Напротив трактира, куда увлекли Лайли и Каталин, возвышался храм, построенный на удивление хорошо. Он был высокий, с островерхими куполами, округлыми окнами, лепниной над огромными вратами. Девушки, вместо того, чтобы войти в приземистый дом, остановились посмотреть. Они тут же услышали от горожан несколько историй, и среди прочих о том, что прежде в зале храма помещались все, кто жил здесь. Сейчас город разросся, раздался вширь, остатки древней крепостной стены обрушились и скрылись за буйными зарослями дикого винограда, а некогда величественный храм словно съежился.
Лайли долго рассматривала строение, удивляясь, как вокруг куполов крутится вихрь безучастной ко всему силы, не Темной, не Светлой. Она уходила в небо и рассеивалась среди облаков.
У самого входа застыли две прекрасные статуи — тонкостанные девушки с печальными лицами и широко распахнутыми глазами. Их волосы — мраморные локоны — намертво вросли в стены храма.
Каталин некоторое время пыталась понять, кого же напоминают эти статуи, а потом вдруг поняла — у них лицо ее матери. Машинально она сжала пальцы Лайли. Та отвлеклась от созерцания магических потоков и обернулась. Заметив направление взгляда, она и сама посмотрела на вход и изумленно выдохнула.
— Эй, смотрите, она же Привратница! — послышалось сбоку.
— Привратница?
— Привратница!
По толпе понеслись шепотки, и Каталин нехотя повернулась. Голоса сразу же умолкли. Только один успел добавить:
— Богиня привела с собой Привратницу!
Лайли вздохнула. Ей не нравилось здесь, не нравилась ничейная Сила, каменный холодный храм, статуи у входа. Она не собиралась заходить внутрь, вместо того повернулась к храму спиной и прошла в трактир, не обращая внимание на таращившуюся в окна голодную тьму.
Люди слушали ее, пока она говорила о Свете, пока она рассказывала, как можно жить, не завидуя и не страдая. Люди не пытались прервать ее объяснений, и она объясняла, кто такие маги и кто такие ведьмы.
Люди слушали, а Каталин старалась скрыть за маской вежливости безнадежность. Она знала: они не изменятся, для изменений им требуется что-то кроме слов волшебницы, пусть даже названной здесь Богиней.
Стараясь не показывать виду, насколько ей грустно сознавать тщетность усилий Лайли, она осматривала трактир, пока не заметила карту. Та была нарисована над камином, прямо на стене. Некогда яркие краски поблекли, кое-где растрескались, но все еще можно было узнать, где леса, где холмы, где реки.
Каталин подошла совсем близко, не обратив внимания на жарко горящий огонь, и положила ладонь на старую поверхность, словно стремилась впитать нарисованный мир. Вспомнились сны, черный мрамор и блеск пламени.
И она провела пальцами по вырисованной дороге до одного из городов — причудливого замка — и прочла, сама не понимая как, название. Новвгэллет.
Сердце болезненно сжалось в груди. Так вот куда им нужно, там их ждут!
Каталин оглянулась на Лайли, но та как раз и сама заметила карту. В глазах ее читалось странное выражение, точно старый рисунок, потемневший от дыма и сажи, рассказал ей много больше, чем открыл обнаружившей его первой Каталин.
Кто-то остановился рядом и тронул Каталин за рукав, испуганно и нетерпеливо одновременно. Она обернулась. Юноше едвали исполнилось восемнадцать, но у губ уже залегла тяжелая складка, а глаза казались полными боли.
— Привратница, — обратился он. — Хочу рассказать вам…
— О чем рассказать? — Каталин насторожилась, но позволила ему взять себя под локоть и послушно прошла к столику, стоявшему в самом темном углу трактира.
— Я видел собственными глазами, как слуги Императора вели в столицу волшебного коня. Творение магии! Он был таким высоким, таким белым, даже глаза слепило. Грива его сияла настоящим золотом! Но он точно боялся, он бился и метался, не давался в руки слугам. В нашем городе они сколотили деревянную клетку, — юноша сглотнул и отвел взгляд. — Тогда я… я решил, что Император — плохой человек, раз такой конь не хочет видеть его. Может, я странно говорю, может, кажусь вам недалеким, — тут он посмотрел на нее с надеждой, — но я понимаю, это ваш конь, Привратница. Только вам он может принадлежать! И вы пришли за ним, да? Потому вернулись вместе с богиней?
