С этими словами Тимони двинулся по песчаному руслу ручья, вглядываясь в его берега — такие высокие, что лошадям никак было не взобраться.

Айкен и Марафел переглянулись и тут же бросились выводить лошадей из пещеры, чтобы успеть за Тимони.

В прорехах крон сквозило голубое небо, но у самой земли по-прежнему было темно, и Айкен и Марафелу казалось, что останься они без защиты — и звери вернутся, чтобы растерзать их.

Им пришлось возвращаться по своим следам туда, где русло ручья пересекло тропу. Тимони это совершенно не понравилось, и он даже задумался о том, чтобы применить врата, но, конечно, отбросил эту мысль.

Карта не могла помочь с этим, он не мог представить, куда именно вывести заклинание, как не мог воспользоваться памятью Айкен, потому что она тоже не бывала в тех местах, куда они держали путь.

Тимони решил, что если им встретится на пути какой-нибудь пешеход, то он обязательно отберет его воспоминания для своих целей, но откуда бы взяться пешеходам в лесу?..

Шелестела листва, в густых кронах щебетали птицы, а золотистые солнечные лучи обрели силу — пробивались между ветвями, падали на тропу, по которой ехали путники, расцвечивая ее яркими пятнами.

Айкен зачарованно рассматривала деревья и травы, улыбаясь каким-то своим мыслям, словно забыла о мрачных спутниках. Ее легкая улыбка наконец привлекла внимание Марафела, и тот с удивлением обнаружил в собственном сердце отклик-укол нового чувства. Он никогда не ощущал ничего подобного раньше. Словно что-то темное сжало весь мир вокруг до размера грецкого ореха, будто вся красота схлынула, оставив лишь серые осколки, и солнечный свет уже не золотой, а грязно-коричневый. Нет радости, нет счастья, только горе, только непонятная щемящая темнота, которое появилось от того, что на лице Айкен мимолетно скользнула улыбка счастья и удовольствия.

Марафел испуганно придержал коня. Тот повернул голову, участливо подмигнул. Но в душе Марафела закипал гнев. Он и представить себе не мог, что в нем таится столько Тьмы! Задрожав и отведя глаза, Марафел заставил коня остановиться. Он никак не мог вспомнить, как его имя — это был один из тех, что отправились с ними из Бейби Нака. Сегодня Тимони выбрал Долинга, а Айкен — Лаон. Мысленно Марафел поблагодарил их за это: Долинг и Лаон сразу заметили бы, как черным ручьем разливается внутри него Тьма.

Отчего же это? Что плохого в том, что Айкен ненадолго отвлеклась от горьких мыслей, улыбнувшись раскрашенным солнцем травам?

Марафел не находил ответа. Его разрывали страх и гнев на самого себя.

***

Тимони вдруг обернулся и пристально посмотрел на Айкен:

— Что с тобой сегодня?

— Я что-то делаю неправильно? — она встретила его взгляд с едва заметным испугом.

— Нет, — Тимони качнул головой. — Ты улыбаешься, будто счастлива. Отчего бы?

— Наверное, я рада тому, что сегодня солнечный день, — просто ответила Айкен. — А может, и не поэтому… Я устала быть несчастной, Тимони, вот и ищу хотя бы малую радость, хотя бы в чем-то вокруг.

— Где Марафел? — Тимони не понравилось, когда Айкен назвала его по имени, так что он тут же перевел разговор на другую тему.

— Он ехал за мной, — теперь Айкен оглянулась.

— Проклятье, — Тимони сразу же развернул коня. — Теперь придется его искать.

— Отчего ты сегодня еще пасмурнее, чем обычно? — отважилась задать вопрос ему Айкен.

— Пасмурнее? Это что еще означает? Разве я небо?

— Может быть, ты и не небо, но уж больно похож на грозовую тучу, — и, испугавшись собственной смелости, она рассмеялась.

***

Отдаленный смех заставил Марафела прислушаться. Сердце кольнуло — вспомнился другой смех, другой облик. И стоило ему обратиться к нему, как Тьма ушла, оставив Марафела одного на тропе, расцвеченной солнечными пятнами.

Марафел погладил коня по шее, и тот медленно двинулся вперед, угадав его желание. Смех давно затих, но они словно двигались на звук.

