– Аги, что ты говорила о море? – о чем-то думая спросила травница.

Женщина удивленно посмотрела на подругу и ответила:

– Селя бросилась в море, на утесе нашли ее платок.

– Это то, что нужно! – радостно воскликнула Вереника. – Для всех наша девочка бросилась с утеса, чтобы избежать нежелательного замужества и староста ничего не сможет сделать. А Селя поживет у меня, пока все не уляжется.

Травница была довольна. У Агнессы в глазах появилась надежда. Одна Селена была мрачна.

– А что потом? Все время прятаться? Все равно кто-нибудь увидит рано или поздно. Перемены начнутся, и ничего не скроешь, – хмурясь, сказала Селя.

Женщины переглянулись. Возразить что-либо они не могли, девушка была права.

Глава 4

Ветерок скользнул по развешенному белью, запутался в развешанных снастях, поиграл в клумбе с необычно пушистыми цветами, закрутил пару вихрей из пыли на дороге и ничего больше не найдя для своих игр улетел на околицу. В деревне было тихо. Даже петухи помалкивали, не отсчитывая часы как обычно. В деревне был траур. Все жители собрались на кладбище, хоронить молодую травницу. От нее остался один платок, тело рыбаки так и не нашли. В деревянный ящик положили многострадальный платок и одежду девушки. Многоголосое рыдание разносилось над погостом, мужчины стояли, молча и злобно, поглядывая на старосту. На лице Пропия красовались синяки под глазами, и был сломан нос. Это отец Селены, Феодул, вчера приголубил старосту. Приехав после сговора, он не сразу заметил, какая тишина в доме. Тройняшки сидели тихо и боялись пошевелиться, дочери прятали заплаканные глаза. Только когда посмотрел на жену, понял, что-то не так. Агнесса сказала тихо, еле слышно, пряча глаза: « Селя прыгнула с утеса».

Спокойного мужчину стало не узнать. Он крушил все, до чего мог дотянуться: тяжелый стол из массива заморского дуба развалился пополам, от удара кулаком по гладкой поверхности, от стульев остались одни щепки, не выдержали встречу со стеной, лавка уцелела, только потому, что на ней сидели дети.

Ничего не видя перед собой, Феодул выскочил во двор, опрокинул на себя ведро воды, потом еще. И тут во двор вошел Пропий. Посмотрел на мужчину и заговорил, с фальшивым сочувствием:

– Федя, не убивайся ты, так сильно. У тебя еще есть две дочери. Кого- нибудь из них мельнику сговорим. Такая выгодная сделка ведь, – и осекся, стал потихонечку пятиться назад.

Феодул посмотрел на него, взгляд, убитого горем отца, горел жаждой мести. Он выпрямился, закатывая рукава, стал неспешно приближаться к старосте.

– Сделка, говоришь, – в его голосе зазвучали раскаты грома. – Выгодная, говоришь, – кулаки сжались сами собой. – Скольких ты так выгодно сговорил?

– Федя, успокойся! – завизжал староста, пытаясь сделать еще один шаг назад. Но ноги не слушались, сдвинуться он не смог, и с ужасом смотрел на приближающегося Феодула. Мужчина подошел вплотную, презрительно посмотрел на старосту, и со всей силой ударил его в нос. Пропий вылетел со двора, только каблуки на сапогах мелькнули, и врезался в стоявшую на дороге телегу. Сполз по ней на землю и остался лежать, блаженно улыбаясь.

Сегодня он стоит чуть в стороне и старается не смотреть на убитую горем семью. Взгляд все равно возвращается к зареванным девочкам, к стоящей с безжизненным лицом женщине и суровому мужчине. Смотря на их лица, он отчетливо видел, что его служба старостой в деревне скоро закончится не сегодня, так завтра.

И никто не обратил внимание, на стоящую под деревьями хрупкую фигуру, прячущую лицо под темным платком. Только травница внимательно посмотрела на нее и покачала головой.

После того, как закопали пустой гроб, двинулись к дому рыбака. Феодул остановился и встал перед старостой тронув того за плечо сказал:

– Ты не идешь. Тебе не рады в нашем доме.

Развернулся и зашагал, ссутулившись и смотря в землю.

