— …в сокровенных глубинах вашей подмышки!

— Мерзко, — невольно морщится Делла.

— Согласен, — кивает Зигзаг, отправляя в рот очередную горсть кукурузных хлопьев.

***

И они смотрят не меньше десятка любимых серий Зигзага. А потом — любимый сезон, а потом — спешл к любимому сезону, а потом — первый сезон, потому что Делле самой интересно, с чего всё началось.

Опустевшая коробка из-под хлопьев небрежно опрокинута набок, колы в бутылке — осталось на самом дне. Делла уже давно с филигранной аккуратностью обходит взглядом часы. И чувствует, как лицо болит от улыбки. Они больше не подпевают заставке — слишком устали; только покачивают в такт руками, ногами и иногда стаканами, чуть-чуть расплёскивая колу.

Мимолётно, какими-то фоновыми обрывками мыслей Делла удивляется тому, как же легко с Зигзагом. После того, как, вернувшись на Землю, она едва не захлебнулась в сложностях общения, в этических тонкостях, о которых напрочь успела позабыть, — даже не верится теперь, что с кем-то может быть так легко. Что можно просто озвучивать то, что думаешь, не подбирая в мучениях формулировки, и не бояться, что в твоих словах увидят какой-то тайный смысл. Что можно просто делать то, что считаешь нужным и уместным сделать, — и не бояться, что другие решат, что твои действия что-нибудь не то значат.

Зигзаг просто говорит что думает, делает что считает нужным, и от остальных ждёт того же; чёрт побери, ну почему так не могут — все? Жизнь настолько была бы проще.

И даже когда его рука незаметно ложится на спинку дивана позади Деллы — она чувствует, что это тоже ничего не значит. Будь на его месте кто-то другой — напряглась бы сразу, истерзала себя догадками; но с Зигзагом всё иначе. Она уверена, что тот проявляет симпатию совсем по-другому — просто подходит, просто говорит искренние, без всяких обиняков комплименты, просто зовёт на свидание; а ещё она отчего-то совершенно уверена, что отказывают ему крайне редко.

И потому она спокойно кладёт голову ему на плечо, когда чувствует себя уставшей. И прикрывает глаза, всего на секундочку.

Это тоже ничего не значит.

***

За годы приключений отучаешься от некоторых манер простых обывателей — например, испытывать беспокойство, просыпаясь в незнакомом месте. Вместо этого, просыпаясь — не важно, где, — первым делом изучаешь обстановку; и потом уже решаешь, что делать дальше — испытывать беспокойство или ещё что-нибудь.

Делла просыпается с некоторым недоумением, помня, что засыпать вроде бы не собиралась; но так или иначе, по старой привычке первым делом изучает обстановку. И сразу понимает, что делать дальше — не шевелиться и не совершать резких движений.

Первые, слабые ещё лучи солнца пробиваются сквозь зефирно розовеющий квадрат неба в окне. На стареньких часах, висящих рядом с постером, — почти шесть утра. Менюшка со списком серий, что появляется по окончании просмотра, застыла на экране телевизора. Зигзаг спит, осторожно приобняв Деллу за плечи, прислонившись щекой к её макушке.

На несколько секунд она прикрывает глаза, слушая его медленные вдохи и выдохи, игнорируя причудливые полусонные мысли, скользящие в голове. Затем — с осторожностью, достойной полного ловушек древнего храма где-нибудь в устье Амазонки, выбирается из-под руки Зигзага. Тот что-то невнятно бормочет и улыбается, откидываясь затылком на спинку дивана, — но не просыпается.

Делла берёт с подлокотника пульт, и, прежде чем выключить телевизор, пробегает глазами по списку серий в сезоне; на какой её угораздило вырубиться? События сплетаются в памяти, отличить сон от не-сна оказывается сложно — и она уже сама не знает, что видела на экране, а что додумало её воображение.

