***
К рычащему и вечно скалящемуся тигру Неферуре уже привыкла. Впрочем, девушка из сна тоже. Да и не особо-то он и рычал с ней. Наоборот, лоснился.
К чему бы это?
Она встала и размяла мышцы с грустной улыбкой на лице. По привычке девушка обозвала себя глупой мечтательницей, стоило ей лишь на мгновение представить, что она могла бы быть жрицей Египта. Но, к её великой досаде, ей не удавалось ни знахарствовать, ни вызывать загадочных существ, да что уж там, она банально не могла строить отношения с родной матерью!
А жрецам уж это подвластно.
Прошла неделя с того постыдного провала, когда жрец поймал их с поличным. Никогда (девушка зареклась) не будет встречаться с возлюбленным в чужой лаборатории. Эмоции окунули ее с головой в позор, но зато теперь каждую ночь к ней приходила ее сказочница, что не могло не радовать.
Однако сегодня долго быть улыбке на ее лице не пришлось. Заметив пятна на подушке, Неферуре озадачилась и вытерла нос. Кровь запачкала пальцы.
Она подняла взгляд на служанку и уставилась на нее с мольбой. Но та уже умчалась к матери. Предательница.
К счастью, у фараона нашлись куда более важные дела, и тогда вопрос лег на плечи её бабушки. Бабушке по линии матери, Яхмес. На всякую надоедливую заботу Неферуре капризно фыркала. Будет еще, это всего лишь кровь из носа! Такое бывает у каждого.
Но стоило ей только буркнуть, что она только встала, как строгая Яхмес, недолго думая, схватила её за руку и поволокла в сторону комнат жрецов.
***
Как работал поцелуй профессора — не понятно, но с тех пор Гермиона не испытывала дрожи в ногах и спирали в животе, иными словами, больше они не целовались, и никто не приходил к ней в кошмарах. Один лишь поцелуй, а эффект на неделю, и может быть, больше. Тут рвался в бой научный проект. Уж больно странно влияли они друг на друга, и внутренний ученый в гриффиндорке требовал исследований.
Зелья сна без сновидений дополняли магическую «защиту», и теперь она спала, как студент после сессии — постоянно, без снов, как убитая. Тем не менее, Северус излюбил кресло в её спальне и некоторое время охранял её сон. Сидел он в дальнем углу комнаты и развлекал себя алхимическими уравнениями, составляя новые зелья. А под утро уже уходил.
Во всяком случае, Гермиона просыпалась в одиночестве.
Он всё еще злился, и со стороны могло показаться, что жрец кидался в нее ядовитыми резкими словечками, но Гермиона знала, что Северус не стремился ее уколоть, что так переваривал информацию, проявлял внимание… Либо ей хотелось, чтобы на деле он всё-таки дразнил её.
Подготовка к свадьбе шла полным ходом, хоть Снейп как-то и не желал говорить об этом. Лишь требовал называть его «Северусом», коль уж так вышло. Поскольку «вы-кать» они не переставали, меж ними сохранялась дистанция. Гермиона вообще не думала о тех событиях, которые должны произойти, чтобы они перешли на «ты», но и те неукоризненно приближались, как экспресс с каждой минутой…
Она ловила его голодные взгляды на себе и всякий раз испытывала волнение, переходящее в мелкую дрожь. Будет нечестным сказать, что страх являлся тому причиной. Её тело и инстинкты говорили совершенно об обратном, но и их волшебница старалась не замечать.
— Гермиона? — раздался его низкий и слегка хриплый голос из коридора. Она выскочила навстречу раньше, чем он повелел не двигаться.
— Ох, Северус! — восхищенно охнула она и вот теперь, после увиденного, конечно, застыла. Гермиона подняла глаза и поняла, что он смотрит на нее с каким-то странным блеском в зрачках. Только она открыла рот, чтобы спросить, как Снейп, отмахнувшись от странных мыслей, возвел глаза вдоль по колонне и выше, где очередное солнце защищало Великие земли.
— Несносное любопытство…
И на ее растерянную улыбку, уголки его губ дрогнули.
— Держите традиционный жреческий подарок, — он протянул руки с маленьким тигренком, — ну же, не стойте столбом, — поторопил бархатный теплый голос, — или моя гриффиндорка боится больших кошек?
