Надо было спешить. Полиция у кованых ворот Британского посольства зимними вечерами уходила пить горячий шоколад, в ожидании этого момента Кристина потренировалась складываться в багажнике, как «перочинный нож» [15]. Других шансов не было. Задыхаясь от кашля, она покинула посольство, Будапешт и по пустынной дороге двинулась на юг Венгрии. Как и договаривались, Анджей на «опеле» приехал в Ленти, на пограничный пункт, немного раньше «крайслера». Он видел, как подъехал британский автомобиль с флажком, вежливо пропустил его вперед через границу. Сердце его сжалось, когда он наблюдал, как венгерский таможенник положил руку на багажник «крайслера», приказывая открыть его. Но в следующий момент он заметил британские дипломатические знаки, взял под козырек и жестом велел проезжать дальше без досмотра [16]. Анджей, у которого не было выездной визы в польском паспорте, нахально попросил пограничников слегка подтолкнуть его маленький «опель» через границу, дав им понять, что с другой стороны его ждет покупатель.
Едва преодолев границу, он поспешил к окошку, предъявляя новый британский паспорт.
Когда Анджей и водитель сэра Оуэна извлекли Кристину из багажника «крайслера» в некотором отдалении от венгерско-югославской границы, она потянулась, рассмеялась, поцеловала обоих и предложила слегка отпраздновать успех. Анджей достал фляжку из кармана на бедре, они выпили за свободу Югославии, отхлебнув венгерского бренди. Кристине казалось, что вся эскапада была не более чем отличным приключением, позднее Анджей гордо заявил: «словно это был пикник» [17]. А потом, согревшись на январском морозе еще несколькими глотками бренди, Анджей сел за руль любимого, но холодного «опеля», и они без остановки доехали до Белграда. Поздно вечером они прибыли в застывший и притихший город.
В начале 1941 года в Белграде сгустилась атмосфера тревоги. Гитлер быстро стискивал хватку на Балканах, напрямую угрожая Югославии, но местное население было дерзким и непокорным. Хотя все надеялись избежать открытой конфронтации, небольшие военные подразделения постоянно проходили через столицу, зачастую за ними следовали группки школьников, распевавших воинственные песни, а горожане смотрели на происходящее сквозь закрытые окна домов классической архитектуры, составлявших характерный облик Белграда.
В Белграде Кристина и Анджей явились в Британское посольство, где уже ждали их, получив известие от сэра Оуэна, а затем направились в бар при отеле «Мажестик», который славился тем, что работал до пяти утра. Там они оказались среди экспатов, в том числе поляков, которые читали журнал «Тайм», курили, обсуждали туманное будущее и ситуацию на Балканах, топили тревогу в бокалах сливовицы [18]. В баре они встретили старого друга – Анджея Тарновского, который некогда помог спасти Коверского при сходе лавины. Несмотря на беспрестанный кашель Кристины, беглецы чувствовали себя в безопасности. «Я сижу в маленьком кафе с чашкой турецкого кофе, – написала Кристина следующим утром в первом письме к Кейт, а поскольку их виза была действительна лишь семь дней, добавила: – все неопределенно, приезжай быстрее» [19]. «Наконец мы смогли выспаться, не опасаясь сирен, – продолжил ее письмо Анджей. – Кристина погрузилась в чтение путеводителей по городу, ищет лучшие места, где можно съесть устрицы, но нам не хватает тебя и наших прекрасных дней в Будапеште» [20].
Сэр Оуэн приехал несколько дней спустя[60]. Они устроили вечер с шампанским и посетили белградские ночные клубы и бары, в которых исполняли танец живота. По пути они случайно встретили двух британских пилотов, которым Кристина и сэр Оуэн помогли бежать из Польши за несколько недель до этого. Кристина обрадовалась тому, что они узнали ее, и это внесло дополнительную праздничную ноту. «Я не беспокоил Министерство иностранных дел информацией об организации побега Кристины, – сухо отметил сэр Оуэн в своих мемуарах, – это не входило в обязанности Министерства», не докладывал он, вероятно, и о ночных развлечениях в сербских клубах [21].
