Он сжимает челюсти, выдыхая наэлектризованный нескрываемой злостью воздух через нос. В глазах парня темнеет: он любит Адель, искренне любит, но все её выходки… они просто не оставляют им обоим шансов на нормальные отношения. Вот и получается, что кроме дежурного «доброе утро» родные брат и сестра больше ни на что не способны. Ей предстоит один из его бесконечно-долгих и нудных разговоров о том, как плохо заканчивают такие подлые суки, как Адель Моринг.

— Она об этом пожалеет, — сквозь губы говорит он.

Сара молчит, а каждая клеточка её души просит внимания, молит, чтобы её выслушали и пожалели, не дали сгореть дотла. Она уже сделала правильный ход — отвела от себя подозрения. Так почему, почему не может взять сейчас и рассказать, кажется, единственному другу обо всём, что её беспокоит? Ведь Люк всегда был рядом, в самые трудные моменты он был тем, кто помог ей привыкнуть к этому городу и адаптироваться к этой школе, он помогал ей с уроками и, в конце концов, познакомил с Кэнди, Дереком и Бобби. Люк не псих и не социопат, — он всего лишь интроверт, и такова его сущность. Он принимает Сару с её наивностью, её детскими мечтами и постоянным трёпом о глупых сказках, так почему бы и ей, как порядочной подруге, не принять его? Она и без того дров наколола!

— Люк, — на выдохе произносит О’Нил и снова поворачивается к парню, резко хватая его за руки. — Я должна тебе кое-что рассказать.

Он напрягается мгновенно, вглядываясь в озадаченное чем-то лицо девушки. Сара крепко зажмуривает глаза и как на духу выдаёт:

— Мне всё равно на сплетни вокруг меня, всё равно, что от меня отказалась лучшая подруга, даже, чёрт возьми, плевать, что какой-то псих поголовно насилует девушек, с которыми я каким-то сумасшедшим образом похожа. Но, Люк, есть что-то, что убивает меня изнутри… я чувствую, что всё в огне, здесь, — она прикладывает ладонь к груди и делает глубокий вздох. — Здесь горит.

— Может, у тебя изжога?

— У меня разбито сердце, — резко отвечает Сара.

И тогда словно какая-то неведомая сила заставляет его отпрянуть от девушки. Люк смотрит на неё, в удивлении приоткрыв рот и даже не пытаясь подобрать нужных слов. Теперь он понимает, что имела в виду Сара, когда говорила о том, что её душа пылает. Моринг чувствует что-то похожее прямо сейчас, словно кто-то поднёс спичку к его облитым керосином внутренностям.

— Ох, — только и может вымолвить он.

— Это не всё, — поджав губы и покачав головой, О’Нил накрывает лицо руками. Убедившись, что где-нибудь за дверью мама не греет уши, девушка наклоняется к ошеломленному однокласснику и полушёпотом продолжает. — Мужчина, в которого я влюблена… старше меня. У нас нет шансов. Он не любит меня и никогда не полюбит. И это убивает меня, Люк. Я не знаю, что мне делать.

Голубые глаза друга будто наполняются слезами, он громко сглатывает и часто моргает, стараясь отогнать непрошенные эмоции. Это удар. Это настолько больно принять, что парень едва борется с желанием послать всё к чертям собачьим и уйти, только бы в глаза её не смотреть, что видят перед собой кого-то другого. Люк никогда не станет тем, кого полюбит Сара. Жилетка, плечо, — он будет её опорой и поддержкой, не больше.

— Ты… ты влюблена в кого-то? — шёпот перерастает в хрип.

Не понимая его досады, Сара кивает.

— Я такая глупая, Люк. У нас нет шансов, он предупреждал меня, предупреждал, а я всё равно не справилась.

— Нет шансов, — эхом отзывается Моринг. — Но кто он? Старше… насколько старше? Я его знаю? Как же так вышло, Сара?..

Хочется злиться на весь мир, хочется во всё горло закричать от сдерживаемой и вдруг обострившейся боли. Нет, это не просто пожар. Это, черт возьми, настоящий армагеддон. Крах надежд, — ведь, черт возьми, Люк, держи улыбку и не выдавай своих эмоций. Ты ведь друг, ещё один хороший друг. И на что ты, мать твою, рассчитывал, когда она тебя в упор не замечала?

