И Бобров понял, что нету него надежнее тыла и крепче опоры. И Апи затихла и, шмыгнув носом, вдруг сказала совершенно спокойным голосом:

— Бобров, ты ведь знаешь, что надо делать?

— Догадываюсь, — ответил Бобров. — Вы, главное, не проболтайтесь, чтобы паники не было.

Через десять минут в будуаре кипела работа. К Бобровским женщинам, как правило, никто без последствий не заходил и поэтому Бобров чувствовал себя совершенно уверенно. Расположившись за столом, Дригиса, уяснившая, что уж ее-то точно не оставят, выполняла функции секретаря из-за своего четкого разборчивого почерка.

Неожиданный спор был вызван кандидатурой человека, которому можно было поручить заменить Боброва, так сказать, при его длительном отсутствии. Сперва сам вопрос вызвал у присутствующих состояние шока. И только когда они уяснили, что отсутствие Боброва означает и их отсутствие, посыпались более-менее дельные предложения. Перебрали всех мало-мальски значимых людей. Апи даже пыталась протолкнуть кандидатуру Агафона.

— А что? — сказала она. — Мужчина он деятельный. Порой, даже слишком.

Однако, остальные дружно восстали против.

— Ну и ладно, — легко согласилась Апи.

После дебатов должности решили разделить и назначить отдельно управляющего поместьем и отдельно колониями. По колониям кандидатура Стефаноса ни у кого возражений не вызвала. А вот с поместьем возникли вопросы. Никто из названных по мнению большинства не подходил. А тут еще Дригиса.

— А почему вообще Бобров должен уйти? — задала она вопрос, который как-то на повестке дня не стоял. — Чем там лучше?

Вот тут Бобров задумался. Право выбора накладывало на мыслительный процесс определенный отпечаток. И хорошо еще, когда выбор всего из двух вариантов. А если больше?

Девчонки смотрели с тревогой и надеждой, а коварная Дригиса только с надеждой.

До этого вопрос в таком плане как-то не стоял. Всеми, да и Бобровым в том числе, подразумевалось, что он уйдет в свое время.

Время Херсонеса имело определенные плюсы. Бобров здесь был в большом авторитете. Он был богат и знатен. Он владел обширными территориями, имел лояльное и знающее население, компактную, но боеспособную и, безусловно преданную армию, и передовой во всех отношениях флот. Но почти все плюсы Бобровского положения перечеркивал один жирный минус. Все его богатство и авторитет стояли на фундаменте портала. Закройся вот прямо сейчас портал и первое, что накроется тазом, будет Никитосовская торговля. А это, на минутку, почти десяток лавок в портовых городах, это выручка около полутора талантов в день. Потом, немного потрепыхавшись, умрет бытовуха и продвинутое судостроение, потому что машины не вечны, а отсутствие запчастей и комплектующих скажется на процессах весьма губительно. Буквально тут же потеряет смысл добыча и огранка алмазов, рыбы, вина и масла. Потребности поместья, колоний и торговли просто несоизмеримы с тем, что забирал портал. И что останется? Тара да торговля с центральной Африкой, которая тоже сильно сократится. А когда кончатся патроны, придется переходить на копья и луки. Своей-то базы нет, и не предвидится, потому что местных никто не учил, и они так и есть древние греки, недалеко ушедшие от века бронзы. И не они, так их дети и внуки вернутся к тому образу жизни, от которого ушли их отцы и деды.

И Бобров, как он ни бейся, за оставшуюся ему жизнь ни хрена сделать не сможет. По крайней мере, подняться на тот же технологический уровень.

Бобров так и объяснил девчонкам, сказав откровенно, что на их век еще хватит (не всего, конечно), а вот их детям уже может и не достаться. Дригиса, которая первая высказала мысль о том, чтобы Бобров остался, первая же и пошла на попятный. Девчонки на этот раз не возражали, уж больно им не понравилась картина, нарисованная Бобровым. В свете этого гораздо живей пошло обсуждение кандидатуры на Бобровское место.

И после того, как перебрали почти всех и всех отвергли, остались Никитос и Элина. Бобров сказал:

— Ну ни фига себе!

