– На помойку?! – Бабушка метнула в него убийственный взгляд. Счастье, что не я это ляпнул. – Как тебе не стыдно, Ваня? Родители горбатятся, зарабатывают, стараются жизнь вам приличную обеспечить, а вы ничего не цените.

– Но там мои лыжи с пятого класса. Они маленькие, и крепление сломано.

– Детям твоим достанутся. Мы не миллионеры!

– А чугунная мясорубка? – не унимался Дятел. – Она кому достанется?

– Это раритет. Через сто лет она дороже автомобиля стоить будет.

– Ну а магнитола? Она не работает, и ее уже никогда не починишь.

Дурацкий Дятел. Бабушка взвилась окончательно:

– Совести у вас нет! Память о дедушке – на помойку. Значит, так, сейчас оба идете и приводите балкон в порядок. Что-то лишнее можно на антресоли убрать.

На антресолях места не было, это я знал точно, но промолчал и снова взглянул на часы. Семь пятнадцать. До дома этой Тони минут двадцать быстрым шагом, на другую сторону шоссе. Я обещал прийти к восьми.

– Мне нужно будет уйти, – осторожно сказал я. – Но через час я вернусь и все сделаю.

Бабушка рассерженно обернулась:

– Через час? Никита! Я тебя знаю. Ты не придешь через час!

– Честно, приду. Мне очень нужно. Я обещал человеку помочь.

– А я, значит, не человек? Мне помогать не нужно?

– Я приду и все сделаю.

Бабушка уставилась на меня немигающим взглядом.

– Почему я не удивлена? Мы с Ваней только приехали, устали, всю ночь в поезде тряслись, а у тебя одни гулянки на уме.

– Клянусь. Я сбегаю очень быстро, а потом приду и разберу балкон. Могу один. А Ваня пусть отдыхает.

– Мне совершенно несложно, – вклинился услужливый Дятел.

– Один ты будешь разбирать его неделю, – сказала бабушка так, словно Дятел был главной рабочей силой.

Если она что-то вбила себе в голову, то переубедить ее не смог бы даже президент.

Я вскочил и решительно направился в большую комнату. Если поспешить, можно было попытаться успеть. Ну приду не к восьми, а к девяти, ничего страшного не случится. Не такое позднее время, и Тонина мама никуда не денется.

Распахнув балконную дверь, я оглядел завалы, и энтузиазма заметно поубавилось. Я принялся быстро затаскивать в комнату то, что лежало с краю.

Однако бабушка была уже тут как тут.

– Ну что ты творишь? Лишь бы от меня отделаться? Я поняла. Ладно, уходи на все четыре стороны. Но тогда завтра ты никуда не едешь, и у тебя будет достаточно времени разобрать балкон как следует.

Ситуация сложилась тупиковая. Не пустить меня она, конечно, не могла, но если я уеду, не получив ее «благословения», то гарантированно произойдет грандиозный семейный скандал, который потом еще полгода расхлебывать.

Сначала я собрался написать Тоне, что не приду. Понимал, что это подстава и что в ее глазах я окажусь ослом, но делать было нечего. Уже почти отправил сообщение, но тут в голову пришла неплохая идея, и я позвонил Трифонову:

– Слышь, Тиф, ты бы не мог сходить к этой Тоне и поговорить с ее мамой?

– К какой еще Тоне?

– Ну помнишь, та красноволосая, вчера подходила, просила отпросить ее у мамы, типа парень ей нужен.

– А ты чего?

– Темные силы не пускают.

– Бабка?

– Она. Если сейчас уйду, завтра с поездкой облом будет.

– Я тебе дам облом. Все уже на мази. Где я четвертого человека до завтра найду?

– Нет-нет, я поеду, – заверил я. – Но только хорошо бы этот вопрос уладить, а то получится, что я ее продинамил.

– Это я понял. Но серьезно, ты правда считаешь, что хоть одна мама со мной отпустит свою дочь?

Я задумался. Вид у него и правда был не самый благонадежный.

– Ты просто сходи, ну не отпустит, значит, не отпустит. Это уже не наша проблема. Главное – по-честному.

Тема «по-честному» всегда его цепляла. Во вселенной Тифона честность являлась основной системой координат.

– О! Я придумал, – вдруг оживился он. – Короче, давай ее адрес.