Но почему, как, когда она успела? В перерывах между работой и сплетнями о связях с Чёрными Драконами эта девчонка умудрилась влюбиться? Когда единственный, кто был рядом — это Люк? Моринг обязан верить ей, но сейчас всё, о чем пытается умолчать Сара, указывает на то, что подпись на листовке была не такой уж и лживой. Секс-игрушка Аарона Хилла… почему теперь эта фраза вызывает в нем не ярость, а подозрение? Ведь они с Сарой уже знакомы, почему бы этому дракон не быть предметом её обожания?

— Я не могу сказать, кто он, потому что всё в прошлом. Прости, что говорю всё это… ты единственный, кто теперь всё знает. И единственный, кто рядом со мной в этот паршивый момент.

— Всё в порядке, — сглотнув ком в горле, резко отвечает он и тянет к девушке руки, в ту же секунду прижимая её к своей груди. Люк смотрит в потолок и старается улыбаться так, что челюсть сводит, но он должен ради неё. Два разбитых сердца в огне прямо сейчас и, может быть, это сблизит их? Может быть, это его шанс? Просто находиться рядом и ничего не просить взамен. Проиграть битву, но не войну. — Тебе надо развеяться.

— Как тогда, с казино? — тихо усмехнувшись, девушка отстраняется и качает головой. — Не думаю, что сейчас подходящее время.

Он заставляет себя отвлечься от шока и обрести способность к нормальной речи. Всё, о чем может думать Люк — загадочный мужчина, предмет обожания его любимой и глупой Сары, ублюдок, что посмел разбить её чистое сердце. А ещё он должен продолжать быть верным себе и своим чувствам. Поэтому Моринг выпрямляется и в очередной раз за это утро пытается улыбнуться.

— Мои родители приглашают тебя на ужин сегодня. Они говорят, что ты хорошо на меня влияешь. После всех событий… я подумал, что было бы неплохо тебе познакомиться с ними. И я пообещал им, что ты придёшь. Адель с нами не будет.

Школьница хмурится и выпускает тяжёлый вздох. Сара пытается представить себя в этом огромном особняке, приколоченной к стулу изучающими взглядами мистера и миссис Моринг, а на смену этой жуткой перспективе приходит и другая: вечер, проведённый в одинокой истерике. Теперь она должна выбрать меньшее из двух зол.

— Хорошо, — недолго думая, отвечает Сара. — Я приду к вам на ужин.

***

Шифоновое розовое платье теперь кажется просто отвратительным. Если бы Сара могла давать значения цветам, она назвала бы розовый цветом глупости. Глупый розовый цвет на глупой розовой от смущения Саре. Она в последний раз окидывает это мрачное здание, тонувшее в сумерках соснового леса, а затем с обречённым вздохом входит на его территорию.

Зря она согласилась.

Всё же перспектива поумирать от горя в своей постели была не так уж и плоха, а теперь стоять здесь, перед их сдвоенной дубовой дверью и натягивать улыбку до самых ушей… каторга. На детском утреннике пятилетние артисты сыграют убедительнее, чем она сейчас. Но ведь у Сары есть оправдание, верно? В конце концов, это довольно трудно: пытаться подобрать разваливающиеся части тела и сохранять достоинство юной леди.

— Мисс О’Нил, — дворецкий с улыбкой открывает дверь.

Вот, у кого получается искусно играть в вежливость. Может, стоит взять у Бена пару уроков? У него явно опыта побольше! И дело вовсе не в возрасте! Просто работать на Морингов куда тяжелее, чем быть отвергнутой любимым человеком.

Сара несмело заходит в роскошную пустоту дома, втягивая носом неизменный запах старины и успокоительного. Голоса, доносящиеся из глубины особняка, едва различимы на фоне классической музыки. Бен забирает её пальто и на долю секунды останавливается, одобрительно улыбаясь. Теперь искренне, — хочется верить.

— Позвольте отметить, как изумительно сидит на вас это платье. Розовый — ваш цвет.

Украдкой взглянув на собственное отражение в огромном старинном зеркале, девушка едва справляется с желанием разрезать это чёртово платье ножницами, обратив его в бесполезные клочья. Розовый — цвет глупости. Девочка, что носила розовые свитера и красные береты, теперь стоит здесь, разбитая и уничтоженная. Решено: это розовый цвет сломал все шансы на то, чтобы быть с Аароном. И зачем она только надела на себя это безобразие? Чтобы продолжать поддерживать иллюзию той Сары, от которой уже ничего не осталось?