потом он поднялся, отпустил ее ноги, чтобы они безвольно свисали с края алтаря. Расстегнул штаны, и, когда его член освободился, она почувствовала, как глаза расширились от шока, страха и тоски. Она бессознательно подалась назад, и тени скользнули вверх по алтарю, обхватывая ее запястья и вытягивая руки над головой, удерживая ее на месте.

Он смотрел на нее сверху вниз, как дикий зверь на наконец-то загнанную добычу.

— Я собираюсь трахнуть тебя, Гермиона. Я собираюсь осушить тебя, — он раздвинул ее дрожащие колени, массивный член полностью встал, подпрыгивая между его мускулистыми ногами, сочась толстой каплей предэякулята из темной щели. — Я буду трахать тебя, пока ты не истечешь кровью.

Он сжал ладонью свой член и провел по стволу пару раз. Смазка капала с головки на промежность, где смешивалась с ее собственными выделениями.

— А потом и я выпью эту кровь.

Она ахнула, выгибая спину в тщетной попытке вырваться, когда он приставил головку ко входу во влагалище. Но не было спасения от сверхъестественных оков на ее запястьях или от стальной хватки его руки на ее колене, не дающей свести ноги.

— Блядь… — прошипел он, протискивая набухшую головку в нее. Ее мышцы протестующе сжались, отчаянно пытаясь изгнать чужеземного захватчика. Он тяжело сглотнул, адамово яблоко подпрыгнуло. Он толкнулся глубже, не отводя взгляда от того, как член погружается внутрь.

Гермиона застонала, вздрогнув, когда толстая головка уперлась в плеву. Одной рукой он крепко держал ее за колено, а другой скользнул вверх, чтобы схватить за бедро. Именно в это мгновение Гермиона посмотрела на нее и перехватила его полный желания и голода взгляд, от которого у нее сперло дыхание.

Он толкнулся, прорывая барьер.

Она закричала, запрокинув голову, и слезы потекли из-под ее темных ресниц.

Он продвигался все дальше и дальше, и еще дальше, это казалось бесконечной пыткой, пока не проник в ее лоно целиком. Она напряглась, сжимая его, держа словно в тисках, словно инстинктивно хотела выдоить полностью.

Она задергалась в путах, извиваясь под ним. Рука на ее бедре сжалась.

— Тс-с-с, сейчас все пройдет, Гермиона. Уже все, — от его слов она прекратила реветь, только тихо и невнятно захныкала. — Ты моя. Больше не за что бороться.

Его рука скользнула вверх по ее телу, утерла слезы. Она смотрела на него, чувствуя пульсацию его члена внутри себя, ровную и сильную по сравнению с ее собственным бешеным стуком сердца. Его пристальный взгляд держал ее в плену.

— Отдайся мне и позволь показать, как прекрасно бессмертие.

Она медленно выдохнула, когда чувственное тепло и эйфория пронзили ее тело, заставляя сжаться сильнее вокруг него. Она застонала, подаваясь бедрами навстречу, прижимаясь своим тазом к его.

Откуда-то из его груди послышалось урчание, когда он, сжав ладонью ее горло, наклонился и накрыл губы яростным поцелуем. Снова и снова он толкался в ее тугое нутро. От боли остались лишь воспоминания, как и о ее девственности, и Гермиона подавалась навстречу его бешеным движениям, отчаянно желая получить что-то.

Тени, держащие ее за запястья, исчезли. Его сильная рука скользнула ей под талию и приподняла, прижимая ее к своей мускулистой груди. Он заставил ее ноги обвиться вокруг его бедер и поднял ее с алтаря. Он развернулся, не выходя из нее: сам сел на мрамор алтаря и притянул Гермиону к себе, заставив опереться коленями по обе стороны от себя. Так он входил в нее под другим углом и, казалось, проникал еще глубже.