— Я тоже считаю, что не всё потеряно, Сенмут. Мы сможем победить Сета, — рисунок за рисунком собирались во едино. Перед глазами мелькали чертежи храмов и пирамид, лабиринты и схемы гробниц. Сенмут наклонил голову к плечу, будто прикидывал в голове что-то.

— Победить? Его сам Осирис не может взять, а уж нам то с тобой далеко, но что там с моей воспитанницей? Быть может, она говорила о Тутмосе или побеге? Они не могли уйти далеко.

— Могли… И даже если вы её вернете, это ничего не изменит. Она попытается снова сбежать. Она будет искать магов, — Гермиона отложила третью стопку, разгладила заломы на верхнем чертеже и подошла к глиняным чашам, где горками лежала стертая в порошок краска. На мгновение ей показался магический желтый лучик. Он промелькнул перед глазами, а за ним пролетела черная агрессивная тень. У девушки ёкнуло в груди. Она резко осмотрелась: в зале по-прежнему был один Сенмут.

— И она их найдет.

— Это те самые жрецы? Они настоящие маги? — встряхнула Гермиона головой, продолжая уборку и совсем не замечая злорадную улыбку Сенмута.

— Да, те самые… Они сделают из Неферуре жрицу, и новый фараон откроет новую династию. Я всегда считал, что Тутмос слишком юн для правителя. К тому же ему не достает крови богов. Куда он приведет государство с таким умом?

Перед глазами Гермионы возникла снова тень. Комната стала вертеться вокруг. Ей стало тяжело дышать. Она ухватилась за первое, что попалось под руки — за большую вазу с песком, которая с грохотом упала на пол и разбилась. Шум ударил по ушам Гермионы, и боль прекратилась. Она с недоумением помассировала виски. Что происходит? Ей явно нездоровилось.

— Ты согласна со мной? — спросил Сенмут, будто не замечая, что ей плохо. Гермионе хотелось пить. Она не отвечала, тогда мужчина налил её молока и поднес к губам.

— Так ты согласна со мной?

Гермиона припала к чаше и с жадностью стала пить прохладное молоко. Вкус был совсем не тот, что она пила совсем недавно. Обычным. Не сладким. В ногах появилась слабость. Вряд ли она сможет самостоятельно встать. Гермиона перевела взгляд и увидела до боли знакомые серые камни, запрятанные на половину в песок. Северус еще с первого курса твердил им, что безоары спасут от любого, даже самого смертельного яда.

— Сенмут, что это за камни? — Гермиона взяла в ладошку один безоар и показала мужчине. Тот весело улыбнулся и погладил её щеку.

— Ты так и не поняла… Это камень козы, помогает от ядов и укусов змей, а что?

Она молчала. В голове пронеслось: «Только не это!». В глазах замелькали тени, комната снова закружилась.

— Но именно в них нуждалась Хатшепсут, — слабо проговорила Гермиона. Взгляд не фокусировался, и казалось, что на плечи давили стены.

— Дорогая, ты слишком устала, — ласково протянул Сенмут и осторожно уложил её на пол. — Это всё неправда…

У нее сдавливало глаза. Хотелось их поскорее закрыть, но Гермиона мотала головой. Нет, нет, нет! Так не может быть! Так не должно!

В глазах снова стало темнеть. Последним, что она увидела, когда моргнула, был Сет, стоящий позади Сенмута.

— А теперь найди моего отца, — его глаза горели огнем.

Сенмут криво усмехнулся и потащил Гермиону.

========== Партия разыграна ==========

Она вжималась в угол и ждала. Совсем не по-фараонски! Её глаза медленно, осторожно осматривали коридор. Вот остановился Инени — Гермиона увидела его. Он замер так необычно, будто заметил что-то интересное во внешности жрицы. Вот чиновник развернулся и ушел. Шаги его затихли. Гермиона же, как видимо, не двигалась: стояла за стеной и маялась в раздумьях. Хатшепсут прикрыла глаза. Ровное дыхание её ослабшему организму давалось с трудом.

Ну же, девочка, уходи к Сэ-Осирису! Не медли! Увы, помочь сейчас она ничем не могла. Вот послышались шаги Гермионы.

Не туда!

Вскоре Хатшепсут услышала все. И по её телу поползли мурашки от липкого и вязкого чувства внутри. Даже когда обыскивали комнаты Сенмута, когда искали карты с тайными планами храма, когда Инени с презрением на лице показывал ей камни, которые по его словам, ускорили бы процесс выздоровления, она не верила… Но теперь, если бы кто-нибудь увидел её взгляд, то понял бы, что всю её пронзала не только боль, но и ненависть. Её предал не просто любимый человек. Её предал советник, понизил в ранге, изменил.