— Конечно, нет! — и на йоту Гермиона не приблизилась к облизывающемуся сонному малышу, будто ее ноги превратились в основания колонны и вросли в каменную плиту. То, что она его, сомнений уже не оставалось…
— Конечно, — сыронизировал Северус, протягивая руку, — идите сюда.
Его нисколько не остановило отрицательное мотание головой, и он снова чуть тверже повторил:
— Оказывается, Мисс Грейнджер — трусишка. Идите ко мне.
Да не боялась она! Но насмешливо изогнутая черная бровь говорила, что ее хозяин иного мнения. Гермиона буквально купилась на этот хитрый наглый ход — она это поняла, стоило утихомириться гриффиндорской гордости.
Сомнения не оставляли её вплоть до последнего шага. Потом он просто привлек ее за талию.
— Расслабьтесь. Он вас не съест, — по телу Гермионы пробежала беспомощная дрожь, когда в её ухо, словно капля теплого виски, полился хриплый насмешливый шепот Северуса. Он встал позади, и девушка подумала, что совсем скоро съест ее кто-то другой…
Он взял её маленькую нежную ладошку в свою, полуобнимая, и направил к малышу, который с интересом поглядывал на новую хозяйку. Его коричневый нос, ловя новые запахи, дергался так забавно, что Гермиона даже не заметила, как улыбнулась. Северус улыбнулся тоже.
И, несмотря на это, напряжение в ней ни усиливалось, и ни спадало. Одно дело — Живоглот, знаете ли, и совершенно другое — зубастенький тигруля, чья мамочка наверняка лакомится кровавым стейком на завтраки, обеды и ужины.
Профессор провел большим пальцем по её костяшкам как бы невзначай, и Гермиона прикусила губу, играя равнодушие.
Больше внимания питомцу, больше…
Свободной рукой она почесала пупса за ушком, и тот снова стал обнюхивать её.
— Я ему нравлюсь, — то ли с интонацией вопроса, то ли с утверждением сказала она и повернулась к нему.
Ошибка, Гермиона, ошибка! Их лица находились слишком близко. Взгляды разделяла лишь разница в росте.
— Ему очень сильно нравится ваш запах. Где вы достали эфир лотоса?
Лишь благодаря волнению Гермиона не удивилась, что он так быстро узнал этот аромат. Конечно, он Мастер Зелий и всё такое, но неужели его обоняние развито настолько, что за первые секунды можно различить нотки? Или же он давно разгадывал его?
— Ваша лаборатория… Я в ней иногда проводила время… Химичила… Дистиллировала*, пользовалась, если так можно сказать, всеми прелестями жизни. Пахнуть как священный цветок, что может быть лучше?
Тигренок снова ее лизнул. А Северус наклонился и провел носом по ее шее, наслаждаясь ее запахом, своей ходячей амортенцией, о чем, конечно, он не признался бы даже себе…
И Гермиона попыталась сдержать счастливую улыбку… Возможно ли…
— Он милый, — ласково сказал ее звонкий, но слегка дрожащий голос, когда питомец вильнул хвостом и перелез к ней на руки. Весил он куда больше, чем казался. Не без усмешки профессор отстранился и помог ей, из-за чего их руки снова соприкоснулись. От его теплого взгляда у нее окончательно растопилось сердце. Она любила его. О, как она его любила!
Гермиона поняла, что попала. Пропала.
— А что же должна сделать невеста? — неожиданно для самой себя задала она вопрос.
— Поцелуя будет достаточно.
Взгляд Северуса упал на губы Гермионы и задержался там. У нее возникло ощущение, что они загорелись от этого взгляда. На щеках просочился румянец, но она осмелилась спросить:
— Любой?
Вновь появилось желание сглотнуть, когда он перевел свой внимательный, но такой любящий взгляд в ее темнеющие глаза. Словно он тоже ее любил по-настоящему… Молчание — знак согласия. Вознамерясь поцеловать его в щеку, она потянулась к нему. Но то ли они не поняли друг друга, то ли животное отвлекло их двоих, но Северус повернул голову. Угол сменился, и она поцеловала его губы. Вернее чмокнула, но сама.
Впервые.
Большие карие глаза распахнулись, и вместе со смесью растерянности, смущения и любопытства, она опустила взгляд на те мягкие губы, ласкающие ее неделю назад так, что хотелось стонать от желания. Вот-вот они должны были растянуться в усмешке. Она ждала. Но этого всё никак не происходило. Наоборот, её реакция, поведение заинтересовали Северуса не меньше, чем Гермиону — его губы.
