Наверное, можно. Раз появилась во сне какая-то Айри, чей портрет он рисовал там, на Востоке. Да, это был сон, но Ирабиль верила в него и до сих пор иногда плакала по ночам. Как мог он допустить такое? Неужели она, Ирабиль, сделала бы нечто подобное? Неужели она бы позволила какому-нибудь парню приблизиться к себе настолько, чтобы просочиться в его сны?!
С болью в упрямо бьющемся человеческом сердечке Ирабиль понимала разницу между Союзом Вечных и человеческой любовью. Чувства людей проходят. Чувства Вечных — как и их страсти — живут, пока течет Река.
— Я б с тобой махнулся, — сказал Роткир, прервав стремительный поток беспорядочных мыслей принцессы.
Ирабиль нахмурилась, пытаясь понять сказанное. Слово «махнулся» отдавало чем-то пошлым, в ответ на что полагалось возмутиться и обидеться. Но Роткир был слишком понур и мрачен, чтобы заподозрить его в таких мыслях.
— Поменялся бы, — пришел он ей на помощь. — Вечно тебе всякая похабщина в бошку лезет. Тоже мне, «принцесса».
Услышав этот слабый отголосок прежнего Роткира, принцесса едва не расплакалась, но сдержала себя.
— Будь тем, кто ты есть, — хрипло сказала она, глядя в сторону. — Вечность — великий дар, но, быть может, понадобится вечность, чтобы его понять и оценить.
Ей было тошно слушать саму себя. Сколько у нее было «вечности»? Неполных четырнадцать лет?
— Просил я этого дара, — ворчал Роткир.
— Не просил, ты с ним родился.
Как и я…
Ирабиль сбилась с шага и прищурилась на Роткира с новым интересом. А ведь правда, они были очень похожи. Даже теперь оба переживали одно и то же: привыкнув быть кем-то, пытались смириться с тем, кем стали.
— Вот бы обратно отродиться, — проворчал Роткир и остановился, потому что впереди замер Кастилос. Ирабиль едва не налетела на его спину.
— Что там? — шепнула она.
Кастилос вглядывался в переплетение ветвей. Солнце почти зашло, и при всем желании Ирабиль не смогла бы ничего разглядеть. Но вдруг услышала голоса. Отдаленные, злые и — много.
— А вот и папа, — все так же мрачно сказал Роткир. — Пойти, что ль, права заявить? Давай, мол, развалины Варготоса поделим. Тебе от левого края до потрошенного трупа на крыше котельной, а мне оттуда — и до сломанной башни.
Кастилос повернулся к принцессе:
— Ливирро там. И ещё не меньше десятка вампиров. С ними люди.
— Так пойдем же к ним! — воскликнула И.
Попыталась воскликнуть. С губ успел сорваться лишь первый звук, и тут же рот ей заткнула ладонь. Кастилос, посмотрев за спину принцессы, одобрительно кивнул.
— Полагаешь, он нам обрадуется? — прошептал на ухо Роткир. — Руку убираю, орать не вздумай.
Принцесса с яростью вытерла губы и посмотрела на Кастилоса.
— Это же Ливирро, — вполголоса сказала она. — Ты сам ему доверился. Он присягнул мне…
— Это было до того, как из-за нас с тобой сгорел Варготос.
— Из-за нас с тобой? — В глазах Ирабиль потемнело; страшное чувство, которое она так долго давила, прорвалось, будто фурункул. — Надо было позволить меня убить, а не нести бред про всякие стеклышки! За каким чертом я теперь нужна? Чтобы ты из-за меня на всех подряд с ножом кидался, потому что я сама шагу ступать не должна?
Она замолчала, вспомнив клятву. Глупую клятву, после которой Роткир открыл глаза.
Пусть я буду осколком стеклышка, безделушкой, в которую все верят. Пусть со мной носятся, сколько угодно, пусть бьются за меня, а сама я — шагу не ступлю. Я согласна, что больше я — никто.
Ирабиль наклонила голову.
— Прости, — услышал удивленный Кастилос её шепот. — Я не хотела так говорить, мне просто до сих пор страшно от той цены, которая заплачена за мою жизнь.
Кастилос вздохнул. Да, ему тоже нелегко было все это пережить. И теперь принцесса почувствовала, как между ними вновь образуется та связь, которая была раньше. Восстанавливаются ниточки доверия.
— Хочешь пойти к нему? — спросил Кастилос.
Ирабиль покачала головой, пожала плечами:
— Сам решай. Я… Не знаю.
Три долгих вдоха и выдоха стояла тишина. Потом Кастилос повернулся к зарослям.