Гермиона слабо зашептала, а Сенмут, будто насмехаясь, принялся успокаивать её. Послышалась возня, и всё стихло, словно был ранний рассвет и все спали. Он унес её в жреческую часть дворца.

Хатшепсут заскрипела зубами. В ней нуждался Египет, Тутмос и Неферуре, но никак не Гермиона. Её обязательно выручат. Сенмут не успеет ей навредить. Ведь так? Так?

Выходя из укрытия, она осмотрелась и поняла, что у нее разрывает грудь от желания сделать всё возможное, лишь бы спасти всех. Хатшепсут бросила взгляд на комнату Сенмута. Раньше шутка, что он заслуживал собственный иероглиф в виде кувшина молока, не причиняла ей боль. Его любовь к коровам, к своему делу была на лицо! А как оказалось, и на то была выгода.

Её губы искривились от гнева. Где-то в ребрах заныло с новой силой, и Хатшепсут, пошатываясь, поспешила в кабинет предателя, чтобы найти камни. Инени и тут был прав: Сенмут прекрасно мог помочь. Дело было в желании…

Оставалось ответить лишь на один вопрос: сколько раз Сенмут травил её?

Совсем скоро прогремел ритм мужских размашистых шагов. Нужно торопиться! Но Хатшепсут закопошилась, желая унести как можно больше. У нее все вываливалось из напряженных пальцев и с грохотом рассыпалось на полу.

Сенмут приближался.

С каждым эхом быстрых, скользких шагов волнение усиливалось. В ушах стучал пульс. Её охватило бушующее негодование. Ничего не выйдет! Да и что она делает? Глупо. Хатшепсут отшвырнула камни в стену, которые тут же раздробились на несколько маленьких кусочков. Гордо выпрямилась и уставилась на единственный выход. Сенмут был уже за стеной. Незамеченной она уже всё равно не останется.

Когда Сенмут увидел её, его лицо изменилось: губы содрогнулись, бровь вопросительно поползла вверх, словно он не ожидал застать её здесь.

— Почему ты не в постели? — его недоверчивый взгляд упал на горстку безоаров. — Есть сведения о Неферуре…

Такой спокойный, что хотелось ударить. Не долго думая, Хатшепсут схватила вазу и швырнула в него. Затем вторую и третью. Мимо: Сенмут увернулся, оскалился и бросился на неё. Боль заставила женщину вскрикнуть. Он заломил локти, вжав её в стол, который с тягучим скрипом въехал в стену. Она тихо заскулила. Унижения приносили ей боль посильнее физической, точно что-то ломалось внутри нее. Будто тот сильный стержень, что держал весь Египет, власть, жрецов, дал трещину, разламывался.

С видом человека, увидевшего опарышей в разлагающемся трупе, Хатшепсут посмотрела на Сенмута. Ей хотелось расцарапать его лицо и изувечить гадкого предателя. Но едва ли ей выпадет такой шанс. Глупо будет оставлять её в живых.

— Ты тоже спятила, как и твоя мамаша? — глаза Сенмута отдавали пустотой, он еще больше причинял ей боль, сдавливая запястья. На её ресничках повисли две сверкающие капли.

— Яд змеи ударил в голову! — прохрипела Хатшепсут, чувствующая неутолимое желание увидеть Сенмута мертвым.

Он низко рассмеялся.

— Я так и думал. Тебе нужно поспать, дорогая, — в голосе слышалась издевка. Вроде бы, он сильнее заломил руки, а затрясло ее от противного смеха. Она фараон. Никто не смеет приносить ей боль. Никто не смеет унижать. Никто не смеет смеяться и издеваться! Никто!

Сенмут с мерзкой улыбочкой покачал головой, когда увидел ползучие дорожки скудных слез, жалкую улыбку своей жертвы и дрожащие хрупкие плечи.

— Вот она, твоя слабость…

Она вглядывалась и искала в его глазах любовь, прежнего Сенмута, но, кроме насмешки, ничего не находила. «Какой же он жалкий!» — подумалось ей. Стоило прикрыть глаза, как буйство чувств стихло. Нет, не сейчас. Хатшепсут возненавидела себя. Как и всегда, она поняла, что простила его, такого глупого, жестокого человека. Нет, убить она его не могла. Да и не смогла бы. Ей захотелось взвыть оттого, что она не могла сердиться ни на него, ни на таких людей, как он.