Долго на поминках не сидели. Люди стали расходиться где-то через пару часов. Им было неудобно, ведь почти все сплетничали или разносили слухи о Селене. Вскоре за столом осталась только безутешная семья и Вереника. Феодосий хмуро смотрел в свою тарелку и сжимал ложку в кулаке, так, что она согнулась. Агнесса и Вереника переглядывались, тройняшки испуганно смотрели на взрослых и шептались. Майка и Геля прижались к друг другу и смотрели то на отца, то на мать, то на сестру, сидевшую напротив. Милика уткнулась в плечо мужа и плакала. Она винила себя, что посоветовала сестре проплыть по дорожке счастья. И еще, боялась момента, когда отец спросит, кто надоумил его дочь прыгнуть с утеса.

Глубоко вздохнув, Милика посмотрела на отца. Его лицо посерело, глаза смотрели в одну точку, зубы стиснуты так сильно, что, кажется, сейчас сотрутся в крошево.

– Папа, – окликнула его Милика. Феодул посмотрел на нее невидящим взглядом. Девушка сглотнула и продолжила, – Я должна тебе сказать…

Но продолжить она не успела, дверь в избу открылась. Все дружно повернули головы. На пороге стояла женщина, скорее девочка, завернутая в темный платок так, что видны были только глаза. Она замерла у входа и только смотрела на людей за столом. Первая отмерла Вереника.

– Аги, детям пора спать.

– Да, да, конечно, – пробормотала хозяйка.

Схватила за руки сыновей, крикнула сестрам и пошла в комнату. Девочки нахмурились. Недовольно посмотрели на мать (тут сейчас начнется что-то интересное, а их отправляют спать, как малышей), но спорить не стали. Нехотя сползли с лавки и, оглядываясь на незнакомку, отправились за матерью. Едва дети скрылись за дверью, Вереника встала со своего места, подошла к неожиданной гостье, обняла ее за плечи и повела к столу. Феодул посмотрел на них и опять уткнулся взглядом в тарелку. Милика внимательно рассматривала незнакомку, ее фигуру, одежду, взглянула ее в глаза. Замерла, смотря на закутанную фигуру, губы беззвучно шевелились. Если прислушаться, можно различить, как Лика шепчет имя своей сестры. Кузьма недоуменно посмотрел на жену и перевел взгляд на гостью, присмотрелся, охнул и побледнел. Крепко обнял супругу и посмотрел на Веренику. Травница улыбалась. В горницу вернулась Агнесса и села рядом с незнакомкой. Ее лицо осветила счастливая улыбка, и Аги крепко обняла худенькое тело. Незнакомка всхлипнула и стала разматывать платок. Милика вскрикнула, бросилась к сидящей напротив девушке с криком:

– СЕЛЯ!

Прижалась к груди сестры и зарыдала. На ее крик распахнулась дверь в комнату, и оттуда вылетели Майка с Гелей, они не пошли спать, подслушивали под дверью. Обе с радостными криками бросили к сестре и повисли на ней, чуть не уронив. Феодул словно в забытьи смотрел на женщин, потом моргнул, потряс головой, отгоняя видение. Зарычал, вскочил, чуть не уронив стол, и сжал дочь в медвежьих объятьях. Приговаривая:

– Селя, доченька моя. Как же так. Селечка.

Посмотрел ей в глаза, и снова обнял так, что ребра затрещали. Селена сдавленно пискнула и тот же час была отнята у отца матерью и наставницей, чтобы оказаться в объятьях у братьев и сестер, которые не спали и осторожно подглядывали из-за двери.

Феодул все никак не мог поверить, что это его дочь, его Селечка. Он рвался обнять ее, дотронуться, но жена не давала подойти близко, а, то раздавит. Он был мужчина сильный, крепкого телосложения с широкими плечами, как говорится косая сажень в плечах, тем необычно было смотреть, как по его щекам текут слезы радости. Он их и не стеснялся, смотря на свою воскресшую дочь.

Прошло какое-то время, сопровождавшееся плачем, объятиями, причитаниями пока все не успокоились. Дети отправились в кровать только тогда, как Селена пообещала, что никуда не денется и утром будет дома. Взрослые сели за стол, его пришлось накрывать заново. Агнесса достала смородиновую наливку и разлила всем в чарки. Выпили за счастливое спасение и Феодул потребовал объяснений, строго глядя на жену и дочь.

Селена глубоко вздохнув начала рассказывать. Все. Как прыгнула в воду, как дошла до травницы, как прибежала взволнованная мать и как они придумали этот план с похоронами. Тогда он ей казался идеальным. А сейчас, смотря на бледного отца, полным бредом.