Однажды я наткнулась в Интернете на картинку, где собаки, сидя перед захлопнувшейся за хозяином дверью, горестно воют: «Он больше никогда не вернется», – и показала ее Амелину.

– Это ты, когда спрашиваешь, напишу ли я тебе завтра.

– Точно, – засмеялся он. – Я же не знаю, когда ты перестанешь мне писать.

Прощаясь и расходясь в разные стороны, мы всегда оглядывались одновременно. Из-за чего он возвращался, и мы снова прощались.

Мы могли долго стоять, обнявшись, и не разговаривать. Просто слушать музыку и быть вместе. Раз, пережидая дождь, проторчали на автобусной остановке полтора часа, не произнеся ни слова и не заметив, что он закончился.

Все вроде бы было хорошо, однако во всех этих, так оглушительно обрушившихся на наши головы чувствах постоянно присутствовало нечто тревожное и беспокойное. Словно мы находимся в комнате свиданий по разные стороны решетки и где-то за спиной громко тикают невидимые часы, со злобной методичностью отмеряя отпущенное нам время.

Никиту я ждала к восьми и потихоньку собирала рюкзак, решив, что даже если с родителями договориться не получится, то все равно уеду. Папа вечно шутил, что упрямство – мое второе имя, но я предпочитала называть его настойчивостью.

На роль своего фиктивного сопровождающего я выбрала Никиту, потому что он казался мне спокойным и самым что ни на есть «приличным парнем». Симпатичный, темно-русый, аккуратно стриженный, с ясным, понимающим взглядом и скромной улыбкой. Шмотки на нем были модные, но без выпендрежа, а разговаривал он охотно и, вместе с тем, сдержанно. Обычный ровный парень, без отпечатка излишней правильности или самодовольства, таких все любят и принимают за «своего».

В его глазах читались разум и рассудительность, да и сложен он был вполне неплохо, что для моей мамы, отдающей предпочтение физически крепким ребятам, являлось несомненным плюсом.

Я отправила ему сообщение днем, часа в три, спросила, не передумал ли. Он заверил, что все в силе, и перед тем, как поедет ко мне, заранее позвонит.

Но заранее никто не позвонил и не написал. Просто в двадцать пятнадцать по квартире прокатился резкий, требовательный звонок, как всегда звонят чужие, и я со всех ног побежала открывать.

Мама, совсем недавно вернувшаяся с работы, в растерянности вышла в коридор:

– Кто бы это мог быть?

Не раздумывая, я распахнула дверь и застыла в немом изумлении.

На пороге стоял незнакомый парень в яркой голубой тенниске и с длинным шрамом поперек левой щеки.

– Приветик, – сказал он, широко улыбаясь. – Помнишь меня?

– Кто там? – мама тут же нарисовалась за спиной. – Тоня, это к тебе?

Но я и сама не знала. Парень нашелся раньше.

– Добрый вечер, – не переставая улыбаться, вежливо поздоровался он. – Тоня просила подойти сегодня к восьми.

– Да, мам, – я все еще пребывала в легком недоумении, лицо его казалось смутно знакомым. – Это… Это…

– Алексей, – тут же представился он, вынимая руки из карманов узких, укороченных по щиколотку светло-голубых джинсов.

– Очень приятно, – откликнулась мама и, мгновенно отсканировав его с ног до головы, ушла к себе в комнату.

– Короче, Никитос не смог, у него там какие-то траблы. Так что я за него. Что нужно сказать твоей маме? – спешно заговорил парень полушепотом.

– Для начала нужна достоверная версия, откуда я тебя знаю. – Я изучающе его оглядела. Лицо смазливое, фигура спортивная, взгляд нахальный.

– Ты что, меня не помнишь? – с наигранной обидой он поджал губы. – Я, например, тебя хорошо запомнил. Правда, по волосам в основном. Сейчас все в синий красятся, а у тебя красные. Прям, огонь.

– На загадки времени нет. Мы встречались?

– Не, ну если бы мы встречались, ты бы уж точно меня не забыла, – понизив голос, многозначительно произнес он и сразу рассмеялся: – В больнице тебя видел, когда ты к своему суициднику ходила. Я же Леха, друг Тифона. Странно, что ты меня не запомнила.