— Возможно, — кивнула Каталин, успокаивающе улыбнувшись. — Чего ты так боишься?
— Не гневайтесь на наш город за то, что мы помогли поработить его! — он низко склонил голову.
Каталин опалила настоящая радость. Наконец-то они напали на реальный след, а не гонятся за призраком из снов. Она взглянула на карту и сразу же поняла, что и далее им поможет река. Прекрасно!
— Благодарю тебя, — проговорила она с мягким спокойствием, будто и правда спустилась с небес. — Ты защитил свой город от нашего гнева. Но прояви смирение, не стоит хвастать такими заслугами, только так ты докажешь чистоту своих помыслов.
— Да, Привратница! — шепнул он, внезапно покраснев.
Каталин направилась к Лайли, и та, заметив выражение ее лица, мгновенно поняла, что пора продолжать путь, пусть ночь и сгустилась до чернильной мглы.
***
Утро разбудило легким ветром. Тимони сел и некоторое время вслушивался в мир вокруг, а потом начал собирать вещи, решив не будить пока ни Айкен, ни Марафела.
Все дышало покоем, неяркие пока солнечные лучи гладили землю ласково и нежно. Тимони подставил лицо ветру, а потом повернулся к дороге. Пыльный тракт потемнел от росы.
Топот копыт разрушил тишину слишком внезапно. По дороге мчался отряд всадников. Тимони набросил на себя и спутников, на лошадей и поклажу купол невидимости и замер.
Всадники в черных с серебром одеждах, все в масках, на вороных конях пронеслись мимо как ураган.
Тимони вздохнул. Это были слуги Императора, охотники за ведьмами.
Когда всадники скрылись за поворотом, Тимони неспешно подошел к спящим и тронул за плечи.
— Нам пора в путь, — произнес он. — Перед нами — отряд слуг Императора. Возможно, мы станем свидетелями казней.
И Марафел, и Айкен не нашли слов, они выглядели одинаково встревоженными. Тимони же, напротив, оставался спокойным.
***
Каталин и Лайли смогли выбраться из города и отплыть лишь на рассвете, когда Миартэ дремал, убаюканный первым солнцем и ветром. Лайли пришлось приложить немало усилий, чтобы помочь городу уснуть. Она отпустила прогуливаться по улицам легкое, как морская пена, сонное заклинание, а ажурное плетение магических нитей подпитала от силы храма. Только так она могла быть уверена, что все проснутся лишь около полудня, и все это время сниться им будут привольные луга и синее небо, ароматы лесных цветов и радость. Они увидят то, чего были лишены, каждый проснется счастливым.
Но Лайли не только хотела оставить им подарок. Заклинание стало залогом того, что никто не попытается их догнать.
Каталин казалось, что сновидения помогут людям разобраться в том, что говорила Лайли, но больше пользы она видела в другом — ей хотелось уверенности, что никто не сможет отыскать их следы.
Лодка покачивалась на волнах, словно ей не терпелось пуститься в путь. Лайли щелкнула пальцами, позволяя ей повиноваться потоку.
— Значит, впереди болота, — задумчиво сказала она, выпуская с ладони крошечную копию карты, что была нарисована над камином. — Я не решусь использовать врата, — добавила она печально. — Но кажется, тут недалеко.
— А если в этих болотах водится нечто опасное? — предположила Каталин.
— Положимся на магию, что нам остается? — Лайли сжала пальцы, карта впиталась в ладонь, на мгновение заставив пальцы сиять перламутром. — Главное, следовать указателям, что есть в болоте.
— Указателям? — Каталин улыбнулась. — Откуда ты узнала про них?
— От тех, кто назвал себя купцами, — Лайли взглянула в спокойную воду, как в зеркало, подмигнула отражению. — На лодках они переправляют товары в тот самый Новвгэллет. Чтобы не сгинуть в болоте, не блуждать в запутанных протоках, они отметили путь. Вчера они рассказывали об этом, просили рассудить, правильно ли поступают. Потому что жрица говорила, что они обманывают… про… провидение.