Айкен пошевелилась во сне, повернулась лицом к стене, обнимая себя. Ей снилось что-то мрачное и тревожное. Услышав шорох, Тимони открыл глаза и слегка качнул головой, отгоняя темные круги, не дававшие ему рассмотреть комнату. Боковым зрением он заметил Марафела, опустившего голову на ладони — вечная скорбь во всей позе.

Отчего-то Тимони тоже ощутил боль. Немного подумав, он заключил, все это из-за тоски — он был уверен, что некому так сильно переживать из-за его собственной смерти. Отсутствие секретов от самого себя неожиданно принесло ему покой.

Тут Айкен чуть слышно застонала во сне, и Марафел встрепенулся, подошел к ней и легонько пригладил волосы. Он совсем тихо прошептал:

— Ты не одна, я здесь, все будет хорошо.

Это как будто помогло, отогнав мрачный кошмар в ночь за окном, потому что Айкен вздохнула, и лицо ее осветила полуулыбка. Сон изменился и принес ей радость и покой.

Еще немного посидев рядом, Марафел вернулся на скамью у окна. Ему тоже хотелось спать, а тревожные мысли развеялись под гнетом усталости. Скоро он задремал.

Тимони тоже как будто успокоился, сомкнул веки, прислушиваясь к магии внутри себя. Ему нужно было восстановиться.

***

Утренний свет, все еще неяркий, рассеянный, неспешно пробрался в окно. Солнце поднялось невысоко, часть комнаты таила в себе полумрак уходящей ночи. Бледные ладони лучей легли на лицо спящей Айкен и заставили ее поморщиться, а после и открыть глаза. Она осторожно села на лежанке. На скамье у окна, в неудобной позе, полусидя-полулежа, замер Марафел, лицо спящего казалось бледным и скорбным. Тимони в комнате не было, но Айкен и не желала знать, где он.

Айкен осторожно собрала свои вещи, ведь их было немного, постояла на пороге комнаты, а потом тихонько выскользнула за дверь. Сердце сжалось от боли — лишь когда уходишь, понимаешь, насколько важны и нужны тебе были те, кого собираешься покинуть. Но боль не сумела одолеть решимость.

Айкен медленно спустилась по скрипучей лестнице, перекинула ремень сумки через плечо. Трактир еще спал, прямо под лестницей мерцало зеркало, где отражались последние блики умирающего в большом камине огня. Айкен на мгновение остановилась перед мутным стеклом, посмотрела на свое бледное лицо и неловко пригладила растрепанные волосы.

— Пора начинать новую жизнь, — сказала она себе Айкен. — Они оба слишком странные, чтобы я могла оставаться рядом, — добавила она, глядя прямо в глаза отражению и не видя в них согласия. — Мне не следует думать о них! Не стоит позволять этим мыслям…

Отражение шевелило губами, но в этом не было нужного ответа. Ничуть не успокоенная подобным самовнушением, Айкен отвернулась от зеркала и вышла на крыльцо.

Солнечные лучи красили небо в розовато-золотой, город, словно парящий в утренней дымке, показался чище и прекраснее, чем вчера. Пожалуй, она сможет жить тут, сможет забыть мечты о призрачных и далеких иных мирах.

Уже спустившись во двор, Айкен на миг обернулась, нашла глазами окно комнаты, где они провели ночь, мысленно попрощалась и ушла.

Когда уходишь, есть миг, во время которого до боли и крика желаешь, чтобы кто-то положил ладонь на плечо и попросил остаться. К сожалению, именно тогда чаще всего остаешься в абсолютном одиночестве.

Никто не окликнул, когда Айкен покинула двор трактира.

***

Тимони вышел из комнаты до рассвета. Пляска темных кругов перед глазами прекратилась, но магия и не думала возвращаться. Нужно было отыскать ее источник, хоть где-нибудь, чтобы с его помощь восстановить силы.

Тимони вспомнил, что теперь, похоже, может забирать энергию из смерти другого существа, но от одной этой мысли стало не по себе. Пусть он и темный маг, но прошлая жизнь и светлый путь не оставили его до конца. В тайне Тимони признался, что желает вернуть утраченное светлое могущество, из-за чего не может использовать часть темного наследия.

