Медсестра внесла огромный букет цветов.

— От кого это? — удивилась Доминика.

— Не сказали. Парень привез на большом мотоцикле, ничего передавать не велел и умчался, — улыбаясь, объяснила медсестра

А Косарева начала большую игру. Люди Самвела привезли Бориса Михайловича в хозяйский дом. На пороге его встретил Самвел:

— Вы уж извините, что потревожили. Сестре плохо стало. Она только прилетела, смена климата, перепад давления… А тут она никого, кроме вас, не знает. Послушайте ее, пожалуйста.

Борис не знал, как себя вести:

— Я крайне растерян, обычно я по вызовам не езжу. Это не совсем мой профиль… А тут налетели ваши, затолкали в машину, повезли, я рта раскрыть не успел.

Самвел покаялся:

— Извините меня, эти олухи как всегда перестарались, я просил — пригласить доктора, а не притащить. Дикие люди! Будут наказаны. Ну, не буду вам мешать. Надия, дорогая, не стесняйся, спроси у доктора все, что нужно, я оплачу любую консультацию.

Самвел вышел, а Надежда светски предложила:

— Присаживайтесь, Борис Михайлович, в ногах правды нет. Я так рада снова вас видеть. Вы уже поняли, что моя болезнь — инсценировка для брата. Он меня очень любит, встревожился не на шутку.

— Рад за вас. Но что вам от меня нужно, госпожа Пашаева? — оробел Борис.

— О! Госпожа Пашаева — это так официально. Надия, меня зовут Надия.

— Признаюсь, мне бы хотелось познакомиться с вами ближе при несколько иных обстоятельствах. Скажите правду, чего вы добиваетесь?

— В этой ситуации правда в том, что мне действительно нужно сделать пластику. Но я не хочу огласки.

— Это понятно, но я действительно этим не занимаюсь. Я не лукавил.

— Я поняла, такие люди, как вы — искренни, честны, надежны, на них можно положиться, — Косарева нежно глядела на Бориса. — Мой брат и я не постоим за ценой. Вы наверняка знаете хороших хирургов. Составьте мне протекцию и обеспечьте полную конфиденциальность. Вот и все, о чем я вас прошу, дорогой Борис Михайлович.

— Но я не понимаю… позвольте узнать, зачем вам пластика? С такой-то внешностью? — Борису Косарева явно понравилась.

— Я и стала жертвой своей внешности. Прежний муж… Понимаете. Я не хочу, чтобы он меня нашел. Вы готовы помочь несчастной женщине? Вы же доктор, вы давали клятву Гиппократа.

— Но там сказано: не навреди, — заметил Борис. — Я и стараюсь не навредить своим вмешательством.

— Мне не к кому больше обратиться за помощью. Вы же не оставите в беде бедную беззащитную женщину.

— После того, как меня сюда притащили силой, мне этот дом беззащитным не кажется, да и вы тоже.

— Здесь все не мое, здесь все мне чужое… — Косарева потянулась было к Борису, но тут вошел Самвел. Косарева отпрянула, сказала будничным тоном:

— Спасибо, Борис Михайлович, я думаю, мы обо всем договорились. Самвел, проводи доктора.

Когда Борис ушел, Косарева пристала к Самвелу.

— Вот, ты не хочешь меня послушать, а зря. Я свои планы продумываю до конца. Согласись, Самвел Михалыч, что девчонок из приюта забрать нужно по-любому. Потому как это — толстый кусок хлеба и притом — с маслом.

— Слушай, Надежда, ты никогда не слышала, что такой хлеб всегда маслом вниз падает? — поинтересовался Самвел.

— Я бутерброд, Самвел Михалыч, маслом с двух сторон намазываю. И упасть я ему не дам. Тем более, сейчас, когда этот паскудник Крокодил так на бабки меня кинул. Нужно мне восстанавливать пошатнувшееся материальное положение. И как тут мне — слабой женщине — без твоей помощи справиться?

— Слушай, Надежда, устал я что-то про дела слушать. Смотрю вот на тебя… Почему же ты раньше такой не была? Почему не носила все это? — Самвел смотрел на Косареву с вожделением. — Знаю, Надежда, за просто так ты и шагу не ступишь.

