Я нетерпеливо настраиваюсь на работу с шаром — когда же я это делала в последний раз? Сегодня утром? Как давно это было! Я представляю себе палитру и развожу на ней краски. Мысленно разбивая яйцо, я примешиваю его к своим любимым цветам — розовому, зелёному и жемчужно-серому. Шар откликается, радуется мне, тянется к моим мыслям, как младенец к груди, наполненной молоком. Видения в нём наливаются цветом, и я прошу показать Гертруду Госхок. Шар медленно вращается и поднимается в воздух, и образ лежащей на постели женщины появляется в его глубинах, постепенно увеличиваясь. Рядом с ней кто-то есть — кажется, это хогвартский профессор по зельеваренью. Прошу шар показать его лицо — тревога на нём читается отчётливо, а затем требую от шара лицо самой Госхок крупным планом. Мой милый шар справляется отлично: и бледность, и боль, и безумный взгляд — всё вытягивает он из зрелища, а я щедро добавляю штрихи видимой лишь мне кистью. Смотрю на Сен-Клера, и с радостью отмечаю, что от него ничего не ускользнуло. Благодарю шар, но оставляю его парить в воздухе — на тот случай, если у кое-кого внезапно начнёт пропадать желание содействовать в превращении Фильберта Роула в волшебника.

— Нексус Ментиум, — произнесла я, предвкушая то, что должно произойти дальше.

Меаллан О’Донован, вечер

Что же ты наделала с собой, Гертруда? Такой сильной магической интоксикации, как сказал доктор Лохрин, ему давно не приходилось видеть. Плащ с руной мы сняли, палочки убрали подальше. Обе с рунами — эх, Гертруда! Какие ты зелья пила и что ещё творила сегодня? Одно радует: яд в склянке, с которой тебя нашёл Айдан, ты не выпила, несмотря на то, что наложивший Конфундус добивался явно этого. Но, видимо, не учли того, что ты уже успеешь сама себя довести до невменяемого состояния и физически не сможешь выпить яд.

Ни малейшего магического воздействия — даже Специалис Ревелио больше не говорить на неё, строго сказал доктор Лохрин и отправился в палаты зельеваренья, чтобы приготовить немагическую успокоительную настойку. Я проверил в который раз гармонизатор — единственное волшебное средство, которое может и должно ей помочь. Ему бы ещё час постоять. Полчаса хотя бы. Я мерил шагами спальню в Гринграсском замке, куда перенесли Гертруду: перемещение в Хогвартс было бы сейчас опасно для её жизни… Она металась на постели и бредила, а порой стонала, словно от боли. Надеюсь, Айдан с Зореславой и Перенель быстро справятся со своей миссией по спасению Седрика — пока он в опасности, кто знает, как это действует на Гертруду.

Наконец-то доктор Лохрин вернулся с настойкой, и с большим трудом нам удалось напоить им Гертруду.

— Как там зелье-гармонизатор?

— Совсем немного осталось до полной готовности, — ответил я.

— Что ж, она должна сейчас немного успокоиться — хоть на сильный эффект рассчитывать не стоит. И тогда вы сможете напоить её зельем. Справитесь сами?

— Конечно.

— Тогда я отправляюсь обратно в Хогвартс — боюсь, что не только профессору Госхок сегодня понадобится помощь.

— Спасибо вам, доктор.

Когда он ушёл, я наложил на дверь защиту, на всякий случай, и подошёл к постели. Гертруда, показалось мне, стала меньше метаться и стонать, и я приложил ладонь к её лбу. Но он был по-прежнему жарким, а лицо её при этом — смертельно бледным. Я сел рядом с ней на кровать.

— Седрик!

Её голос выдернул меня из задумчивости. Снова бредит? Я взглянул на неё и к своему ужасу увидел, что она смотрит на меня безумным, но пристальным взглядом.

— Седрик, наконец-то ты пришёл, — сказала она, глядя на меня.

Бежать! завопил Конла Проклятый внутри. Немедленно — вызвать кого-то другого, чтобы смотрел за ней, и бежать. Без оглядки.

— Что же ты молчишь? — произнесла Гертруда с болью в голосе.

Если мы ей ответим, она услышит наши реальные слова, или её пойманный в ловушку разум преобразит их в то, что она захочет услышать? спросил Друг Меаллан. Да ответь ей хоть что-то — ей же плохо, ты не видишь? проговорила Сестра.

— Гертруда, — с трудом сказал я вслух. — Я… так переживал за тебя.

