Однако гриффиндор его поражал. Их всеобъемлющая любовь, безрассудный альтруизм и режим «сначала делаем, потом думаем» всегда нокаутировал его чуйку. Дети хоть и были разными, но поступали одинаково. И его Гермиона, не выросший гриффиндорский ребенок, не являлась исключением из этого правила.

Северус был вне себя.

Слишком импульсивно.

Сердобольность рано или поздно сведет если не её, то его в могилу уж точно. Помешав зелье в последний раз, он выронил ложку и выругался. На запястье заалел ожог. Видит Мерлин, Северус был готов испепелить котел, а прах рассеять по пустыне.

Кончик палочки уперся в руку. По пальцам прошлось слабое магическое тепло.

С безоаром ему бы не потребовалось варить это треклятое снадобье. Но то ли в Древности и вовсе не водились волшебные козы, то ли камень был настолько редкостным, что поиски за десять лет не дали никаких результатов.

Ему показалось, что прошли минуты, пока магия затянула ожог. Плохо. Очень плохо. Закатив глаза и поприветствовав вновь пришедшую проблему, Северус оставил антидот настаиваться, бросил взгляд на кувшин, стоящий третьим среди всех остальных, и вышел.

После её «ненавижу» продолжало щемить в груди. Несмотря на то, что приготовление зелья и ожог притупили его эмоции, он бушевал и быстрым шагом направлялся к Яхмес. Чем она думала, общаясь с наивной и молодой девушкой — ясно как день. Но с Северусом такие манипуляции не пройдут.

— Я требую объяснений, Яхмес. Почему вы стремитесь заключить сделку с моей женщиной, когда я её хозяин?

Лицо старухи было окрашено в цвет гнилой, посеревшей кости. Молчала. Линии под ней соединялись в крупных точках, и всё своё внимание ведьма отдавала предсказаниям. Он недовольно нахмурился и опустил осторожный взгляд на угольные чертежи.

С детства ему не особо нравилась нумерология: не сошелся с преподавателем. Однако для понимания, что расчет был на ближайшее время не нужно семи пядей во лбу. Линии прерывались.

Прежде чем он что-либо сказал, его скептический взгляд осмотрел каждый иероглиф.

— Раньше серых линий было три: Сет и еще две неизвестные. Почему же теперь их две?

Его глаза превратились в щелки, выдавая подозрение. Но Северусу было и вовсе плевать. Совсем скоро концентрация зелья достигнет максимума, и духа их здесь больше не будет.

Яхмес воскликнула:

— Вы должны как можно быстрее уходить!

Её опустевшие от страха глаза будто молили Сэ-Осириса не медлить. Но Северус не относился к людям, верящим на слово.

— Причины и доводы, Яхмес. Ну же, не медлите! Все, что касается моей жены, касается и меня!

И вот, опять, у Северуса случилась ностальгия, отчего его лицо исказилось гримасой сожаления. Несколько лет назад, во время войны, почти каждый смотрел на него так: боялся и желал сжаться в песчинку. Яхмес быстро совладала со своей неприязнью.

— Одна из серых линий сейчас во дворце. И это не ошибка. Я недооценила его!

Она сжала кулаки и резко вскинула голову.

— Скорее уносите ноги!

В порыве паранойи старуха бросилась стирать расчеты, закидывать их песком. Северус поджал губы и остановил её за плечо, не отрывая глаз от вновь перестраивающихся линий. Неурядица какая-то! Отчаянная Яхмес округлила глаза. Линии зажили своей жизнью и исход менялся.

Пока они оба ожидали окончания магического произвола, Северус спросил:

— Получается… Не такая уж Неферуре «обычная», верно? Вы всё-таки его убили…

Последние слова лгунья проигнорировала. Впрочем, Северуса это мало волновало.

— Как же это ужасно… Ужасно! Дар к Неферуре не переходил, он усилился.., — Яхмес прикрыла глаза. — Спасите её! Спасите мою внучку!

Северус посмотрел на финал. Сюжет остался тот же, а вот время их игры заметно сократилось: четыре линии прерывались в одной точке. Их конец начинался сейчас.

Северус вздохнул, ничего не ответив, и скорее вышел искать Гермиону. Ведь если та самая линия Сенмут, что многое объясняет, они в опасности.