Никитоса он еще хоть как-то воспринимал, хотя и не считал его адекватной заменой, но вот Элина… Златка, выдвинувшая ее кандидатуру, смотрела настороженно, и Бобров воздержался от комментариев. И правильно сделал. Потому что девчонки, словно сговорившись, выдали такие характеристики, что Бобров только успевал поворачиваться. Он и не подозревал, что помимо его, так сказать, глобальных прожектов существует и другая жизнь, где люди женятся, рожают детей, ходят на работу и на базар. А вот девчонки всю эту жизнь знали прекрасно и сопоставили слова Боброва о технологическом угасании с умением Элины разруливать как раз обыденную жизнь.

Уже сдавшись, Бобров продолжал удивленно крутить головой и повторять:

— Нет, ну это ж надо.

А на следующий день с раннего утра, безжалостно растолкав сладко спящую Апи, Бобров отправился с ней, недовольно ворчащей, к порталу. Проведенные замеры далии уменьшение по длине на два сантиметра. Бобров перемерил четыре раза. Диапазон разницы замеров стал равен полутора — двум сантиметрам.

Выбравшись на дощатый настил пирса, Бобров тупо смотрел на воду, отключившись от всего внешнего. А рядом с ним, обхватив Боброва обеими руками, вздрагивала Апи, не замечая облепившей ее мокрой одежды, в которой она, чтобы досадить Боброву, полезла в воду. В широко распахнутых глазах Апи, подстегиваемый пылким воображением, с грохотом рушился ее мир. Такой красивый, такой надежный. Мир, в котором у нее были Бобров и Златка, и много других хороших людей. Мир, в котором ее любили и жалели и, кого ни возьми, все готовы были прийти на помощь. И вот все это валилось в черную бездну межвременья. И только великий Бобров мог найти выход. В это Апи верила свято, как в олимпийских богов, потому что своих богов давно забыла.

Бобров попытался встать и только сейчас заметил цепляющуюся за него Апи. Он поднял на руки мокрую девчонку, вручил ей свою одежду и медленно побрел домой, лихорадочно прокручивая в голове варианты аварийных работ и эвакуации. И, во-первых, надо было срочно

выцарапывать из южной Африки Серегу и остальных пришельцев из двадцатого века.

Бобров с трудом дождался возвращения Вована и Смелкова после закладки ими «трех граций» и все им рассказал. Юрка пробурчал: «А я что говорил» и умчался на остров вытаскивать клад, как будто без него его не могли достать. Вованже впечатлился по самое не могу и долго бродил по таблинуму, схватившись за голову и натыкаясь на мебель. Но просьбу сходить в южную Африку и вывезти оттуда всех пришельцев воспринял положительно. Оставалось только дождаться кораблей из Новгорода.

Нину Бобров решил пока в создавшееся положение не посвящать, чтобы не сбивать рабочий ритм. Она уже работала с двумя выращенными учениками и втроем они вполне успевали обработать груз одного рейса до прихода следующего. Смелков даже стал забирать половинные партии, говоря, что у него хранить негде, а у Боброва вообще можно на столе в таблинуме сложить и никто не тронет. Конечно, до окончания контракта у Нины было еще далеко, но Бобров, сообразуясь с тем, что в наступившем форс-мажоре она не виновата, решил выплатить ей оговоренную сумму в качестве неустойки. Это его хоть немного успокоило, и он пока списал Нину со счетов.

Еще ему не давало покоя произнесенное вслух перед обитателями поместья обещание сделать их всех богатыми. Он, конечно, мог выполнить это обещание, раздав все накопленное серебро и товары. Тогда труженики поместья до последнего поденщика запросто сравнялись бы со средней руки олигархами. Но поместье тут же и кончилось бы как боевая единица. Андрей, конечно, делал много хорошего вина, а Андрэ ловил много рыбы. Но главный доход поместью приносила все-таки торговля. А главным компонентом торговли было запорталье. И если поместье с деньгами еще худо-бедно могло продержаться, особо не шикуя, то без денег оно было обречено.

Бобров даже усмехнулся, представив себе это сборище богатых нищих. Можно было перебросить часть денег из-за портала, вложив их в товары, но эта акция, опять же, была бы одноразовой.