— Правильно знаете, Самвел Михалыч, — подтвердила Надежда. — Ты тогда отмахнулся от моего предложения облагодетельствовать детский дом, и был не прав. Я возвращаюсь к этому вопросу. Не хочешь на мне жениться, Самвел Михалыч, так объяви меня своей сестрой. Брат и сестра Пашаевы — уважаемые люди, сами выросли без родительской любви и ласки и хотят помочь бедным детишкам. Так будут писать газеты. А потом все будет чисто и красиво.

Твоя забота — подарить им пару телевизоров и узнать, там ли еще мои девки. Забросишь им, что не прочь посмотреть детей для усыновления.

— А как я твоих дочек узнаю?

— Очень просто, Самвел Михалыч. Я поеду с тобой.

— Так вот для чего тебе нужна пластическая операция? — догадался Самвел.

— И для этого тоже. Кстати, как там твой участковый? Он Крокодила ищет?

— Не нравится мне твой тон, Надежда, не люблю, когда в мои дела нос суют, — поморщился Самвел.

— Да что тон, Самвельчик, лишь бы я сама тебе нравилась… — кокетливо улыбнулась Косарева.

Амалия повезла Сергея осматривать интерьер нового ресторана «Ника».

— Какой-то странный цвет, мы никогда его не использовали, — заметила Амалия. — Это вообще не наша корпоративная гамма. А что это за вывеска? Мы же остановились на использовании пластика… Вы же помните, Сергей Анатольевич?

— Уже поздно исправлять, мы готовимся к открытию, — напомнил Сергей.

— Хочу заметить, что свои замечания я высказала в срок, но Ника прибежала и все перерешала за моей спиной. Все нововведения надо обосновывать и просчитывать. Или хотя бы советоваться. Дерево стоит намного дороже! Это влетит фирме в копеечку, и Ника не могла этого не знать.

Сергей пожал плечами:

— Но будет так, как нравится Нике, она же хозяйка!

— Сергей Анатольевич! — возмутилась Амалия. — Я не заслужила того, чтобы мне поминутно тыкали в глаза моим положением. Я отлично знаю свое место и на нем прекрасно себя чувствую.

— Дорогая Амалия… Станиславовна, хочу вам сказать, что я выполняю условия нашего договора, Доминике о вас — только хорошее.

— Или ничего, как о покойнике, — тихо пробормотала Амалия.

— Вы сегодня явно не в духе. Ну, не из-за цвета же барных стоек, в самом деле?

— Я тоже говорила Нике о вас.

— Благодарю, но, думаю, все бесполезно. Кажется, Ника уже приняла решение и просчитала наши совместные маневры… Спросила, не в заговоре ли мы с вами, уж больно друг друга хвалим, как петух кукушку.

— Она-то умна, да вы-то — не очень, — бросила Амалия.

— Амалия Станиславовна, вы забываетесь! — обиделся Сергей.

— А вы нет? Я заметила, как вы вдруг решили отдаться работе с пылкой страстью. Остаетесь вечерами! Похвальное рвение, но подозрительное.

Шофер Амалии Толик собрал обширную информацию о Ритке. Выполняя дальнейшие распоряжения, он нашел Василия. Тот, как всегда, был навеселе.

— Василий — это ты?

— Ну, можем подискус-с-с-ировать на эту тему: я это или не я. Вопрос, как говорится, философский. Выпить хочешь?

— Нет, я по другому делу, — отказался Толик.

— Все дела начинаться должны правильно. Если по делу — тогда ставь бутылку: на сухую разговор не получится.

Толик согласился.

Через полчаса Толик вошел в кабинет Амалии Станиславовны.

— Что-то ты задержался, друг мой. А ну-ка подними голову. Фу, да ты пьян, как сапожник! Что с машиной? — спросила Амалия.

— Пьян. Был вынужден положить свое здоровье на этот, как его… на алтарь… Машина — в порядке, друг выручил… В общем, я все узнал. Вот.

Толик выложил перед Амалией три этикетки с бутылок портвейна.

Та опешила:

— Это как понимать?

— Как отчет о проделанной работе.

— Не могу поверить, что ты пил это. Это же дешевая гадость!

— Мой объект так не считает… Хотя портвейн действительно не высший сорт. Зато я все выяснил и записал. Вот, читайте.

— Что я должна читать, Анатолий?

— Претите, Амалия Станиславна, — Толик перевернул этикетку.

— Да, информация действительно ценная, хвалю. А теперь иди, проспись. И… постарайся, пожалуйста, не дышать, пока до двери дойдешь.

Толик икнул.

Артем приехал к Диане, удивился, что дверь в квартиру не заперта.