— Ты бы не очень тут витийствовал, — посоветовал Бобров по-русски. — Мы-то уйдем, а они-то останутся. И будут уповать на царя. А царь пойдет совсем в другую сторону. Ну и Карфаген никуда не денется.
Серега скомкал речь, сказав:
— Ну, в общем, как-то так.
Корабли прошли Геркулесовы столбы и перед ними не спеша, даже как-то вальяжно распахнулся Атлантический океан. На палубы высыпали все и палубы стали напоминать агору в базарный день. Вован хоть и морщился, но мужественно терпел. Он понимал, что народу надо дать насладиться. Через пару-тройку дней народу все это надоест хуже горько редьки, но сейчас он в своем праве.
До Канарских островов дошли за неделю. А вот подходящую речку искали целый день. Вернее, вообще речку. Но все-таки нашли и залили водой все емкости, какие были на борту. И даже серебряные монеты побросали, чтобы вода дольше оставалась свежей.
Погода испортилась, когда корабли приближались к экватору. До этого стоял штиль, осложненный страшной жарой. Вован вынужден был пустить машины, хотя, если честно, в машинном находиться было невозможно от слова вообще. Кочегар, бросив в топку несколько поленьев и поработав кочергой, вываливался на палубу и дышал как рыба, вынутая из воды. Машинист лежал рядом и поступал аналогично. Однако корабль хоть как-то двигался и Бобров научил плавсостав и пассажиров вставлять в иллюминаторы плоские куски дерева и сооружать так называемый рашен кондишен. У себя в каюте он сделал такое приспособление первым делом и ветерок от хода корабля задувал внутрь, принося хоть какое-то облегчение.
Солнце неистовствовало, и народ чувствовал себя даже в тени (хотя какая на корабле тень) медленно поджариваемым куском мяса. Шторм в таких условиях показался долгожданным облегчением. Но он таким недолго казался. Ветер стремительно набрал силу примерно десяти баллов. Немного медленнее подросли волны. Набежавшие тучи закрыли солнце, и над морем сгустился воющий на все голоса мрак. Хорошо, что успели погасить топки, иначе не миновать было пожара, когда корабль то клало на борт, то ставило почти вертикально по очереди на корму и на нос. Друг друга из вида корабли потеряли практически сразу. Вован успел нацепить клочок штормового стакселя, под которым и неслись наобум Лазаря. Всех загнали по каютам, а матросы привязались к мачтам. Шторм буйствовал часов примерно двенадцать, а потом как-то тихо скис. Или они от него просто ушли. Понятное дело, что в таких условиях ни о каком празднике пересечения экватора и речи не шло. Да никто, вообще-то и не заикался. Может только Бобров как-то мельком пожалел. Да и то про себя.
Когда определились, оказалось, что они уже на пятом градусе южной широты. Спутников вокруг видно не было, и Вован поспешил к точке рандеву, которая была назначена в том месте, где в будущем будет находиться столица Анголы Луанда. Речка там еще была, Бенга, кажется.
Ветер благоприятствовал. Наверно это были отголоски шторма, потому что небо еще не очистилось, и удушающая жара спала. Народ перестал ощущать себя сваренным в собственном соку и у него даже проснулся аппетит. Ефимия, несмотря на толщину, почему-то чувствовала себя лучше всех и даже растопила печь на камбузе. У нее сразу нашлось много помощниц, потому как всем хотелось есть и стало понятным, что почти трехсуточное воздержание в связи с жарой и штормом, вскоре будет компенсировано небывалым обжорством. Если, конечно, обстоятельства опять не переменятся. Не переменились.
Что это было — поздний обед или ранний ужин. Никто в такие подробности не вдавался. И команда, и пассажиры расселись прямо на палубе вокруг котла и приступили к чревоугодию. Командный состав, а также Бобров с Серегой и девушки (аристократы собачьи) потребовали себе накрыть стол, вернее, палубу на шканцах. Вован сказал, что так к штурвалу ближе. У остальных таких отговорок не было, и они скромно промолчали. Правда, отдельно готовить, они требовать не стали, и это их несколько примирило с остальными. Приступили без команды и скоро на столах, то есть палубе ничего не осталось.
