— С нами был еще один маг, Тьма смутила его, — не выдержала Каталин.
— Да?! — зверь склонил голову, раздумывая. — Печально слышать это. Значит, ваш мир тоже знает о Тьме?
— Знает, но зовет ее и не дает ей пристанища, — ответила Лайли. — Разные бывали времена, Тьма жила на Летинайте, но с ней покончено.
— А знаешь ли ты что-нибудь о Тэрриоре? — Каталин решилась задать вопрос, но интонации выдавали, насколько непросто ей далось это решение.
Зверь нервно прошелся по поляне. Его хвост хлестал по серебряным бокам.
— Тэрриор! — холодные слова-мысли казалисьвырезанными из вечного льда — льда, созданного магически, необычайно крепкого, который неспособно растопить пламя. Только магии под силу вновь превратить его в беспокойную воду. — Проклятье нашего мира! Он принес Тьму, призвал ее, открыл ей пути, — в глазах зверя сияла нестерпимым светом ярость. — Он пил Силу у этого мира, ничего не давая взамен, но спустя много лет исчез. Мир вздохнул спокойно, пока не пришел новый Император, наследующий чудовищу с тем же старанием!
— Тэрриор много веков назад принес на Летинайт проклятье, — Лайли вздохнула. — Твоя печаль нам хорошо знакома, но Летинайт освободился от печати Тэрриора.
— Значит, он ушел, — зверь скорбно уронил голову на лапы. — Печалюсь о том, что он нес зло и дальше, в другие миры, — он посмотрел на Лайли и Каталин, — радуюсь, что Тьма побеждена хотя бы в вашем мире.
— Как зовут нынешнего Императора? — Каталин склонила голову. — Он и внешне похож на Тэрриора.
— Дэриал, — зверь зашипел рассерженно. — Крадет чужие жизни. О, сколько магов Света погибли ради его жажды. Он так живет, но душа, его душа давно мертва! Отнять силу — и Император встретит смерть. Она давно уж его поджидает, ничьими жизнями он не сумеет откупиться от нее.
— Дэриал, — повторила Лайли. — Благодарю. Мы не забудем твоих слов.
— Удачи, несущие Свет в сердцах, — зверь успокоился и теперь глядел на них, не мигая. — Но у меня есть вопрос. Что за сила смогла снять проклятье Тэрриора с Летинайта?
— Любовь, доверие, открытость друг другу, — просто ответила Каталин. — Не этим ли движим Свет.
— Сила гармонии, — объяснила Лайли. — Не этим ли должна руководствоваться магия?
— Задал вопрос, а получил еще пару! — зверь фыркнул вместо смеха. — Благодарю. Теперь есть пища для раздумий.
— Как долго продлится наш путь по реке? — спросила Лайли торопливо, заметив, что зверь намерен уйти.
— Вы придете в Новвгэллет, когда будете готовы к этому, — и силуэт зверя истаял.
— Вот и нам пища для размышлений, — улыбнулась Каталин.
========== Часть 26 ==========
Смеркалось, поля полнились стрекотом цикад, потрескивал уютно костер. Марафел лежал на собственном плаще и смотрел, как небо темнеет, как в нем загораются серебряные блестки звезд. Чужих звезд… Айкен вполголоса рассказывала Тимони о богине, говорила увлеченно и с неожиданной страстью.
Марафел слушал, но слышал лишь голос — тембр, тона и полутона, интонацию, как будто Айкен играла на музыкальном инструменте, а смысл слов полностью ускользал от него, как растворяется в отзвуках смысл мелодии, когда слушатель не готов понять автора.
— Андреас наделила людей речью и научила простым и таким важным вещам — шить одежду и готовить пищу, выращивать растения и приручать животных, ловить рыбу и охотится… — плавно тек голос, словно Айкен пыталась придать каждому слову дополнительный вес.
— Получается, она со всем справлялась одна? — голос Тимони заставил Марафела повернуть голову. Свет костра так четко вычерчивал их профили, но при этом не давал возможности оценить эмоции.
— Да… — былая увлеченность и страсть сменились неуверенностью. Величие слов растаяло, как тает туман в солнечный день. Айкен, видимо, никогда не задавала историям о богине вопросов, на которые трудно или невозможно получить ответ.
— Интересно, — Тимони усмехнулся. — А зачем тогда Привратница? Какие врата имеются в виду?
— Ну… — Айкен опустила голову. — Привратница пришла позднее и забрала Андреас с собой.
