Образовавшаяся четверка хохотушек все больше походила на гадюшник, так как яд их шуток близко подкрадывался по венам к сердцу Гермионы. Хранить улыбку до ушей, когда тоскливо — это мастерство, и, наверное, оно было единственным, чем овладела Гермиона за этот год. Она ощущала себя одинокой средь однокурсников и друзей. Ей впервые хотелось поскорее закончить Хогвартс и начать новую жизнь.

Нашёлся лишь один человек, который поддержал и понял её без слов. Подошедший Невилл всучил мантию-невидимку, улыбнулся, будто наивному ребёнку, и подмигнул.

— Гарри не будет против, а я прикрою тебя, — прошептал он и, не дожидаясь ответа, ушёл к гостям. У Гермионы дрогнули уголки губ. Её кто-то понимал.

В мрачном коридоре тёплая лёгкая ткань укутала голову и скрыла от надоедливых зевак одну уставшую и грустную девушку.

Где-то в замке стрелки часов подходили к полуночи. Поскольку были выходные и прибывшие адаптировались, никто не запрещал студентам «осваиваться» и изучать гриффиндорскую гостиную вместе с хозяевами. Единственное правило: не гулять по замку ночью. Исключения составляли старосты. Их ожидало патрулирование, и их комнаты находились в другом крыле.

Так что со спокойной душой Гермиона направлялась к главному выходу, незаметная и ничего не замечающая. Карие глаза затмевала грустная задумчивость. Любой намёк о Снейпе она искореняла из головы. Витражи, проект, учёба составляли все её мысли.

Позади неестественно шевелились развешанные к фестивалю флаги. Сквозняк покачивал пыльные гобелены и играл со свечами в дикие пляски. Маленькие огоньки то извивались, то вытягивались и даже подпрыгивали. Создаваемые ими тени дрожали, а иногда вырастали и проходили сквозь Гермиону — чувство необычное, но и не удивительное. К нему она привыкла, так как давно пользовалась мантией.

Незамеченные угольки пожирали герб школы и изредка раздувались. Где-то капала вода. Замок жил собственной жизнью, но при шуме легких шажков затих. Шальные угольки тотчас потухли. Складки ковра, о которые можно споткнуться и недурно проехаться подбородком, разгладились. Лужа, образовавшаяся из капель, поползла к невидимой губке и исчезла. Иными словами, какая-то незримая рука навела здесь порядок. Никто не знал, что бесшумная призрачная поступь студентки служила оберегом для замка от пакостного неведомого существа.

Какой-то скользкий и едва уловимый взгляд лип к Гермионе и вызывал тревогу. Пульс участился, когда она остановилась и прислушалась. Стояла тишина, и даже, когда девушка обернулась и ощущение слежки прекратилось, легче не стало. Казалось, что-то витало в воздухе. Оно, как плохое предчувствие, вело не к добру. Гермиона глубоко вздохнула и остановила мнительные мысли. С чего она взяла, что кто-то присутствует здесь, кроме портретов? Возможно, именно они и следят за ней. Да и с чего бы им видеть сквозь мантию-невидимку? Откуда у них такой дар? Если её и замечали, то на карте мародёров и только предположительно. Карты давно не было в замке, а следить за ней попросту некому. Успокоившись, девушка продолжила свой путь.

В пролёте кто-то мелькнул. Свет зловеще померк. Когда гаснут свечи, даже самый отважный не осмелится броситься следом. Во мраке Гермиона застыла и прикрыла рот ладошкой, чтобы не издавать и звука.

Пивза на время фестиваля заперли, с другими договорились. Призраки ни за что бы не носились ночью по коридорам. Это кто-то другой. Или что-то.

Она осторожно выглянула за угол. Никого. Свечи больше не загорались, и единственным источником света была луна. Её светлые лучи проявляли маленькую хрупкую тень, поспешно направляющуюся к лестницам. Ничего не предполагая, Гермиона спустилась к главному входу и застыла. Мышцы в спине свело от увиденного, как если бы она стояла сейчас в запретном лесу.

По коридору из мрака Подземелий поднимался профессор Снейп. Он редко раздавал улыбки, но сейчас с какой-то сардонической нежностью улыбался. Его ласковая ладонь сжимала руку Нарциссы Малфой. У той слезы катились по щекам крупными градинами, вздернутый носик покраснел и припух. Женщина качала головой и смотрела на профессора с мольбой.