По крайней мере, это была правда.

— Я тоже, — ответила она с заметным облегчением. — Как я рада, что ты здесь!

С этими словами она закрыла глаза и застонала, а я подскочил и направился к двери.

— Не уходи, Седрик!

Бежаааать! зашёлся криком Конла, а Мананнан пришпорил коня шторма.

— Не уходи! Ты всё ещё обижен на меня? Твой патронус сказал, что ты хотел извиниться. Не надо! Просто обними меня.

Нет, нет, только не это, только не так! Только не с ней! Я чуть не захлебнулся внутренним штормом, а Друг Меаллан внутри заговорил, цепляясь за последнюю надежду: это не попадает под гейс — не может попадать! Она же принимает меня за другого: я могу уйти, я могу сказать «нет» — ей нужен не я!! Но кольцо гейса неумолимо сжалось вокруг шеи, а на побережье появилась фигура женщины. Я сцепил зубы, увидев вспышку знакомого алого платья с золотом.

— До чего же это прекрасно, ты не находишь? — произнёс ненавистный голос. Мейв улыбалась и подставляла лицо ветру, давая рыжим локонам разлетаться во все стороны и ловить в свои сети пену прибоя. — Штормишь?

— Сколько раз я должна убивать тебя? — произнесла Сестра, направляясь к Мейв.

— Сколько душе твоей угодно! Всё равно я буду тут жить, пока живы гейсы — а с ними что станется?

Мейв хохотала, наслаждаясь происходящим, а Конла стал серьёзным и сказал Сестре:

— Погоди. Пусть хохочет. Гертруда просит лишь обнять её. Это ещё ничего не значит.

— Конечно, — упивалась своим торжеством Мейв. — Ничего не значит! А потом попросит её поцеловать — и это тоже ничего не значит. Да, Меаллан, бояться нечего, право слово. Дружеская беседа, не более…

— Седрик, — позвала Гертруда с мольбой в голосе. — Не бросай меня сейчас.

— Ну что же ты, Меаллан? — говорила Мейв. — Можно подумать, ты не мечтал о ней всё это время? Не желал её? Кого обманул твой «Друг Меаллан»? Может, всех остальных, но не тебя же самого, в самом деле? И при этом ты своими руками подтолкнул её к другому! Так вот твой шанс, наконец! Чего же ты ждёшь? Ты же не можешь отказать женщине, которой нужна твоя любовь. Так вперёд!

Сестра вытянула палочку и навела её на Мейв, но та превратилась в гарпию и взмыла вверх, выпуская длинные когти. Сестра закричала «Сагитта», и похожая на молнию стрела слетела с её палочки и пронзила гарпию. С хохотом, переходящим в крик, она упала в бушующее море.

— Обними её, — сказала Сестра Другу Меаллану со слезами на глазах. — Ей же плохо. Просто обними. Возможно, на этом всё и закончится.

Я подошёл к кровати и наклонился, но Гертруда с неожиданной силой притянула меня к себе, прижимаясь всем телом. Я ещё могу вырваться, не нарушив гейс. Я могу послать кому-то патронуса — пусть меня оттащат силой, оглушат, убьют — что угодно. Что угодно — но не это, не так. Не с ней.

— Седрик, мне так жаль, что у нас не вышла ночь Белтайна. Что на нас нашло, милый?

— Я не знаю, — проговорил я. И это тоже была правда.

— Давай её устроим прямо сейчас! Мне это очень нужно.

Ну всё, слишком поздно.

— Конла, тебе придётся сделать это, — сказал Друг Меаллан.

— Нет, — сказал Конла. — Я не могу. Лучше принять яд, который не выпила она.

— Нарушение гейса означает смерть.

— Значит, так тому и быть.

— Вы не понимаете, что ли? — закричала Сестра. — Гейс или не гейс — это неважно сейчас! Не о себе сейчас надо думать и не о своих страданиях или принципах! Ей это нужно — значит надо это сделать. Возможно, ей от этого станет легче и она быстрее поправится. Что если она совсем не поправится, если её сейчас оттолкнуть? Что если отказ её погубит?

— Я. Не. Могу. — проговорил Конла сдавленным голосом. — Я её слишком люблю для этого. Я не могу — так.

Гертруда обнимала меня, шепча что-то неразборчивое. Её рука коснулась моих волос. Вот, значит, каким кошмаром может обернуться исполнение заветного желания. Если я выживу, то просто разучусь желать. Если я выживу…