Она подходит к столу, быстро находит ручку, но закапывается в гору хлама в поисках чистого листка бумаги, и внезапно вздрагивает от глухого картонного стука. На пол падает упаковка из-под кукурузных хлопьев; идеальная-мама-с-идеальной-причёской смотрит на Деллу снизу вверх, с пола, всё тем же кукольным взглядом голубых глаз. Странно — вчера Делла едва ли не полночи пусть подсознательно, но ощущала этот жгучий взгляд на своём виске; сейчас же — и вовсе забыла, что где-то там стоит эта чёртова коробка.

А теперь, вновь наткнувшись на этот взгляд, смело смотрит в ответ в нарисованные глаза — а затем импульсивно, совсем по-ребячески показывает картонной леди язык, достав кончиком едва ли не до подбородка; и отворачивается обратно к столу, глупо и радостно усмехнувшись.

В кипе хлама удаётся наконец найти чистую с одной стороны бумажку, на которой она выводит торопливым размашистым почерком:

Спасибо за вечер! Мне было очень весело!

И добавляет, чуточку поколебавшись:

Вырубилась на эпизоде, где ЧП нашёл письмо от Нашатырки в юности. Чем закончилось, уже не запомнила. Пересмотрим, ладно?

И в конце рисует смайлик — две жирные точки с лукавой загогулинкой рядом.

Было бы, конечно, здорово остаться. Сложить картонный пистолет из коробки из-под хлопьев — и поприветствовать Зигзага с утра нестареющим «Ну-ка, от винта!». Совместными усилиями попытаться приготовить завтрак на старенькой индукционной плитке — и наверняка его сжечь: отчего-то в отношении кулинарных способностей Зигзага, как и своих, у Деллы нет никаких иллюзий. Вылить из бутылки остатки апельсинового сока, призывая выросшую в них цивилизацию выйти на контакт. Смириться с тем, что нормально позавтракать не светит, отыскать последнюю пачку чипсов, сесть с ней у ангара на согретую утренним солнцем траву и разговаривать — долго-долго. Делле о многом, очень о многом нужно спросить. Особенно — о дяде Скрудже в те годы, что он провёл без неё и Дональда. Никто, кроме Зигзага, честно ей об этом не расскажет.

Но она знает, что сейчас — есть кое-что, что ещё важнее.

Вернуться в особняк сейчас, рано-рано утром, пока все — или почти все — ещё спят. Заглянуть в детскую, воспользовавшись безответственно незапертой дверью, и сглотнуть комок в горле, глядя на то, как сладко дрыхнут в своих мешках уставшие за ночь ребята. Постучаться в кабинет к дяде Скруджу — тот всю жизнь, сколько Делла себя помнит, просыпался не позже шести, — зайти и долго, путано, с бестолковой улыбкой на лице рассказывать про свои вчерашние похождения, а потом, с ещё более бестолковой улыбкой — слушать про похождения остальных. Удивить миссис Клювдию, которая уж точно не ожидала увидеть Деллу так рано утром. Дождаться, пока дети проснутся, притащить огромную пачку кукурузных хлопьев, а потом научить, как правильно есть осточертевший завтрак — без молока, зачёрпывая в горсть, и непременно вместе с интересным сериалом…

Зигзаг всё это поймёт, поймёт обязательно. И поэтому Делле совсем не стыдно, когда она, оставив записку на столе, выскальзывает из ангара в тёплое утро.

Газон и дорога, ведущая от ангара к особняку, залиты совсем ещё юным, незамутнённым солнечным светом. И Делла выходит на дорогу, и смотрит на солнце, чуточку щурясь, и чувствует себя удивительно счастливой и свободной. За прошедшую ночь она, конечно, не стала ни на йоту ближе к идеальной мамочке — скорее уж наоборот; но теперь она отчего-то уверена, что быть неидеальной Деллой Дак ничуть не хуже.

А быть может, это и вовсе лучшее, что может быть на свете. Для неё уж точно.

Ведь Деллу Дак ничто не остановит.