— Тимони, зачем ты так? — Марафел вздохнул и повернулся к ним, опираясь на локоть. — Разве Айкен виновата в том, что помнит сказку так, как ей рассказали?
— Это не сказка, — на этот раз Айкен точно обиделась. — Вы смеетесь над нашей верой, оба. Но мы… Мы видим в этом смысл жизни!
— Смысл жизни не может заключаться в прошлом, — Тимони откинулся на спину и теперь смотрел в синеву небес. — Прошлое дает пример, да, согласен. Прошлое говорит о великих деяниях, о том, в чем видели единственный смысл те, кто уже покинул нас. Прошлое учит законам жизни, показывает, что следует любить, что — ценить, а что нужно отвергнуть. Но прошлому никогда не стать будущим, Айкен.
Ветерок взлохматил ее волосы, она улыбнулась, и взгляд ее потеплел.
— Прошлому не стать будущим, — повторила, будто нашла жемчужину среди остывшей золы.
— Да, — продолжал Тимони. — А раз так, то как же в прошлом может быть смысл жизни? Нет! Этот смысл — в настоящем. Ты сама создаешь его. Он может быть каким угодно, он будет меняться, и не раз. Поверь.
— А в чем смысл ваших жизней? — вопрос утонул в шорохе ветра. В воздухе плыл мягкий аромат цветущих полей.
— Хочу освободить этот мир, — Тимони уронил признание нехотя, точно сформулировал фразу неполно, умолчав о чем-то важном.
— Сейчас смысл моей жизни — суметь вернуться на Летинайт с вами и порадовать мастера и учителя тем, что хочу создать, — Марафел вздохнул. — Некогда смыслом всей моей жизни было подарить счастье Лайли.
Имя повисло в воздухе, словно светлячок. Дарить счастье возлюбленному — так много людей следовали этому пути на Летинайте. Марафел больше не мог этого сделать. Печально и горько, больно. Он, сам того не желая, разбередил едва затянувшуюся рану.
Тимони поднялся на локтях, посмотрел на него, с внезапной хрипотцой в голосе заявил:
— Я очень хотел познакомиться с одной девушкой, и это было смыслом моей жизни, пока нас всех не увлек путь. Ппохож на тебя, да, Марафел?
— Наверное, мне ли об этом судить? — Марафел взглянул на него. — Сегодня странная ночь…
Айкен вздохнула. Тимони будто стал еще более недосягаем и снова дал понять, что ее чувства напрасны.
Они надолго замолчали. В небе засеребрился диск луны — круглый и внимательный глаз ночи. В тишине только костер весело потрескивал, выплевывая искры.
***
День был сложный, яркое солнце слепило глаза, отражаясь в водах реки, воздух казался тяжелым, потому что был перенасыщен влагой. От блеска и духоты ломило виски.
Вечерний свет порадовал, дал отдых глазам, но продолжать путь девушки не решились, предпочли остановиться на одном из небольших островков. Окруженный со всех сторон высокой стеной тростника, только в одном месте он любезно пропускал внутрь природного шалаша без крыши вечерних гостей.
Каталин спала у едва горящего костра, кутаясь в одеяло и чуть хмурясь. Ей снились неспокойные сны, но Лайли не замечала этого, погруженная в созерцание.
Лунный свет играл с туманом. Лайли зачарованно следила за тем, как он плывет над водой, восхищаясь тонкостью и прелестью картины — совершенного кружева, тонкой вуали на лице ночи.
Туман, свиваясь кольцами, опутывал каждый стебель тростника, стлался над высокой травой, которой порос островок. Лайли была окружена им, как будто стояла в стакане с молоком.
— Люблю наблюдать за тобой, смотреть на то, как ты воспринимаешь мир, — таинственный дух этого места лежал на траве, зарывшись мордой в душистые стебли.
— Здравствуй, — Лайли присела рядом. Зверь не внушал ей страха, но она впервые позволила себе подойти так близко. Он был не просто теплым — горячим, от тела едва ли не поднимался пар.
— Смотришь на туман, почему? — зверь повел изящной головой, сверкнул изумрудными глазами.
— Ведь красиво, — Лайли пожала плечами. — Зачем нужна причина, если хочешь просто созерцать?
— Красота — такое странное понятие. Здесь мало людей, которые действительно понимают, что это значит. Земля дарит им красоту каждый вечер. Но кто ее заметил? Чужаки, — зверь вздохнул. Фразы его, все так же появляющиеся вместо мыслей, излучали нежность и обиду. Нежность — по отношению к земле, обиду — к людям.
