— Разве мог я не знать? — доносится ей эхом.

Царевна изучает его в ответ:

Острый подбородок, бледно-розовые губы и серые стальные глаза, в которых отражается танец колеблемого ветром огня свечей, что делает его всё больше похожим на дракона из старинных сказок.

— Позволь мне стереть всю ту боль, что я причинил тебе, — вплотную подходя к девушке, практически молит у неё воин, и позволяет себе немного больше, чем обычно. — Позволь показать, что я не просто чудовище, жаждущее власти, но и человек. Позволь сделать тебя той, кем ты рождена, кем ты всегда являлась… Я положу к твоим ногам весь Мир, — совсем невесомо шепчет он, нежно соприкасаясь с ней лбами и кончиками носа.

Смотрит глаза в глаза.

— Взамен я прошу лишь одного: стань навечно моей.

Третья ошибка.

И видят Боги — это её крах.

Но Гермиона соглашается, ближе придвигается к своему повелителю, сталкивается с ним горячими губами, жадно выпивающими её до капли.

Чувствует его язык в глубине своего рта, он жадный и неумолимый в своем желании исследовать её всю, по миллиметру, властвовать не только над её телом, но и над разумом.

Желает подчинить непокорную душу.

Дракон опускает её на пол и сам незамедлительно следует за ней.

Нетерпеливо стаскивает с ее плеч свободно струящуюся по телу ткань хитона, оголяя грудь; его зубы вспарывают кожу на ключице, пробуя бусины алой крови на вкус, и царевна не может сдержать стона, когда он накрывает рукой одно из полушарий.

Это…

Настоящая вакханалия.

Какое-то ужасающее наваждение, морок, проклятие, которое преследует её сквозь время и пространство.

Вечное желание, вечное сопротивление, которые подталкивают её к тому, чтобы обхватить бедрами его талию, и тут же испуганно выдохнуть, когда пальцы иноземного завоевателя касаются лона.

Узкого, влажного, жаждущего.

— Скажи что-нибудь, — стонет он, скользя пальцами по горячей плоти.

Но разве Гермиона может выдавить хоть слово?

Когда его пальцы дразнят, слегка проникают внутрь, растягивают, а потом скользят чуть ниже её входа.

Жадно исследует губами: скользит по напряжённому животу, очерчивает каждую движимую мышцу, вылизывает впадинку пупка.

Его плоть оставляет влажные следы на её бедре, когда узурпатор вновь прижимается к ней всем телом, скользит носом по щеке, оставляет поцелуи на пылающей груди.

Царевна плывёт где-то за облаками, мимо владений Гелиоса, Селены и Эос, и попадает в царствие Гекаты.

Всё это её ранит: буквально стирает в порошок, как будто она уже давно окаменела и теперь только осыпается песчинка за песчинкой.

Всё это её одухотворяет: ей кажется, что она в другом мире, переполненном сладкой неги, и ей так хорошо, что она готова раствориться в этом без остатка.

Она не видит дороги назад — это кажется необратимым.

Девушка знает, что будет больно, но только смелее подаётся навстречу, когда Дракон с утробным рыком насаживает её на себя до самого конца.

Ведь он воин, вождь, царь, сын Ареса.

Слишком эгоистичен, слишком алчен, слишком ненасытен.

Не существует для него понятий запретности или недоступности.

Девушка сама раскрылась ему навстречу, и все же сила его желания, его одержимости причиняет ей легкую боль, от которой она едва слышно болезненно стонет, впиваясь в руки своего врага ногтями.

— Если бы я только мог остановиться, — хрипит он, врываясь в неё снова и снова, пока служанка, рабыня, царевна — кто она теперь? — выгибается под ним, стремясь изгнать и боль, и невыносимый жар из своего тела.

Боги наблюдают за ними и потешаются.

Гермиона это точно знает, ведь не зря была до мелочей продумана вся эта слезливая глупая история.

Но когда горячее семя Дракона стекает по её бедрам, а она сама содрогается в экстазе мутного наслаждения, ей на минуту становится всё равно.

***

Через несколько дней, к глубокому удивлению собственных подданных, повелитель сваливается с ног на одной из тренировок его войска.