Когда я ездила к Амелину в больницу, я вообще мало кого запомнила. Только Никиту, потому что как-то раз мы оба приехали туда раньше времени и проторчали в больничном холле не меньше часа.

– Отлично, – это была замечательная, абсолютно правдивая версия. – Я просто скажу маме, что ты едешь со мной к Амелину, и ты это подтвердишь. Вот и все.

– Окей, – запросто согласился Леха. – А Амелин это кто?

– Тот самый мой друг из больницы.

– А-а-а. Суицидник, так бы сразу и сказала.

– Вообще-то его зовут Костя.

– Мне, если честно, вообще пофиг, хоть Игнат.

– Какой еще Игнат?

– Откуда мне знать? Говорю же, без разницы.

– Ты готов?

– Я как пионер – всегда готов, – Леха расправил плечи, растянул свою белозубую улыбочку еще шире и прямо-таки засиял весь, будто первоклашка на школьном утреннике.

– Ма-а-а-м, – позвала я. – Подойди. Дело важное.

Мама, успев переодеться в светло-серый домашний костюм, появилась через минуту.

– Я слушаю.

– Мам, мы с Лешей завтра к Косте в деревню поедем, хорошо?

– Что? – переспросила она, хлопая накрашенными ресницами, будто не расслышала.

– Говорю, что мы с Лешей завтра в деревню поедем. К Косте.

– Туда и обратно, – зачем-то вставил Леха. – Давно не виделись. Повидаться охота.

Последнее он, пожалуй, зря добавил, потому что мама сразу же насторожилась и, легонько отстранив меня, распахнула дверь шире.

– Да вы проходите, Алексей. Не стесняйтесь, Тоня никогда не может людей нормально принять.

– Что вы, спасибо, конечно, но я так… На пять минут забежал, – Леха сделал шаг назад.

– Да, – подхватила я. – Леше идти нужно.

– Пройдите, пожалуйста, – в голосе мамы послышалась твердая настойчивость. – Буквально на пару слов.

Нехотя переступив порог, Леха присел и принялся расшнуровывать полукеды, а когда мама направилась в гостиную и жестом позвала нас следовать за ней, бросил на меня недоуменно-вопросительный взгляд. Но объяснить я ему ничего не могла, потому что сама не понимала, что она задумала.

Сдвинув ворох неглаженного белья в сторону, мама усадила нас на большой диван, а сама села в кресло напротив. Сложила руки на коленях и выпрямила спину.

Даже в домашнем костюме она выглядела, как на офисных переговорах.

– Итак, Алексей, как я понимаю, вы знакомый Тони?

– Ага, – Леха кивнул. – Мы в больнице познакомились, когда этот…

Он метнул в мою сторону обеспокоенный взгляд.

– В общем, в больнице. Я к своему другу приходил, она к своему…

– И теперь вы собираетесь поехать вместе завтра за город? Двести километров от Москвы? Пять часов на электричке. Пять туда и пять обратно?

Определенно мама взяла эти цифры с потолка, но возразить я ничего не успела.

– Ну да, – запросто согласился Леха. – Почему бы и нет? Тоня сказала, что вы ее одну не отпускаете, вот и попросила меня… ее сопроводить. А мне несложно. Все равно делать нечего.

– Да? – мама недоверчиво прищурилась. – Это хорошо, а то я уж было подумала, что Тоня привела вас сюда для вида. Лишь бы я ее отпустила.

– Нет, что вы! – Леха очень достоверно вытаращил глаза.

– Рада, что я ошиблась, – мама откинулась на спинку кресла и переместила руки на подлокотники. – Значит, вы, Алексей, клянетесь мне доставить Тоню обратно домой в целости и сохранности?

– Я? Э… – Леха заерзал. – Ну типа.

– Так вы клянетесь? – Она разве что не добавила «под присягой».

– Мам, – не выдержала я. – Ну ты чего?

Мамино лицо сделалось непроницаемым.

– А то, что я в первый раз вижу человека и, отпуская тебя с ним, должна быть уверена, что у него исключительно серьезные намерения.

– Какие еще намерения? – Леха аж подскочил на диване.

– Самые благородные.

– Ну это само собой.

– Вот и хорошо, тогда я, конечно, не возражаю, чтобы вы поехали навестить Костю и передали ему мои соболезнования.

Мы с Лехой одновременно выдохнули.