До последнего она надеялась, что на Хогвартс-экспресс посадят и её, что она станет исключением, ведь у неё азы магии были на высоте! Папа занимался с ней, пока никто не видел, и даже позволял использовать заклинание Левиоса на перьях. Сколько детей в десять лет поднимает в воздух перья? Правильно, единицы. Джиневра полагала так: мать переговорит с директором школы, отец приведёт основательные доводы, подкрепит их связями из министерства, и в самом Хогвартсе все узнают одну из гениальных ведьм уходящего столетия!

Её постигла неудача. С директором Дамблдором никто и не думал связываться. Мать не просто опровергла надежды, но и посчитала глупейшим капризом.

— Ишь, губу раскатала, дурында! Вы только послушайте, что толкает мисс Уизли, и не стыдно же заикаться!

Джиневре тогда сделалось жутко обидно. Всё воспротивилось в этом юном и ещё не знающем жизни создании, и она воспользовалась распространённым приёмом среди детей — протестом. Топнув ножкой и утерев слёзы, малышка отказалась провожать братьев прямо посреди вокзала! А смысл? Её брать не собирались.

Молли Уизли была не из робкого десятка и, воспитав шестерых непоседливых оболтусов, знала, как справиться с седьмой. Опыт уже не подсказывал ей, а просто вёл, инстинктивно и безраздумно. Она проигнорировала. Ничего, думалось Молли, поорет да успокоится. Она двинулась дальше. Сей ход до того рассердил Джиневру, что девочка твердолобо направилась в другую сторону. Она нырнула в буйный поток прохожих, злыми шажками прошла ряд колонн, кирпичных стен, поездов и горы чемоданов. Проделанный путь окончательно стёр десяток пустых телег. Только тогда мисс Уизли застопорилась и самодовольненько обернулась. Никто и не хватился. Даже остановить не попытались!

Чету рыжеволосых малышка так и не нашла. Как известно, если дети не могут увидеть головы своего родителя, то означает это только одно: они заблудились.

Нет ничего страшнее для ребёнка, чем потеряться на вокзале. Незнакомые люди не замечают тебя. Подозрительные разглядывают с особым пристрастием, а самое страшное — то, что нет поблизости авроров, никто не защитит. Ты никому не нужен, кроме злых взглядов.

Джиневра растерянно захлопала глазками, покраснела, и градинами по щекам скатились слёзы. Ей казалось, что она потерялась навсегда.

— Не нужно плакать, — раздался совсем рядом надменный поучительный голосок, — ты заблудилась, верно? Ну не реви! Для таких специально придумали место, где все потерявшиеся встречаются с родителями. Оно во-он там. За колонной. Ярдов пятьдесят, если быть точной.

Джиневра посмотрела тогда на лохматую девчонку, чуть старше её, с выпирающими зубами и умными, совсем не похожими на детские глазами, а затем услышала нежное:

— Гермиона, твой поезд уже прибыл, скорее, малышка!

Та самодовольно подмигнула и исчезла. Когда Джиневра, дрожа и не зная, как вести себя, прошла мимо брезгливых прохожих и остановилась у памятника, ей сделалось дурно. Она зажмурилась, а слёзы опять покатились по щекам. Будто та девчонка с линейкой считала ярды! Откуда той знать? К сожалению, Джиневра не понимала ярдов, и от этого сделалось досаднее.

Мать нашла её за несколько минут до отправки поезда и завизжала:

— Вот где эта малолетка! Джиневра Молли Уизли, ты плохая и совсем не взрослая! В Хогвартс она захотела! Умной себя посчитала, вы только посмотрите на неё! — в тот момент могло показаться, что тысячи осуждающих глаз уставились на неё и орущую мать, — Рон, в отличие от тебя, не сбегал! И вообще, как ты додумалась прийти сюда? Как?! Хоть где-то появились мозги, ужас, Артур, просто ужас!

— Дорогая, успокойся. Ей и так тяжело. Вряд ли бы она самостоятельно додумалась до этого. Не нужно ругать её.

— Ой, ты-то не лезь! Это всё из-за тебя, Артур Уизли! Всё из-за твоей всё поощряющей манеры! Дозволяешь им ты, а последствия я разгребаю! — она посмотрела на часы и с досадой воскликнула: — Вот, чудесно! Теперь мы и сыновей на поезд не успеем посадить! Что стоите? Скорее, пошевеливайтесь! Где близнецы? Где Рон? Ох, надеюсь, Перси собрал их всех!

