— Что такие, как вы, здесь забыли? — спросила богиня.

Вампирша, пусть и заметила с какой напускной строгостью и неким пренебрежением с ней говорит нежданная оппонентка, не обратила на это особого внимания.

Она тоже царственная особа, и прекрасно знает этот показательно-величественный тон.

Тяжела голова, что носит корону.

— А разве не видно? — елейно спросила она, кивком головы заставив собеседницу осмотреться вокруг. — Пируем.

И правда. Помимо гигантских мелкосортных демонов, крушащих каменные здания города одним лишь ударом кулака, и, сверкающих своими огромными белоснежными крыльями, богов, вызывающих природные катаклизмы, с завидной поочередностью рушащихся на землю, в этой бешеной, крутой суматохе то и дело мелькали почти ничем не отличающиеся от людей чудовища, жадно нападавшие на слабый, потерянный народ.

— Нашли развлечение там, где царит Смерть? Это в вашем стиле, — кривя губы, произнесла богиня. — Наживаться и возвышаться на чужом горе… монстры есть монстры.

На эти грубые слова её оппонентка только приветливо-прозаично улыбнулась.

— Рассуждать о том, что хорошо и что плохо, являясь частью тех, кто принижает и унижает, так легко, — не осталась в долгу вампирша. — Как раз в вашем, божественном, стиле.

— Я не являюсь частью этого! — сурово ответила Элли, сама понимая, что глубоко завирается.

Пытается обмануть не только других, но и саму себя.

— Ты здесь, значит, ты часть этого, — отрезала блондинка.

Элизабет снова осмотрелась вокруг.

Каждый раз одно и то же:

Разрушения, погромы, пробирающие до костей крики, боль, кровь, ненависть и смерть.

Сплошной замкнутый порочный круг.

И каждый раз, проходя одну и ту же дорогу, казалось, что всё это становится только невыносимее. Страшнее. Ужаснее.

За пределы круга выйти нельзя.

И уничтожить его не получается.

Из уголка правого глаза скатилась хрупкая слеза, оставляя на щеке мокрую блестящую дорожку.

— Я не хочу всего этого, — внезапно вслух призналась богиня.

Она не знала к кому конкретно обращалась.

То ли к своей неожиданной собеседнице, которая, казалось, понимала её душевную смуту.

Откуда только ей хоть что-то знать об этом?

То ли к собственной матери, которой, очевидно, страсть как нравилось ставить дочь перед камнем преткновения, за которым скрывалось сотня дорог, а она глупо топталась перед ним, не зная, что лучше… правильней выбрать.

Богиня постоянно заставляла её выбирать. Будто проверяла на прочность.

То ли она говорила это самой себе, в попытках ускорить и упростить собственный выбор.

Легче не становилось.

— Что-то новенькое, — прекрасно услышав её, подытожила вампирша. — Но едва ли в это сильно верится.

— Я жажду мира, — серьёзно заявила серебряноволосая. — Я не чудовище.

Блондинка коротко усмехнулась, кивнув в сторону рушащих город собратьев:

— Тогда они тоже.

— По ним не особо видно.

— А ты всех судишь только по их внешнему виду и тому, кем они родились? Думаешь, что раз мы являемся чудовищами, то не можем желать мира и спокойствия? Не можем быть подобными Вам, Богам?

Для вампирши, пусть по ней и не скажешь, это была такая же болезненная тема, как и для богини.

Она тоже не одобряла всего этого мрачного произвола.

Ненавидела это шаткое, подвешенное состояние на грани войны и мира, которое царило между жителями Подземного Мира и Небесного Царства.

Она желала для всех спокойствия и единения.

Но её, как и её неожиданную оппонентку, никто не слушал и не пытался услышать.

— А разве нет? — как будто это самое очевидное, что только есть, спросила серебряноволосая. — Ведь вы всю жизнь проводите во Тьме. Вы убиваете, караете и играете чужими жизнями…

— Разве того же не делают твои собратья? — Не ждя ответа на вопрос, она усмехнулась.

Достаточно было оглядеться вокруг, чтобы признать её безоговорочную правоту.

— Это другое!..