— Идем, — сказал он. — Вечным трудно разминуться, готов спорить, что Ливирро уже нас почувствовал.
Ирабиль шагнула за ним, прикрывая лицо от веток. Шла и думала, что они делают глупость. Ведь если Ливирро их почувствовал, но не вышел навстречу, значит, не хочет их видеть. А если не хочет их видеть, значит, не хочет делать того, что будет должен сделать, увидев. Но Ирабиль была лишь осколком стёклышка. Это всё, что она могла, будучи человеком.
2
На поляне вокруг костра ютились бледные, обессиленные люди. Ирабиль насчитала пятнадцать человек. Вампиров было столько же, и они держались поодаль, прячась в тенях деревьев. Как будто стыдились чего-то, или им приказали отойти и не вмешиваться. Пятнадцатый вампир стоял у костра, спиной к пришедшим, и в руках его вздрагивал человек. Юноша немногим старше Ирабиль. Безвольные руки его колотили по спине бывшего графа, но вот повисли, будто из них исчезли кости. Ливирро отстранился от парня, позволил ему с тихим стоном повалиться в объятия товарищей.
— Ты ведь мог просто пройти мимо. — Голос графа звучал непривычно. В нем слышались звериные, рычащие нотки, его переполняла сдерживаемая ярость. Пока ещё сдерживаемая.
Кастилос, выйдя на поляну, остановился, глядя в спину старого друга. Слева от него стоял Роткир, перебрасывая меч из руки в руку. Справа замерла Ирабиль. Она кусала губы, видя перед собой того, кому обязана была даже одеждой.
— Но ты пришел сюда, — продолжал Ливирро. — Почему? Зачем?
— Потому что не привык бежать в страхе от тех, кого называю друзьями, — тихо ответил Кастилос.
Ливирро развернулся. Лицо его, обычно такое доброе и простодушное, сейчас напоминало лик мертвеца, погибшего в схватке с заклятым врагом.
— Зря ты произнес это слово.
Он рассыпался в стаю летучих мышей. Кожистые крылья захлопали, а миг спустя стая исчезла. Граф появился напротив Кастилоса, и тот согнулся от удара в живот. Следующий удар Ливирро нанес ему в лицо. Кастилос рухнул наземь. Ирабиль заметила, что он даже не пытался защититься. Кастилос надеялся, что Ливирро, выместив гнев, успокоится. Кастилос забыл, что имеет дело с вампиром, а не с человеком.
Ирабиль дрожала, как никогда ощущая свою беззащитность. Если Ливирро сейчас бросится на нее, разве успеет Кастилос сделать хоть что-нибудь? И когда взгляд графа, в котором не осталось ни капли былой нежности, устремился на нее, Ирабиль сделала крохотный шаг назад. Само её тело, отчаявшись получить от разума нужный приказ, отступало.
— Здравствуй, папа, — раздался будничный голос Роткира. — Это слово тоже зря?
Ливирро развернулся, освободив принцессу от своего взгляда, и уставился на Роткира. Тот, казалось, вовсе не боялся. Все так же поигрывал мечом и с кислой улыбкой смотрел на своего бывшего повелителя.
— Я-то всё гадал долгими ночами. Отчего ко мне столько внимания? Из петли вынули, обули, одели, подняться помогли, до дворца допустили. И все вроде так гладко, так ровненько, что никто и не чухнул неладного. Только меня вот всё глодало и глодало…
Плечи Ливирро поникли. Он повернулся к Кастилосу, который сидел на земле, не спеша подняться.
— Ты открыл ему…
— Прости, — кивнул Кастилос. — Я думал, что ты мертв. А мне он нужен был соратником, а не бессмысленным грузом.
«Как я, — подумала принцесса. — Вот что он хотел сказать, но удержался».
— Тебе нужен, — повторил Ливирро. — Как всегда, речь лишь о том, что нужно тебе, и ни слова, ни мысли о последствиях. Тебе нужна одежда и пища — ты идешь ко мне. Нужна армия — идешь ко мне. Нужна девка — обрекаешь на смерть мой город. Нужен соратник — убиваешь моего сына…
— Слышь! — повысил голос Роткир. — Вот не надо тут сейчас ля-ля про сына. Ты бы принял меня как сына — это один разговор, а я при тебе шавкой был, добро твое охранял, да на злодеев гавкал. И ты же, мразь, мне то и дело в морду тыкал, из какого дерьма, мол, меня за ни за что вынули, и как я благодарен должен быть. Ты мне врал каждым словом и жестом, а этот урод, — Роткир кивнул на Кастилоса, — хотя бы честный.