Добрым хохотом ответили люди на речь главного механика. Смеялся и Тейнер, принимая подарки Логинова.

- Позвольте и мне... Позвольте и мне, - обратился к провожающим Тейнер. - Я имел в виду тоже сделать подарок. Но так как некоторые люди забывают отцеплять свои подарки до того, как они уедут, я отцеплю его сейчас.

Тейнер снял свою небольшую кинокамеру и подал ее Андрею.

- Наконец-то и я приступил к подрывной деятельности, - сказал Тейнер. - Я сейчас завербовал вас, дорогой Андрей, корреспондентом американского телевидения. После того, как вы устанете снимать одну особу, имя которой я не знаю, как и все присутствующие здесь, я прошу вас продолжить начатый мною фильм о строительстве на Ленивом увале. За лебедку спасибо. Я давно имел на нее зуб, как и вы на мой аппарат. Теперь мы ничего не имеем друг против друга.

Снова раздался смех.

- За книгу тоже спасибо. Хотя мне до этого разные лица подарили уже семь таких книг, но я возьму с собой и эту.

Тейнера сменили на крыльце Дома приезжих пионеры. Они протрубили в горн и стали читать вразбивку и вместе сочиненные, видимо, не без участия взрослых стихи.

Пусть эти стихи непригодны для печати, но в данном случае без них нельзя.

- Кто весельем заряжен?

- Мистер Тейнер! Мистер Джон!

- Кто в работе напряжен?

- Неустанный дядя Джон.

- Детворой кто окружен?

- Наш индеец смелый Джон!

- Кто стиляга и пижон?

- Страшный модник мистер Джон!

- В луже кто снимал "кошон"?

- Кто-то... но не мистер Джон.

- Кто в лесу сказал обжоре:

"Много есть нехорошо"?

- Деликатный мистер Джо!

Рифмы все. Стих завершен.

Путь счастливый, мистер Джон,

Приезжайте к нам ужо,

Будем ждать вас в Бахрушо!

Хорошо?

- Нет, нет, ребята! - возразил сияющий Тейнер. - Есть еще рифмы. Есть, есть... Например: "свежо" - "поражен"... Я тоже могу сочинять стихи. Да, да... Что вы на это скажете:

- Очень мило и свежо!

Я приятно поражен,

Им ответил мистер Джон.

Я вас тоже уважо...

Оператор телевидения, как ему и положено, опоздал, но все же прощание с детьми было снято и записано на пленку.

Тейнеру это было, видимо, приятно, и он чуточку позировал.

Появление телевизионной аппаратуры лишило проводы некоторой доли непринужденности, и Елена Сергеевна Бахрушина сказала, наверно, меньше, чем она собиралась, но все же не так уж мало и не столь уж официально.

Она привезла ящик с продуктами в дорогу Тейнеру. В обращении к нему вместо "мистер Тейнер" она, оговорившись, сказала "товарищ Тейнер".

Несколько смутившись этим, сделав вынужденную паузу, она решила не исправлять оговорку, а подтвердить ее:

- Дорогой товарищ Джон Тейнер! В этом ящике и еда и питье. Припасенного мною вам хватит до Нью-Йорка, если даже вы будете угощать в дороге кого-то другого, кто многовато ест. Но я прошу вас, Джон, не угощать моими продуктами посторонних. В этом ящике нет ничего, что может испортиться в дороге. И мне будет очень приятно, если кое-что вы сумеете довезти до дому и угостить вашу жену, Бетси, вашего отца, мистера Тома Тейнера, и вашу маму, миссис Джой Тейнер, и ваших детей - Джекоба, Китти и младшего, которого зовут дорогим для меня именем Питер. Для вашего маленького Пети тут лежит особый кулечек, на котором нарисован петушок. До свидания, веселый человек Джон Тейнер. Не позабудьте оставить адрес. Я надеюсь, что у Петра Терентьевича еще будет возможность поехать в Америку. И если это случится, то уж я не отстану от него, потому что в Америке теперь у меня много знакомых и есть где остановиться. Так что этот ящик обойдется вам недешево...

Тейнер поклонился, потом поцеловал руку Елене Сергеевне.

А она, такая наряженная, надушенная, в розовой шали, накинутой на плечи, так живописно теперь подчеркивающей ее зардевшиеся щеки, была довольна собой и сказанным ею.

