— А теперь, я спрошу тебя снова, — произнес папа. — Как прошёл твой день?

Я отказывалась говорить.

— Я задал тебе вопрос, Кейденс, — твердо произнес папа. — Как прошёл твой день?

Я знала, он будет спрашивать, пока не солгу. И поскольку они все равно считали меня обманщицей, я решила подыграть.

Закусив нижнюю губу, глубоко вздохнула.

— Хорошо, — проговорила я.

— Отлично, — ответила мама, и сделала глоток диетической колы.

Я посмотрела через стол на своего брата. Он всё ещё пялился на меня, но уже без выражения «не-могу-поверить-что-ты-ругалась-перед-родителями». Его взгляд изменился. Теперь он казался обеспокоенным. И злым. Не знаю, чем это было вызвано, и я слишком устала, чтобы это выяснять. Я попросила разрешения выйти из-за стола, но мне ответили, что я должна показать свои манеры и остаться за столом, пока все не закончат. Поэтому остаток ужина я сидела, наблюдала за тем, как родители едят и ведут бессмысленный разговор о работе и предстоящем сборе консервов для нашей церкви.

После ужина я подняла в свою спальню корзину с постиранным бельём. Выложила носовой платок мистера Коннели на постели и убрала остальные свои вещи. А потом села и стала думать, как лучше сложить платок. Пока я колебалась между квадратом и треугольником, я мысленно вернулась к тому дню, когда встретила мистера Коннели на обочине двадцать восьмого шоссе. В особенности, я вспомнила выражение его лица, когда он впервые взглянул на меня. Тогда я проигнорировала это, ведь была слишком занята, любопытствуя, не на ангела ли смотрю, но теперь, когда я знала, что он им не был (если только Бог не посылает ангелов на Землю, чтобы преподавать матанализ), я вполне могла поразмыслить о его взгляде.

Тот взгляд.

Словно он уже знал меня, но в то же время я была для него абсолютной незнакомкой. Или это имело смысл в тот момент. Или он нашёл то, чего даже не знал, что искал. Никто и никогда так на меня не смотрел, и я знала, что не вообразила себе этого. Я видела. Я видела, как его лицо просветлело. А потом он отвел глаза и пробормотал что-то о том, что уйдёт с моего пути, чтобы я могла работать. Я не знала, что и думать об этом теперь, а может время, прошедшее с нашей придорожной встречи, преувеличило этот взгляд в моём сознании, но я так не думала. Думаю, ему понравилось увиденное, и мне это польстило. Но также и запутало.

Я снова посмотрела на носовой платок. Треугольник. А потом услышала, как скрипнула дверь в мою спальню. Оливер просунул голову внутрь.

— Ты в порядке?

— Проваливай, — ответила я, поглаживая пальцами платок.

Он зашел и сел рядом со мной

— Я верю тебе, — произнес он. — Насчет твоего дня. Я слышал, как Брэкстон назвал тебя шлюхой, и сказал ему, что, если не прекратить говорить гадости о моей сестре, я выбью из него дерьмо.

Я улыбнулась.

— Просто не могу поверить, что ты сказала всё это перед мамой и папой, — продолжил он, слегка ухмыляясь.

— Это они спросили, — ответила я.

— Думаю, они просто напуганы, Кей, — поделился Оливер. — Им не хочется верить, что тебя задирают.

— Мне всё равно, — отрезала я. — Они должны верить мне. Я их дочь, и они должны мне верить.

Оливер пожал плечами. — Ну, ты соврала о той вечеринке, а потом обдолбалась и ограбила мини-маркет. А потом всё дошло до суда. А потом тебя увезли в колонию.

— Один единственный раз! — вскрикнула я, и Оливер рассмеялся.

— Это не просто тайная вылазка из дома и выпивка, Кейденс, — сказал он. — Это как бы офигительно большая ошибка, знаешь ли?

— Да плевать.

Оливер откашлялся. — Слушай, вся эта хрень уляжется.

Я не верила ни единому слову.

— Просто на это уйдет какое-то время. Произойдёт что-то новое, или же появится кто-то новый, и эти засранцы сразу забудут о тебе, — успокоил он меня.

Утешающие слова, но меня ими было не убедить.

— Хочешь, сядем завтра вместе в автобусе? — предложил он.

Я усмехнулась.

— И испортим твою репутацию? Нет уж. Я бы никогда так с тобой не поступила.