Ни у кого из них нет выбора. Они подчинены Верховному Божеству. И пойти против неё — всё равно, что самолично отправиться на смерть.

— И это всё ваше жалкое оправдание, — опровергла светловолосая. — Вы, боги, постоянно твердите о том, что являетесь наставниками для всех существ, помощниками, добродетелями, спасителями… Но правда в том, что, позорно прикрываясь светом, вы вершите то, что впору демонам, то, что впору всем тем кровожадным чудовищам, которых вы так боитесь и на которых вы стали так поразительно похожи. Вот какие на самом деле Вы, Боги.

Элизабет казалось, будто её наградили жёсткой пощёчиной.

«Свет твой настолько ярок, что затмевает и тьму, и ложь, и правду», — буквально выплюнул ей в лицо младший Принц Ада, перед тем, как она вероломно, безжалостно, подло наградила его и его старшего брата мучительной болью.

«Потому что ты такая же, как и все боги: хитрая, коварная, лицемерная», — несмотря на проведённое вместе время, не пытаясь быть милосердным, заявил Мелиодас.

И был прав.

Она знала, что её мать требует привести человеческую ведьму в Небесный Дворец, обещала Людошиэлю, что ещё немного, и она исполнит приказ.

А сама в это время развлекалась и радовалась жизни.

«Позорно прикрываясь светом, вы вершите то, что впору демонам».

Её люди, её войско, её друзья и знакомые с позволения Верховного Божества уничтожали целый человеческий город, заливали священную землю алой кровью, очерняли собственные души.

И это несмотря на то, какими благодетелями они всегда себя выставляют.

Вот, какие они, Боги.

Вот, какая она, наследная принцесса Царства Небесного.

Кровавая Элли.

— Госпожа Элизабет, вы в порядке?

Нет.

Она совершенно не в порядке.

— Что это демоническое отродье Вам сделало? Она вас ранила?

Богиня через силу подняла голову и отрешённо посмотрела на застывших в паре метрах над ней Архангелов, которые с беспокойством переводили свои взгляды с неё, поражённо стоящей на земле, на светловолосую вампиршу, находящуюся подле неё.

И, скорее всего, подумали, что вампирша как-то ей навредила.

Да, навредила.

Но только лишь тем, что окончательно открыла глаза на этот мир.

Донесла до её мыслей всё то, что с таким усердием ей объясняли и Зелдрис, и Мелиодас.

— Остановите эту бойню, — сипло выдохнула принцесса, больше не в силах слышать крики людей, которые страдали по вине её народа.

Больше не в силах отворачиваться от той части самой себя, которая верила в то, что что-то ещё можно исправить. Которая взывала, кричала, умоляла прекратить всё это кровавое безумие.

Больше не в силах идти на поводу у своей Госпожи.

Больше не в силах быть ручной марионеткой, бездушной куклой собственной матери.

— Остановите эту бойню! — уже громче повторила богиня, видя, что Архангелы, видимо, решившие, что она не в себе, не торопятся исполнять её волю. — Это приказ!

— Госпожа Элизабет, вы ведь понимаете, это воля вышей матери, — ответил Тармиэль, пытаясь сгладить углы. — Мы не можем пойти против Неё.

— Моей матери здесь нет, и вы подчиняетесь мне, исполняйте то, что я говорю. Уводите наши войска из Белиаруина! — всё ещё находясь на земле, смотря снизу-вверх на парящих в воздухе Архангелов, но зная, что её мощь, её сила, её власть возвышается даже над ними, зная, что их слово против её — ничто, твёрдо отдавала указания Элизабет.

Она дочь Верховного Божества, наследная принцесса Небесного Царства и обладает властью не меньшей, чем её мать.

О чём та ещё пожалеет.

— Одумайся, Элизабет, Госпожа не простит тебе этого, — беспокоясь за подругу и боевого товарища, которую уже очень давно учил драться и постоянно защищал, более мягко попросил Сариэль.

Верховная Богиня порой была непреклонна даже в отношении своих близких.

— Тогда я не стану просить прощения, — только и ответила ему девчонка, решительным взглядом смотря на всех вокруг. И ещё строже добавила: — Исполняй приказ.