«Когда Тимони и Айкен успели уехать так далеко?» — удивился Марафел, только чтобы отбросить мысль о том, что он слишком долго боролся с Тьмой в себе.

***

Тимони разволновался, и это поразило Айкен даже больше, чем собственные слишком смелые вопросы. Такой опасный спутник, который вчера едва не превратился в убийцу, словно лишился единственной опоры. Айкен невольно залюбовалась чувствами, что сейчас отражались в его лице и глазах. Она никогда раньше не видела его таким — пали покровы тайны и он оказался понятным ей. Даже во сне флер загадочности только смягчался, но не исчезал полностью, теперь же Айкен была способна прочесть сокровенные мысли.

Тимони нервничал. Айкен не замечала прежде в нем такой заботы о спутнике. Раньше он действовал так, словно Марафела и не было рядом, как будто тот — еще один мешок с поклажей, бессловесный, не думающий, не имеющий собственных желаний. Будто Марафел не может никуда исчезнуть, пока Тимони сам его не отпустит.

Айкен была восхищена пробуждением в Тимони человечности, всплеска эмоций, которые были ей настолько близки.

Они ехали в обратном направлении совсем недолго — из-за поворота тропы показался Марафел, и Тимони резко осадил коня, не замечая возмущенного ржания

— Где ты был? — спросил он, и голос его дрогнул.

— Какая разница? — Марафел удивленно посмотрел на него. — Как будто я тебе нужен?

— Нужен, — и когда Марафел подъехал ближе, Тимони тронул его за плечо. — Нужен. Не отставай. Я не хочу потерять тебя в глуши.

Айкен едва слышно вздохнула. Тимони говорил таким голосом… ах, она хотела бы однажды услышать от него что-то подобное. Отчего же он тратит такие слова на Марафела?

Она внезапно разозлилась, понимание, что ей Тимони не скажет ничего такого же никогда, больно ужалило. Даже вскользь брошенный Тимони взгляд пронизан враждебностью, а Марафелу безразлично, что спутник так волнуется за него:

— Нужен? Для достижения цели? — размышлял он вслух. Сейчас они пристально смотрели друг на друга. — Так? Какую цель ты преследуешь и зачем я тебе понадобился? В тебе не осталось человечности, ты не способен любить или сочувствовать. Ты на пути Тьмы, думаешь, теперь я могу тебе доверять? Могу принять за чистую монету разыгранное тобой волнение?

— Возможно, ты прав, — Тимони направил коня и вскоре занял свое место впереди.

Айкен никак не могла разобраться, что за путь Света и путь Тьмы. Для нее, воспитанной по здешним законам и меркам, Светом была богиня, а Тьмой — все маги. Никогда и никто не творил магии, опираясь на имя богини. Так какая же разница? Почему тот, кто творит магию, может выбрать еще какой-то там путь? Он ведь и без того отвернулся от истинного света? Отчего Марафел отталкивает Тимони, хотя тот искренне беспокоился за него?

Айкен неопределенно пожала плечами. Неуверенный жест подчеркнул, насколько сильно от нее ускользает понимание, о чем там беседуют спутники.

— Почему ты не откроешь своей цели? — Марафел не оставил Тимони в покое. — Как думаешь, если решишь принести меня в жертву, должен я об этом узнать? Или ты в любом случае не собираешься оставлять мне выбора? Расскажи, отчего я не должен сам избрать свою судьбу?

— Не так давно ты хотел последовать за Лайли, — бросил Тимони ледяным тоном, не повернув головы. — Разве ты не сам решил, что тебе нет места здесь? На Летинайте тебе так же некуда идти, ведь ты лишился истинной любви!

— Откуда бы тебе это знать? — вот теперь голос Марафела перестал быть спокойным. Тимони угадал его мысли. Угадал, что в нем тоже есть Тьма.

— Откуда? Потому что маги знают такие вещи, — рассмеялся Тимони, он нашел слабое место. — Лайли еще только начала привязываться к тебе, но в твоей душе горела страсть. Вы были предназначены друг другу, а теперь ее нет, ее не вернуть. И что же? Ты по-прежнему хочешь жить? Нет, совсем не хочешь.

Айкен потерла висок, разговор порождал у нее головную боль. Что значит истинная любовь? Она опять ничего не понимала. Тимони снова стал таким же далеким, чуждым и насмешливым, таким же холодным магом. Айкен разочарованно отвернулась.