— С-северус, ещё немного! Прошу! — всхлипнул всегда сдержанный и элегантный голосок. Гермиона затаила дух. В груди возникало неопределенное, но явно неприятное чувство, которое непременно навещает тех, кто невольно подслушивает.

— Нет, Нарцисса. Это уже невозможно, — в его низком голосе прослеживалось тепло. Он сжал женское предплечье и направил их к выходу, как джентльмен, ведущий леди по аллее. От впечатления, которое создавала пара, хотелось отвернуться или сбежать. Но, увы, при самом большом желании Гермиона не смогла бы оставить их. Ей было жизненно необходимым понять всё: и причину нежного отношения Снейпа с миссис Малфой, и слёзы той. Их что-то связывало. Чувства? Возможно, то, что она узнает даже разочарует и тогда её влюблённость исчезнет, ведь так?

Нет. О чем речь? Она не должна подслушивать! Поступок явно не гриффиндорский! Гермиона отвернулась, силясь тихо уйти. Не её это дело, да и к тому же рассчитывала она не на разочарование. То был самообман. Её душа, как трепещущая птичка с цепочкой на лапке, рвалась взрастить надежду. Что может быть прекраснее, чем услышать свое имя, узнать, что Снейп с другими женщинами ведет разговор о ней? Возможно, он отказал миссис Малфой в чувствах и та плакала? Ах, как Гермионе хотелось позлорадствовать!

Но что тогда просила женщина? О чём она вела речь? Рассердившись на себя за наивные мысли и несдержанность, Гермиона притаилась у стены. Нет, она не уйдет и всё разузнает!

Снейп не сводил сверкающих глаз с собеседницы. Слёзы текли по щекам той и вызывали жалость. Глаза резало и взволнованной Гермионе. Что-то ей подсказывало, что разговор уж точно не о ней и точно не о чувствах.

Внезапно женщина остановилась и замотала головой.

— Пожалуйста, пожалуйста…

— Тс-с… Ты обязана это сделать. Мы должны, Нарцисса. Просто доверься мне. Или я утратил доверие? Не плачь… — с этими словами профессор сжал плечи Цисс и провёл по ним до локтей. Лицо Гермионы скривилось от отвращения, а в глазах потух огонь. Птица надежды после такой картины разбилась о камни. Доверие ему?

— Северус…

— Не доверяешь… — с грустью усмехнулся он и заглянул в холодные, сверкающие глаза аристократки. Крупная слеза скатилась по щеке Гермионы, но девушка не отвела взора, лишь бы не упустить ни одной детали.

— Доверяю… Просто мне нужно время… Может, ты дашь мне ещё неделю, две?

— Нарцисса, — голос профессора посерьёзнел, и Снейп приоткрыл для неё главную дверь, откуда ворвался зимний ночной воздух, — Люциуса уже нет, Драко — тоже… Ты осталась одна. Вечером выбери самое красивое платье… Послушай, уже давно пора начать новую жизнь.

Ком, подступивший к горлу сейчас, — Гермиона была готова поспорить — отличался от предыдущих. Этот — колючий, шершавый, словно металлический и с иголками. Девушка медленно его проглотила, ощущая, как дерёт грудь изнутри. Если бы пришла смерть, она обрадовалась бы ей больше, чем этой сцене. Когда дверь за ними с глухим хлопком закрылась, в душе Гермионы царила разрушительная сила — ревность. Пускай саму девушку, жгучих слез на её лице и потухших от боли глаз было не видно, лица с портретов ощущали, как нечто жуткое и горькое взвивается в воздухе под самый потолок. Оно, желая разрушить многовековой замок, снести камень к чертям, разрывало чьё-то маленькое сердце.

Под растерянные взгляды с картин Гермиона вернулась в комнату.

Всё встало на свои места. Профессор обладал прагматичной логикой и жалостливой душой. Он продолжал флиртовать со студенткой ради свидетелей да пиара и одновременно не смел относиться жестоко к юной влюблённости. Жалел. У него была личная жизнь, что неудивительно, ведь он взрослый мужчина.

Тишину в спальне прервал тихий всхлип.

У порога мяукнул Живоглот. В начале года он напоминал профессора, а теперь — о глупости одной девятнадцатилетней девчонки. Ну не дура ли? Пару раз Гермиона утёрла слёзы, но те не прекратились. Горечь чувствовалась на губах. Ладони дрожали не то от холода, не то от переизбытка чувств.