***

Пока они шли, Гермиона заметила, что дворец, за исключением Фины и нескольких служанок, совсем опустел. Стояла тишина. Ссутулившийся Сенмут шел, смотря себе под ноги. Гермиона всегда так делала, когда решала сложную задачу или составляла расписание занятий, а это значило, что он полностью погрузился в свои мысли. Не собираясь отвлекать своего спутника, девушка молчала. Её взгляд бесцельно блуждал вдоль растянутого коридора. От заходившего солнца ползли тени пузатых ваз, статуэток, колонн. Её почти испугало то, что одна из них двинулась и сделалась похожей на вытянутого человека. Гермиона замедлилась, отстав от Сенмута, и пригляделась внимательнее.

Дворец был построен не так уж и затейливо. В отличие от пирамид, храмов и гробниц, в нем лабиринты не путали людей: огромные залы соединялись коридорами колонн. Поэтому большого труда не составляло запомнить, что в каком зале расположено. Тени двигались в самой обычной, непримечательной подсобке, выходящей окном в сад.

Тень двинулась, и на полу появился знакомый женский профиль. Вторая же вытянулась, кивнула и резко уменьшилась. Послышался шорох. Гермиона застыла в ожидании увидеть человека, в столь неподходящее время общающегося с Хатшепсут.

Шаг, второй, и в коридор вышел Инени, который резко обернулся и вперил свой неприятный, стеклянный взгляд в жрицу. На его скуластом лице дернулся мускул, и он застыл. Гермионе даже показалось, что она завладела даром медузы Горгоны, раз смогла обратить человека в статую. Её бросило в пот.

— Да кто же вы на самом деле? — съязвил мужчина с интересом, от которого передернуло. Гермиона ответила ему хмурым взглядом. Что за шутки вздумал шутить этот подлый человек?

Не успела она и слова сказать, как бледный чиновник развернулся и ушел прочь.

Первым делом Гермиона хотела рвануть к Хатшепсут и помочь ей. Вдруг зловредный Инени в очередной раз устроил какую-нибудь мерзкую каверзу? Но тень курносого женского личика, мелькнув, исчезла.

— Жрица, надеюсь, ты не передумала отпить со мной молока? Не обижай моих драгоценных коровок, — поторопил добродушный Сенмут из своей мастерской, где слышался плеск молока.

Лезть в чужие дела не хотелось. В глубине души кольнула совесть. Хатшепсут всегда её поддерживала, а сейчас Гермиона хотела поступить как эгоистка… Но Гермиона уже приняла решение — не вмешиваться. Изменений в истории и так слишком много. Она завернула в узковатый коридор и зашла в знакомый зал.

Сенмута нельзя назвать чистюлей, и то, что увидела Гермиона, придя к нему, подтверждало это. Только сейчас бардак напоминал не творческий беспорядок, а психическое отклонение. Мятые чертежи, больше похожие на каракули психопата, валялись по всему полу так, что и лишнего шага нельзя ступить. Из перевернутых, выпотрошенных ящиков вываливались письменные палочки, краски и угли. В мрачном углу лежал битый ряд кувшинов.

— Да здесь прошелся ураган! — в шутку заметила Гермиона.

— Ураган? — не понял Сенмут и с толикой улыбки вручил ей чашу, до краев наполненную молоком.

— Прошу прощения за это недоразумение. Стражники и здесь искали Неферуре. Но это не главное…

Гермиона согласилась и сделала пару глотков. Главное — найти Неферуре.

— Как Сэ-Осирис? Я уж соскучился по этому скряге, — осушив чашу, Сенмут посмотрел на Гермиону.

— Приходил ли Он снова, Гермиона?

Посмаковав сладковатое молоко, девушка сглотнула и оторвала взгляд от заплесневелых углов.

— К несчастью, да. Он предложил нам что-то вроде сделки. Задумал помочь Неферуре, но мне сдается, что всё это не просто так…

— «К несчастью»? — Сенмут покачал головой, — Везде можно найти выгоду, везде, юное дитя. Я говорил Се-Осирису, но он не желает и слышать об этом. А ведь с Сетом по-простому нельзя, ему: либо все, либо ничего. Но Сэ так уперт…

Вспомнив характер своего мужа, Гермиона улыбнулась, допила и отставила чашу. Еще раз осмотрела бардак и по доброте своей решила, что работать в таком безумстве сможет только истинный сумасшедший! Она присела и принялась поднимать один за другим желтые, мятые папирусы.