Наверху во дворе вдруг послышались чьи-то голоса, шум и топот десятка пар ног.

У лейтенанта сжалось сердце. Страх быть найденными заставил всех затаиться. Лейтенант в густой темноте заметил, как от страха побледнели и вытянулись лица сидевших рядом с ним бойцов. Округлившиеся глаза блестели. Широко раскрытые рты судорожно вдыхали воздух.

Сидевший в одной майке боец вдруг громко икнул от страха. Бритоголовый крепко прикрыл его рот широкой с короткими пальцами ладонью и злобно зашипел на него. Все резко затихли.

«Только бы не нашли», – лейтенант весь сжался в тревожном ожидании.

Нашли. Долго не искали. Увидев ворвавшихся в ее двор бородатых вооруженных людей, с разгоряченными боем страшными лицами, одна из женщин, еще совсем не старая, насмерть перепуганная шумом боя, по глазам вошедших поняла, кого они искали. Трясущейся от страха рукой она махнула боевикам в сторону соседского погреба, и тут же убежала, укрывшись в тени чахлого виноградника, растущего перед крыльцом ее дома. Она, боязливо прикрыв рот ладонью, с круглыми от испуга глазами украдкой стала наблюдать со стороны за происходящим.

Женщины из соседних домов, с опаской поглядывая через забо ры на бородатых боевиков, тоже начали потихоньку подтягиваться ко двору, где скрывались солдаты с лейтенантом. Держась на безопасном расстоянии, вытянув шеи, чтобы лучше видеть через забор, принялись наблюдать за тем, что же будет дальше, готовые сорваться в любой момент с места и унестись прочь,

Такое уж существо – женщина, до всего ей есть дело. Даже до того, что ее не касается. Все ей интересно, все нужно увидеть, услышать, чтобы потом было о чем поговорить. До всего она проявляет свой женский интерес. Даже смертельная опасность происходящего не может потушить его.

– Эй, воины, выходите, не бойтесь. Стрелять не будем.

Бандиты явно издевались над попавшими в западню бойцами, но все же пока еще мирно предлагали им выйти из погреба. Сами они туда лезть боялись – мало ли чего. А вдруг из этой темной ямы бойцы начнут отстреливаться.

Из подвала черным глазом смотрела тишина и неизвестность.

– Выходите, а то гранатами закидаем! – прозвучала угроза.

Лейтенант заколебался.

«А может, действительно сдаться? Нет, нельзя. Станут мстить за убитых и раненых – расстреляют всех на хрен. Хотя убитыми и ранеными боевики скорее всего потеряли не так много, ведь большинство солдат от неожиданности и страха стреляли почти не целясь. Вот только наводчик БТРа и этот, бритоголовый с расчетом АГС, они урон боевикам нанесли. Но расчет АГС погиб под минами, да и наводчик БТР, вероятнее всего, уже тоже убит, – размышлял лейтенант. – Может действительно не убьют? Может сдаться? А то ведь, правда, гранатами закидают».

Кажется, это он уже произнес вслух.

– Нет, не выйдем, – прошипел бритоголовый боец и рванулся к выходу из погреба, как бы заслоняя его собой, – Сюда войти побоятся – мы стрелять начнем. А если гранату к нам бросят, то можно эту гранату им назад выкинуть. Он обвел взглядом сидящих вдоль стены погреба бойцов, неуверенно и с опаской глядящих на него.

– Ну, а если не успеем, то можно мой «броник» накинуть сверху на гранату.

Он один из всех не сбросил свой бронежилет.

– Ты, умник, выкидывать гранаты будешь, или может сам на «броник» ляжешь? – спросил кто-то из бойцов.

– Да хоть и сам! – ответил Бритоголовый и сплюнул сквозь зубы – Не сдаваться же им. Позорно ведь как! Облажались как лохи, как чмыри последние! Уууй!

Бритоголовый сжал кулаки и в бессильной злобе ударил затылком о земляную стену погреба.

– А может, попробуем прорваться, а? Может, получится? Рванем наверх. Там огонь во все стороны и бегом к горам, а? А не хотите, так я сам сейчас.

Он схватил чей-то автомат и резко рванулся к лестнице из подвала. Лейтенант прыгнул ему наперерез и крепко ухватил за руку.

– Сиди на месте, герой. «Получится у него». Из-за тебя, дурака, всех перебьют.