– А что ты придумал?

– Потом узнаешь.

– Но что мне ей сказать?

– Ничего не говори пока. Я тебе позже позвоню.

С чистой совестью я отправился на помощь Дятлу, и под неусыпным бабушкиным руководством в следующие три часа мы старательно перекладывали древний хлам справа налево и даже уговорили ее кое-что выкинуть. Набили два больших голубых мусорных пакета и потащили на помоечные контейнеры возле соседнего дома.

На улице посвежело, и после духоты квартиры наши взмокшие лица приятно обдувал вечерний ветерок.

– Ты не обижайся, – сказал я Дятлу, когда мы вышли из подъезда, потому что видел, как он расстроился из-за лагеря и моего отказа. – Если бы мог, я бы тебя обязательно взял.

От тяжести бьющего по ногам мешка его немного пошатывало. Я протянул руку, чтобы помочь, но он резко отдернул мешок, из-за чего его занесло в сторону и он чуть не опрокинулся через газонное ограждение. Я поймал его за локоть.

– Ты даже не захотел попробовать, – с упреком сказал он.

– Потому что я знаю. Мы говорили про это. Чем больше людей, тем меньше каждый из нас заработает. А Трифонов очень хочет заработать. Ему мотоцикл новый нужен.

– Понятно, – Дятел печально кивнул.

Вообще-то он редко обижался.

– Думаешь, мне нравится все лето проводить с бабушкой? Думаешь, это легко? Ваня, не сутулься, Ваня, не щурься, вылези из телефона, причешись, отряхнись… Я, может, тоже хотел бы с ребятами хоть куда-нибудь… Все равно куда. Просто чтобы сам по себе.

Подобное я слышал от него впервые. Они с бабушкой всегда прекрасно ладили. Бабушка опекала его из-за болезни, а он никогда не сопротивлялся.

– Ну давай в следующий раз мы рванем с тобой куда-нибудь вместе. Хочешь, на море поедем?

В эту минуту я готов был пообещать ему золотые горы. Дятел, хоть порой и невероятно злил, но за год совместного проживания в одной комнате я успел привязаться к нему, а признание насчет бабушки очень подкупило.

– Правда? – он тут же встрепенулся. – Можно следующим летом поехать, да?

– Конечно. Сдадим сессию и поедем.

– Точно! Классная идея.

Мы дружно размахнулись и закинули мешки в мусорные контейнеры. Послышались звон бутылок и глухой скрежет.

Дятел по-детски рассмеялся и заметно повеселел.

К нашему возвращению бабушка успела приготовить ужин. Но только мы уселись за стол, как позвонил Трифонов, и я вышел в коридор.

– Короче, капец, – сразу начал он. – Криворотов никуда не едет.

– Как не едет? Почему?

– По кочану!

– Вы поругались?

– Поругались? Да я бы его урыл. Обещает сам туда потом подъехать, но верится слабо.

– А мы?

– Мы – едем. Только если не успеем все сделать, нам не заплатят.

Я тотчас вспомнил мамины слова насчет дешевой рабочей силы.

– Слушай, Тиф, а что, если нам Соломина с собой взять? Он весь вечер просится с нами.

– Соломина? – Трифонов фыркнул. – Он же и кирпич не поднимет.

– Хоть какая-то помощь.

– Ладно, давай Соломина.

– Ну тогда отлично. А что с Тоней? Получилось с ее мамой поговорить?

– Про это лучше не напоминай, – неожиданно зло прошипел он. – Кругом идиоты одни. Она, ты, Криворотов, ну и я тоже – придурок.

Я не знала, как все должно быть на самом деле и как это происходит у других, но, судя по всякой восторженной мути, поднимаемой вокруг этой темы, подозревала, что совсем не так.

Мы никогда не были по-настоящему расслаблены и свободны.

Ни сидя полночи возле моего подъезда и пытаясь надышаться необъяснимым, будоражащим до озноба волнением.

Ни в торговом центре, где умирали со смеху, мерея вещи, которые никто из нас не носит.

Ни после аттракционов в Парке Горького, когда, снизойдя до Колеса обозрения, я уже не в силах была остановиться и мы перекатались на всем подряд.

И уж точно не было никакой свободы ни в наших поцелуях, ни в закрытых глазах, ни в прикосновениях или нервном переплетении пальцев.