С таким ветром «Южная бухта» добежала до места рандеву всего за сутки. Вопреки ожиданиям, рядом с устьем речки никого не оказалось.
— Ладно, — сказал Вован. — Основания для тревоги появятся, если до послезавтра никого не будет. А пока запасемся водой и дровами.
Лодка, набитая вооруженными людьми, мало похожими на дровосеков, отравилась к берегу. Бобров решил пока женщин на берег не пускать, уж очень близко к воде походили настоящие джунгли. Девчонки, конечно, ныли, но это были издержки.
Прорубившись к первому товарному дереву, выделенные для этой цели дровосеки вырубили вокруг весь подрост и взялись за пилу. Остальные, рассредоточившись, настороженно вглядывались в заросли, сжимая в руках оружие. Непривычные к лесам греки, попав сразу в Африку, выглядели несколько растерянно. Бобров тоже уверенностью не отличался. Дровосеки в количестве четырех человек (для более частой смены) тревожно оглядывались.
— Вы пилите, не отвлекайтесь! — прикрикнул на них Серега. — А то так и до темноты провозитесь.
Его слова возымели действие — дровосеки шустрее заработали пилой. Наконец дерево с шумом рухнуло, переломав по дороге другие менее высокие деревья. Дровосеки вздохнули облегченно, разделывать ствол на чурбаки было гораздо проще. Правда, у комля длины пилы хватало с трудом.
Когда был отпилен первый чурбак, к дровосекам присоединились еще двое из охраны, поменяв ружья на топоры. Лодка наконец-то стала наполняться дровами. И как только наполнилась, еще двое отложили ружья и погнали ее к кораблю.
В общем, когда ох ран ять остались толь ко Бобров, Серега и еще один из команды, совсем рядом застучал барабан. Это точно не был местный дятел, потому что звук был гулкий и, главное, ритмичный. Дровосеки побросали инструмент и похватали прислоненные к деревьям ружья. Бобров вгляделся в заросли и заметил мелькнувшее среди стволов темно-коричневое тело.
— Серега, — сказал он почему-то шепотом. — Они уже здесь.
Барабаны услышали и на корабле. После небольшой суеты, сопряженной с выгрузкой дров, лодка отвалила от борта и направилась к берегу. В экипаже ее добавилось вооруженных людей.
Джунгли стояли стеной, и как Бобров не всматривался в просветы между листьями, увидеть там что-либо было невозможно. Барабаны стучали то ближе то дальше, и непонятно было, то ли противник приближается, то ли отходит. Все замерли в ожидании, спрятавшись за стволами деревьев, а некоторые из дровосеков благоразумно прилегли прямо в грязь.
А за спинами притаившихся в ожидании дровосеков с шуршанием днища по гальке причалила лодка.
— Что тут у вас? — спросил приплывший на ней в качестве старшего боцман.
— Тихо ты, — прошипело на него сразу несколько голосов.
И тут же громыхнул выстрел. Это было так неожиданно на фоне звуков джунглей и далекой дроби барабанов, что вызвало непроизвольные возгласы у большей части присутствующих. Даже Бобров, отвлекшийся было на подплывшую лодку, не удержался от рефлекторного ругательства. Впрочем, он тут же пришел в себя и быстро глянул в ту сторону, откуда прозвучал выстрел. Из дула Серегина ружья еще курился дымок. В звуках барабанов Боброву послышалась паника. Они явно отдалялись.
— Ты куда стрелял? — окликнул его Бобров.
Серега молча указал вперед, переломил ружье, вынул красную гильзу и сунул в ствол новую. Ружье громко щелкнуло.
— Пошли, посмотрим.
Бобров оглянулся и предостерегающе поднял руку. Его поняли правильно, и народ остался на месте. Они вдвоем с Серегой перебежками от ствола к стволу направилиськ тому месту, где Серегин выстрел проделал нехилую дыру в завесе листвы.
— Нате вам, — сказал Бобров растерянно. — Ты чем стрелял, Зверобой?
— Дык, двумя нулями, — ответил Серега и попытался почесать затылок, но вовремя вспомнил, что в руках у него ружье.
Негр в намеке на набедренную повязку валялся метрах в десяти от Серегиной позиции с лицом залитым кровью. Бобров присел посмотреть. Над трупом уже жужжали мухи.