Бритоголовый с ненавистью посмотрел на лейтенанта, но все же сел в угол и замолчал.

«Уроды сопливые – думал он – это же надо так встрять. И командир тоже хорош – завел в самую, что ни на есть задницу. А выход отсюда только один, и тот через «духов». Эх. Если бы эти не трусили, выскочили бы все наверх и молотить, молотить из автоматов во все стороны, и бегом к горам. Вот «душары» тогда охренеют. От неожиданности и страха, может, и в ответ сразу стрелять не станут. Может, кому и удастся вырвется из поселка. До гор бы добежать, а там и к нашим недалеко. Да и в горах укрыться есть где, не то, что в этом гребаном поселке. Но с этими ни черта не выйдет, – Бритоголовый зло глянул на своих товарищей и презрительно сплюнул под ноги, – Детишки мамкины».

Он уже пожалел, что бежал вместе с лейтенантом в поселок, что не ушел сам в горы. Но лейтенант дал команду отходить, а на службе Бритоголовый привык команды выполнять.

«Нет, все же не надо было «летёху» слушать. Можно было бы попробовать самому. Не бежать со взводом, бросить их всех на хрен и в горы прорываться. Может, успел бы до вершины хребта добежать, пока духи подойдут. Жаль только, что все патроны расстрелял», – с досадой думал он.

Бритоголовый, пока служил в другой роте, несколько раз был по ту сторону хребта и видел, что там, в соседнем ущелье, начинается лес, который тянулся на несколько километров. Об этом лесе он и поду мал сейчас. В нем можно было спрятаться и отсидеться до темноты. А по темноте уйти к своим. «Но что же решит лейтенант?» – Бритоголовый с надеждой уставился в сторону лейтенанта. Опустив голову и играя от злости желваками на лице, он стал ждать его решения. Он все еще надеялся на то, что лейтенант все же осмелится дать команду атаковать духов и вырываться из поселка. Все еще надеялся.

– Ну что, пацаны, сдадимся? Авось не убьют. Пообещали ведь? – криво улыбаясь от неуверенности, лейтенант как-то совсем уж панибратски обратился к бойцам, – или, может, попытаемся прорваться?

Жить хотелось всем. Никто не хотел погибать под гранатами боевиков, но никто сам не решался и на прорыв. Страх потерять жизнь сделал свое дело. Они могли бы послушать Бритоголового и попытаться прорваться. Они даже в глубине души понимали, что это был их единственный шанс. Но они прекрасно осознавали и фатальность этого шага. Скорее всего, все они погибли бы в этой последней попытке вырваться. Хотя, может быть, кому-нибудь и повезло. Но никто не был уверен, что повезет именно ему. И никто не хотел умирать первым.

Было страшно. Страшно представить, что их ждет, страшно сидеть и чего-то ждать, страшно на что-либо решиться. Все ожидали команды лейтенанта, все верили ему и отдали ему право решать свою судьбу.

А он был почти такой же, как и его бойцы, – молодой и еще не видевший жизни. Он так же, как и все они, не мог принять решения. Он боялся рисковать. Он боялся умереть, но больше всего он боялся послать на смерть их и поэтому посчитал, что будет правильнее искать выход всем вместе.

«Пусть выбор делает большинство. И он поддержит его, даже если это будет решение атаковать бандитов», – лейтенант, как и Бритоголовый, в тайне все же надеялся на это.

Но всем хотелось жить, и всем казалось, что именно эту возможность им предлагают бандиты. По крайней мере, всем им хотелось в это верить.

Страх делает человека безвольным, и никто уже не в силах был решиться на риск.

«Будь, что будет».

Все, как по команде, посмотрели на Бритоголового. Посмотрели как-то нехорошо, с едва скрываемой злобой, как будто он мог забрать у них эту возможность. И он, угрюмо понурив бритую голову, волей-неволей смирился с решением большинства.

Оставшееся оружие и боеприпасы были брошены в погребе. Выходили без оружия. Лейтенант пошел первым. Выходили по одному. Последним, матерясь сквозь зубы, шел Бритоголовый.

– Всё парни, сдаемся, сдаемся, – обратился лейтенант к стоящим вокруг погреба боевикам, поднимая руки вверх и криво, с надеждой улыбнулся. Но тут же осекся и опустил вниз глаза, стесняясь этого позорного всплеска малодушия.