Однако сэр Оуэн продолжал защищать Кристину перед британцами. После спасения ее жизни он чувствовал ответственность за нее, о чем говорил Гарольду Перкинсу. Кроме того, он с уважением относился к способностям Кристины, он был практически влюблен в нее, «предан ей», как сформулировал Анджей [22]. «Она обладает редким и удивительным характером и при всем обаянии далеко не всем нравится», – писал сэр Оуэн, вероятно, подразумевая реакцию Питера Уилкинсона на Кристину или, возможно, чувства своей жены и других посольских дам, которые находили
Кристину раздражающей. Он охарактеризовал Кристину как истинную патриотку, готовую отдать жизнь за то, во что верила. Она обладает «почти патологической склонностью к риску», – продолжал он, отметив, что одна из его трудностей теперь состояла в том, чтобы найти ей работу, «достаточно рискованную и кровавую на ее вкус» [23]. На самом деле это не входило в число обязанностей сэра Оуэна, и британцам услуги Кристины были крайне нужны, равно как и помощь Анджея. В 1940 году Секция Д была закрыта. Лучшие специалисты были включены в штат УСО – центра организации спецопераций, политической организации, созданной в июле 1940 года по замыслу Уинстона Черчилля, который обещал «воспламенить Европу» актами саботажа. Уилкинсон позднее сухо заметил, что это было «проще сказать, чем сделать». УСО «порой было ближе к тому, чтобы воспламенить Уайтхолл» [24]. Проблема была обоюдоострая. С практической точки зрения, за исключением Польши, большая часть оккупированной Европы в 1940 года была не «горевшей подспудно неуправляемым сопротивлением», а подавленной разгромом [25]. При этом УСО столкнулось с внутренним противодействием других разведывательных органов и Министерства иностранных дел, так что держалась только за счет поддержки Черчилля.
Черчилль всего лишь за два месяца до того стал премьер-министром, отмечал Габбинс, впоследствии шеф УСО: «в то время, когда удача и надежды британцев были на самом низшем уровне» [26]. В качестве министра обороны, а не только премьер-министра Черчилль нес прямую ответственность за военные аспекты, и он уделял «особое внимание» возможностям нестандартных видов ведения войны, обладавшим для него определенной романтической привлекательностью, поскольку в юности он был свидетелем партизанской войны – и как молодой солдат, и как военный корреспондент. Новая тайная организация, известная общественности как «Объединенное техническое бюро», или «Межведомственное исследовательское бюро», а вовлеченным лицам попросту как «фирма», должна была отвечать за ведение партизанской войны против стран нацистской «оси». Планировалось, что это будет сделано за счет обучения и установления связей между группами сопротивления, что подразумевало шпионаж, саботаж и разведку за линией вражеского фронта. После первой успешной заброски агентов в Польшу УСО начало медленно расти. Операции контролировались внутренними секциями, каждая из которых занималась определенной страной, иногда на одну страну приходилось несколько секций, в зависимости от степени единства или раздробленности национального движения сопротивления. Основная часть руководства осуществлялась из Лондона, но операции УСО на Ближнем Востоке и на Балканах контролировались из Каира, а позднее появился центр в Алжире, ориентированный на поддержку юга Франции, а в Италии – на Балканы. Кристина должна была вступить в эту систему, и ее старый знакомый Джордж Тейлор, когда-то первым одобривший ее работу на Секцию Д в декабре 1939 года, теперь встретил ее в Белграде в качестве главы Балканской секции УСО.
Кристина хотела восстановить контакты с «Мушкетерами», независимой варшавской группой сопротивления. Но прежде чем она попыталась это сделать, Тейлор указал на необходимость активировать связи между курьерами Анджея и внедренными агентами в Венгрии. Надо было найти человека, способного находиться в Будапеште и заменить Кристину. К огорчению Анджея, Кристина предложила своего мужа. Ежи и вправду был превосходным кандидатом. Он бегло говорил на польском, русском, украинском, французском, немецком, итальянском и английском; он был хорошим организатором, отличным лыжником, умным и обаятельным мужчиной; и он стремился к назначению на Балканы с ноября 1940 года. Однако британцы не спешили с решением. В декабре 1940 года Тейлор советовал: «Полагаю, вы найдете, что стремление 4826 (Ежи Гижицкого) вернуться на Балканы связано с тем, что он хочет найти жену, одного из наших агентов и очаровательную женщину. Мое впечатление – если мы отправим 4826 на Балканы, и его жена, что весьма вероятно, отправится в Польшу, мы и следа дыма от 4826 не увидим» [27]. В результате британцы придерживали Ежи, однако в январе 1941 года он сам принял решение покончить с польской миссией в Западной Африке и поехать на Балканы, к Кристине, через британскую базу в Каире. С благословения Тейлора Кристина теперь написала мужу и назначила встречу с ним в Стамбуле, во время которой она надеялась убедить его заменить ее в Будапеште.