Ему предстояло примирить эти противоречия, но в тихий предрассветный час он вовсе не хотел задумываться о чем-то подобном. Он все еще не до конца понимал, кем стал.

Город встретил его тишиной и туманом. В призрачной мгле он показался Тимони даже прекрасным. Этот мир по-прежнему не нравился ему, но в нем была красота, очень странная, выступавшая из теней, когда приходила ночь. Печальное очарование, как будто всего лишь отражение иной и бесконечно далекой реальности.

Побродив около получаса по улицам, Тимони нашел средоточие спокойной силы, не принадлежавшей ни Тьме, ни Свету, и медленно зашагал к источнику.

Идти было тяжело, вновь появились расплывчатые багровые пятна, застилающие зрение, но сила вела и звала, она была мудрой и надежной. Тимони поддался ей и неожиданно вышел к храму, но совсем не похожему на тот, в котором они побывали еще все вместе.

Высокий и хрупкий, тянущийся ввысь, но небольшой, этот храм уркашали статуи печальных женщин вместо колонн, а остроконечная крыша, протыкающая уже начавшее светлеть небо, едва угадывалась в тумане. Дымка стирала со старых стен следы разрушения, придавал картине, открывшейся перед Тимони, завершенность.

Тимони охватило чувство, схожее с благоговением. Храм перед ним был живым, хрупкий камень нес в себе силу. Кто и когда изваял это чудное творение?

Завороженный, он шагнул под каменные своды.

Внутри было темно и тихо, лишь статуя, что стояла у противоположной стены, неярко освещалась — маленькая лампадка с дрожащим язычком пламени бросала золотистые блики на печальное мраморное лицо. Тимони медленно двинулся к статуе, чувствуя, как потоки силы, живущей здесь так давно, окутывают его, возвращая то, что принадлежало ему по праву рождения.

Магия наполнила его, хлынула сквозь, заставляя ликовать сердце. Старый храм одарил его щедро, и вряд ли кто-то другой сумел бы так спокойно принять подобный подарок.

Тимони улыбнулся, протянул руку и коснулся гладкого камня, из которого была создана таинственная статуя.

— Благодарю вас, — прошептал он, а затем вспомнил язык древних, и он — певучий и ясный — показался более уместным. — Мор онизаири, — древние не знали слова «богиня», поэтому Тимони пришлось подобрать другое, и он решил, что подойдет «сильная», — Андреас Сени, — последнее слово он произнес мягко, с чуть заметным ударением на «и», чуть дольше растянув гласную в воздухе. Так говорили древние, если верить тем, кто обучал его языку.

Затем Тимони почтительно встал на колени перед чуть склонившей голову и неподвижной статуей и закрыл глаза — он принимал магию, свободно скользя сознанием по прекрасным древним потокам. Сила, не имевшая принадлежности, уплотнялась, сплеталась и становилась его частью.

Тимони не откуда было узнать, что храм и дал название всему городу. Древние легенды рассказывали, что богиня сама изваяла его и нарекла Ландоэн — небо, опрокинувшееся над головами.

========== Часть 19 ==========

Незнакомый прекрасный сад был пропитан ароматом ранней осени и пронизан солнечным светом. Ветер шаловливо клонил к земле косматые колоски травы, тревожил золотые паутинки, гонял по усыпанной камушками дорожке два-три алых листа необычной формы. Марафел не знал ни этого сада, ни деревьев, что здесь растут, ни крупных цветов, покачивающих тяжелыми бутонами.

Он шел по шуршащим камешкам, отчего-то совершенно не ощущая ни холода, ни жары. Дорожка повернула, кольцом обегая пруд, но Марафел не последовал причудливому изгибу, остановившись у кромки зеленоватой воды. В центре водоема пара белоснежных лебедей охорашивалась друг перед другом, не обращая внимания на немого свидетеля их естественной прелести. Птицы взмахивали крыльями, гордо выгибали длинные шеи.

— Привет… — тихий голос музыкой разнесся по саду. Лебеди повернули головы к берегу, будто только обнаружив, что не одни в этом зачарованном месте, они шумно забили крыльями по воде и взлетели.

Марафел же боялся обернуться, сердце защемило то ли от боли, то ли от внезапного счастья. Он узнал голос, и душа его взликовала, но разум охватили сомнения — что-то было не так.