Он хрипит, кашляет и глухо пытается выхаркнуть что-то из недр собственных лёгких, которые как будто чем-то закупорили.

Он силится делать как можно больше вдохов, но лишь больше раздражает болезнь и снова заходится в припадочном кашле.

Никто из слуг не понимает, что происходит.

Никто из целителей не видит корня проблемы.

Ведьмы шепчутся о том, что это сильная жестокая магия, и за их помощью обращаться уже поздно.

Узурпатор не встаёт с постели, всё больше теряясь в муках лихорадки и всё меньше узнавая, где реальность.

Гермиона прокрадывается в его покои ночью, когда весь дворец спит, и бестолковая стража не видит ничего дальше своего носа.

Она снова подходит к ароматическим лампам, выливает туда пахучее свежими ягодами масло, поджигает свечи и с прозаичной улыбкой смотрит на то, как ядовитые пары расплываются по комнате.

— Это была ты, — через силу, едва-едва лепечет когда-то бравый воин, с ужасом понимая, что предала его та, о ком он даже не думал.

Недальновидный идиот, знал, что она жаждет его прикончить, и не додумался до того, что она уже давно распланировала всё до мелочей.

Посчитал, что раз вытащил у неё из-за пазухи одно оружие, она не воспользуется другим.

Наверное, он слишком сильно хотел верить в её душу.

— Я, — просто соглашается с ним Гермиона, не боясь быть услышанной.

Она подходит ближе к своему господину, присаживается на край его кровати, нежно убирает со вспотевшего лба прядь сальных волос и лучезарно улыбается.

У неё ведь всё получилось.

— Ты отобрал у меня город, дом, семью… И я отплатила тебе тем же.

— Я оставил тебя в живых! — рычит Дракон, силясь подняться с кровати.

Но ничего не выходит — у него не осталось сил.

— К чему мне жизнь, если всё, что я любила, ты стёр в порошок? — без эмоций вопрошает у него служанка.

И на минуту чужеземец замирает, обдумывая её слова.

Он ведь и сам такой же, внезапно думается ему, и теперь он смотрит на девушку, ни как на грязную служанку, ни как на светлейшую царевну, но как на воина, который идёт до конца.

В первую их встречу она назвалась Немезидой, а теперь стала его возмездием.

— Я любил тебя, — на последнем издыхании признаётся мужчина, вновь попадая в плен янтарных глаз.

Это странно, но ему кажется, что они стали светлее.

На его признание дева лишь слабо улыбается, раскрывает его широкую ладонь, в которую вкладывает свою старую серебряную цепочку, на которой изображена величественная сова, и с которой она не расстаётся с самого детства, чудом сохранив её при себе за время службы при дворе, и осторожно тянется к его лбу, оставляя на прощание свой последний поцелуй.

— Наша вечность ещё не закончена, — прикрыв глаза, заверяет его Гермиона, а Дракон чувствует, как от её прикосновений по его коже ползут склизкие противные змейки мороза.

Он всё понимает:

Вместе с ним умирает и она.

========== Глава 3. “Чистокровность”. ==========

Комментарий к Глава 3. “Чистокровность”.

Для справки напоминаю, что главными героями фанфика всё также являются Драко и Гермиона, точнее, те люди, кем они являлись до того, как стали хорошо знакомыми всем нам Малфоем и Грейнджер. Так что преждевременно пугаться того, что здесь не фигурируют привычные имена, не стоит. Прочтя эту историю, по ходу повествования, вы найдёте намёки на нужных нам героев. Приятного чтения.)

Кровь человеческая не вода — это то, что определяет, соединяет и становится нашим проклятьем.

— Ну, давай же, тупая скотина, поднимайся! — разносится по конюшне грозный приказ, и от голой бешеной ярости, прозвучавшей в мальчишечьем голосе, Каролина Форез даже вздрогнула.

Конечно, она поступала просто некрасиво, можно даже сказать прескверно, пробравшись сюда ночью без разрешения и так непристойно подслушивая чем там занимается кто-то из учеников, но, как говорится:

Не пойман — не вор.

Это, как раз-таки, их случай.