Мать схватила её за шкирку, как щенка какого-то недееспособного, и потащила в сторону платформы.

Тогда-то Джиневра остановила слёзы, а её взгляд потерял фокус. Мать права. Она даже не догадалась осмотреться и попытаться выйти самостоятельно, а вместо этого дожидалась какую-то девчонку, не сильно старше её, которая смела ещё и учить!

Тогда Джиневра поняла, что у неё есть год, чтобы измениться, усовершенствовать свои способности и в Хогвартсе точно стать лучшей ученицей. И действительно, когда прошёл год, Джиневра знала азы магии, как ориентироваться в маггловском мире, научилась быстро схватывать, моментально решать проблемы. Она ступила в Хогвартс гордым шагом, с сильными амбициями и горящим взглядом. Она чувствовала себя самой Морганой, с большим будущим и мощным потенциалом. Но уже следующим днём выяснилось, что никто и не ждал ещё одну героиню. Что никто и не обратил внимания на очередного отпрыска Уизли. Что самая лучшая ученица — Гермиона Грейнджер.

Более того, та лохматая, наглая выскочка и была Гермионой Грейнджер! Причём она дружила с Роном и Гарри, тем мальчиком, который так понравился Джинни при первой встрече!

Ежегодно Джиневра пыталась влиться в их компанию. Только поступив в Хогвартс, она сразу же нашла дневник какого-то Тома — не помогло. Её сочли жертвой. Невинной, глупой овечкой! Пыталась бросить имя в кубок — не вышло. На бал пришла в восхитительном платье, с совсем взрослым макияжем и причёской — Гермиона Грейнджер завладела всеобщим вниманием. Лохматая заучка удивила всех, отхватив самого Виктора Крама! Даже Гарри был шокирован — она видела его реакцию и румяные щёки — и, к сожалению, не смогла отвлечь. Тогда она решила стать, если не лучшей ученицей, то хотя бы хорошим игроком в квиддич. И на пятом курсе она стала отличным вратарем, и отбила множество десятков и даже сотен мячей, но даже в этот раз Гарри Поттер ее не заметил. Всякий раз, когда выпадал шанс заговорить с ним, она превращалась в рыбу, которую волной прибило к берегу. Голос куда-то пропадал, в голове — пустота.

Именно после чувства дикой ревности, после святочного бала, Джиневра возомнила стать восхитительной актрисой, чтобы не теряться в разговоре с Поттером, уметь играть всё от кокетства до нежных слез и одновременно быть собой рядом с ним.

Тогда-то её и затянуло в актёрство. На какое-то время она забыла, что идёт война, что есть Волдеморт, а их будущее не определено. Она жила в искусстве. Они победили в войне, Джинни, как и многие бесславные, помогала! Так в газетах писали только о золотом трио! Несправедливость сочилась со всех сторон, но и на это можно было закрыть глаза, ведь она брала другим!

Какая же радость постигла её, когда Гарри опомнился после войны и впервые улыбнулся, предложил руку на лестнице, стал давать мантию-невидимку. Поначалу она не нуждалась в ней, мантия была символом уникальности, избранности. Джиневра владела тем, чем не обладала ни одна девушка в Хогвартсе. Даже сама Гермиона Грейнджер осталась с носом!

Но вскоре мантия потребовалась. В Хогвартсе прогремела весть: ставят спектакль! Это шанс Джиневры за долгие годы засады показать себя! Стать лучшей! Как пленник пустыни, она упивалась будущим успехом. Как и требовалось ожидать, роль Клеопатры досталась ей! Слава её! Гарри почти у ног! И что в итоге?

Она играет прислугу, одинока и неизвестна. И всё это, всё то, что по праву принадлежало ей, Джиневре, теперь у Грейнджер! У этой продажной, алчной потаскушки, которую она терпеть не могла. Которая забирала совершенно всё: и солнце, и небо, и одинокое проживание, и льготы старосты, и всеобщее внимание, и будущие лавры!

Только Джиневра умудрилась отомстить за свою несчастную жизнь, обличить продажную душонку Грейнджер, как на защиту мерзавки встали и Шарль, и Макгонагалл, и Трелонни!

Её глаза горели ненавистью. Зависть резала душу, вспенивала кровь, мучила гордость бедняги. Чем она хуже? Почему она всегда подставляет щеку на радость этой меркантильной твари? Хоть раз она ответит ударом, не смолчит, и Гермиона Грейнджер опозорится!