Оливер пожал плечами. — Я сяду с тобой, Кейденс.

Я покачала головой. — Всё в порядке. И с чего это ты вдруг стал таким милым? Я думала, мы ненавидим друг друга?

— Я ненавижу тебя, — ответил Оливер. — Но я единственный, кому дозволено тебя ненавидеть. Больше никому.

Я ухмыльнулась. — Ты такой придурок.

— Хочешь, помолимся вместе? — спросил Оливер, подмигивая.

— Ты это серьёзно?

— Нет, — ответил он и встал. Потом подошел к двери и открыл ее, чтобы уйти.

— Постой! — позвала я его.

— Что?

— Ты до сих пор молишься перед сном?

— Ага.

Я была ошарашена. — Зачем?

Он с замешательством смотрел на меня.

— Потому что так все делают. Что? Ты не молишься?

Я покачала головой.

— Что ж, может быть, именно поэтому ты и угодила в колонию.

Я не была уверена, шутит ли он, пока не увидела ухмылку.

— Вот придурок, — пробормотала я, когда он закрыл дверь.

***

На следующий день на уроке математического анализа я старалась как можно реже смотреть на мистера Коннели. Я все еще была смущена из-за вчерашних событий. Я собиралась вернуть ему платок после урока, но перед его столом создалась целая очередь из учеников, в основном, девушек, которые очень нуждались в помощи или внимании. Те, кому нужна была помощь, держали свои учебники открытыми, наготове. Те, кто хотел внимания, пока ждали своей очереди, наносили блеск для губ.

Сегодня я «расистка». Именно это было написано в записке внутри моего шкафчика, которая ожидала меня там после урока мат. анализа. Если конкретнее, там было написано «расистская стерва». Ну тут уж я легко смогла понять причину. Владелец магазина, который я пыталась ограбить, индийский мужчина за сорок. Хотя, это оказалось не преднамеренно. Он мог быть любого цвета радуги, и ничего бы это не изменило. Его магазин находился у черта на куличках, а мы все были под кайфом: идеальная комбинация для ограбления. Я смяла записку и бросила её в ближайшую мусорную корзину, краем глаза заметив в коридоре Грэйси. Я практически побежала к ней.

— Эй, — я не знала, каких слов ждала от неё. Мы не разговаривали с моего освобождения. Её родители были твёрдо убеждены, что я должна держаться от неё подальше. Школа — это единственный шанс поговорить с ней, а вчера она меня избегала.

Она осматривалась по сторонам, ее зеленые глаза искали пути к отступлению.

— Как думаешь, может, сядем вместе за обедом? — спросила я, перекладывая книги в другую руку.

— Я не могу, Кейденс, — ответила Грэйси. — Ты же знаешь, мне нельзя.

— Что? Твои мама с папой проверяют тебя в школе? Как они вообще узнают?

Грэйси ощетинилась и фыркнула. — Мне не разрешают.

Я знала, у меня было очень мало времени. Совсем скоро прозвенит звонок, поэтому я сразу перешла к самому важному, что хотела ей сказать.

— Прости, Грэйси, — произнесла я. — Мне стоило послушать тебя и не идти на ту вечеринку. Я не пыталась избавиться от тебя. Мне просто было любопытно. Я совершила одну ошибку. Но это всего лишь одна ошибка. Почему твои родители не могут позволить нам общаться?

Глаза Грэйси расширились от неверия. — Ты обдолбалась! Ты ограбила магазин! С чего вообще моим родителям позволять нам общаться? — вскрикнула она.

Я поёжилась, смущённая её реакцией и взглядами учеников, что находились рядом.

— Ты полностью разрушила нашу дружбу! — бросила она, и тут громко и резко прозвенел звонок. — А теперь из-за тебя я опоздала на урок!

Она захлопнула дверцу своего шкафчика и поспешила по коридору. Я стояла ошеломленная, и наблюдала, как она заворачивает за угол и исчезает. Я раздумывала над своими вариантами: пойти на урок или же пропустить школу совсем. Я пыталась быть хорошей, поэтому знала, что должна пойти в класс. Но я была уставшей, напуганной, и мне было грустно из-за Грэйси — хорошие причины, чтобы всё же прогулять.

Я схватила рюкзак из шкафчика и направилась к боковому выходу. Я могла проскользнуть незамеченной и пойти куда-нибудь. Куда угодно, только не домой. Я уже коснулась дверной ручки, когда меня позвал мистер Коннели