Бахрушин, стоявший поодаль в толпе провожающих, нескрываемо любовался женой. Ему было приятно сегодня все: и речи, и шутки, и даже рискованное кружевное платье жены, и еще более рискованные высокие, тоненькие каблучки ее туфель. Теперь это кстати: она выражала свое уважение отъезжающему не только словами, но и своим нарядным платьем, надетым в честь его проводов. А проводы проходили самым лучшим образом. Да и как могло быть иначе, если все от души и без всякой натяжки!

Водитель Алексей Логинов, брат главного механика, и тот к месту сказал, подавая автобус:

- Мне, мистер Тейнер, повезло. Я отвожу в аэропорт второго нашего гостя из Америки. Отвожу и надеюсь, что вы не будете мне предлагать чаевых, совать зажигалки и не позабудете проститься со мной за руку.

Тейнер тут же нашелся:

- Я? Зажигалки? Да что я, сумасшедший? Другое дело - очки...

Алексей и мигнуть не успел, как на его носу оказались тейнеровские очки с затемненными стеклами.

- Это я не сую, а надеваю на ваш нос профессиональную принадлежность. Она позволит вашим глазам не только не уставать, но и различать гостей не по одной лишь нумерации: первый, второй, - но и по тому, как они уезжают.

- Спасибо. Я это знаю и понимаю, мистер Тейнер. Поэтому и подал не фургон с капустой, а настоящую карету на сорок два места.

На приглашение водителя Алексея Логинова откликнулось слишком много желающих проводить Тейнера в аэропорт. Именно этого и боялся теперь Бахрушин. Но обошлось все благополучно.

От ребят поехали только двое выбранных "индейцев". Тудоиха нашла, что он уже "провоженный ею" здесь. К ней присоединилась и Елена Сергеевна. Поехали главным образом мужчины.

Автобус, недавно купленный Петром Терентьевичем для субботних и воскресных поездок колхозников в театр, в цирк, сослужил еще одну хорошую службу.

В аэропорту Стекольников уже ожидал прихода автобуса.

Он приехал сюда с председателем райисполкома и редактором районной газеты, показывая этим, что Тейнер для них не просто турист.

Обменявшись любезностями и выражениями надежды на потепление отношений между США и СССР, сказав, точнее, сформулировав все необходимое для официальных лиц, какими были и председатель райисполкома и редактор газеты, они пожелали Тейнеру счастливой дороги, успехов его книге и подчеркнули, что побег его злополучного спутника ни в какой степени не омрачает приятного впечатления, которое оставляет о себе прогрессивный представитель американской печати.

Редактор газеты спросил:

- Не угодно ли мистеру Тейнеру сделать заявление, которое будет опубликовано в газете?

Тейнер поблагодарил за честь, оказываемую ему, продиктовал появившемуся для этой цели сотруднику газеты благодарность за прием, за предоставленные ему широкие возможности знакомиться с жизнью советской деревни и, наконец, за проводы и надежды, которые он пока еще не оправдал.

Вскоре объявили посадку на самолет. А через несколько минут большая стальная птица поднялась в синеву, и на душе у Петра Терентьевича стало немножко грустно.

Месяц тому назад он ожидал Тейнера с опаской, а теперь, столкнувшись с ним и попривыкнув к нему, он сожалел, что месяц пролетел так быстро. Так быстро, что он не успел сказать Тейнеру и десятой доли из того, что следовало бы.

Впрочем, кто может знать, как воспользуется Тейнер тем, что увидал и узнал в Бахрушах?

Все же нужно надеяться на лучшее. Надеяться, но... не обольщаться.

В жизни случается всякое...

LIV

С дороги, а потом из Нью-Йорка пришли в Бахруши веселые телеграммы о благополучном прибытии Тейнера и благодарности от всей его семьи за вкусные подарки.

О Трофиме - ни слова, ни намека.

Один он летел в Америку или вместе с Тейнером - неизвестно. Впрочем, не все ли равно? Тейнер напишет об этом в письме. Но письмо от Тейнера не приходило.

Время шло, а почтальонша Ариша неизменно сообщала:

- Из Америки ничего.

Щедрая осень уже подводила предварительную черту итогов года.