— Да, ты прав, все эти войны — её слава и её совесть. Но она знаменита кое-чем ещё. Именно при ней империя достигла наивысшего со дня основания расцвета в торговле, искусствах и науках. Наконец научилась не только побеждать, но и убеждать. Именно Фиеза вернула под руку империи Роиан, разрешив тамошним князьям двоебожие. Именно она восстановила связи с Милленом, разорванные во время Междоусобицы. А побеждённый Альхар не стёрла в пыль, не обратила в его жителей в рабство, а протянула своему врагу руку дружбы, женив своего сына на его дочери. Да, ей тоже приходилось действовать жестоко, но она первая, увидела и другой путь. Поэтому у неё было полное право посадить этот нэлькер.

— Твой голос полон восхищения, сестра. Тебе хотелось бы быть на её месте.

— Не правящей вдовой, упасите небеса! — Она коротко рассмеялась. — Но мне бы хотелось, чтобы те мысли, что я смогла донести до Тордэана, стали бы достоянием и всего Алого Солнца. Представь, сколь крепок был бы союз восстановленного Миллена и отказавшейся от огня и меча империи! Безо всякой крови сколь многих эти две державы смогли бы научить Драконьему Пути. Это, конечно, просто мечты, мечты о мире и красоте. Но я бы и впрямь могла, могла бы… но, увы, в делах государственных Тордэан всецело доверяет человеку, для которого война — смысл существования.

— И кто же он?

— Грикул Линн. — Эжен не удивился, он только недавно размышлял об опасности советника, и сейчас получил замечательное тому подтверждение. — Тордэан уважает его, словно отца, а тот, пользуясь этим, прибрал к рукам слишком много власти. Мало ему сундуков с керами и марки Гридан. Гвардия, войско, посольства — всё его. Случись война, и он станет управлять всем, не считаясь с императором. А в скорую войну я верю. Проклятые Seliri не появляются просто так. И знаешь, Эжен, что самое чудовищное? Я ничего не могу ему сделать!

— Погоди, — у Вьюрка от откровенности сестры по спине пробежал холодок, — ты не боишься соглядатаев?

— Не думай, что я столь наивна! В моей свите есть чародейка из Норина, заклинательница разума. При дворе никто не знает об этом, а она выполняет для меня различные услуги. Сейчас, например, наш разговор скрыт Пологом Тишины. Никто не подслушает нас незаметно. Увы, но даже моей чародейке не удалось проникнуть в мысли Линна. Кто-то могущественный стоит за ним.

Эжен припомнил, что видел у пруда высокую девушку со строгим лицом и непривычно короткими волосами, но принял её тогда за одну из нянек. Норинка? Похоже, он чудовищно сильно недооценивал сестру.

— Я в замешательстве, милая. Скажи, чего ты всё-таки хочешь добиться?

— Эжен, — ласково проговорила она, касаясь его руки, — мне трудно избавиться от страха в сердце, пока старый коршун кружит вокруг престола. Я не хочу, чтобы эту страну, ставшую и моей страной, поглотило пламя войны. Я только к тебе могу обратиться, милый мой брат. Я хочу, чтобы ты помог убрать Линна с доски.

— Исключено! — Эжен решительно мотнул головой. — Я ещё даже не стал князем, ещё живы мои враги в Миллене, а ты предлагаешь мне ввязаться в схватку с сильнейшим человеком в империи?!

— Но мне не кому больше доверить свою тревогу, ты единственный. Тордэан тебе верит, и ты мог бы попробовать подорвать влияние Линна. Пожалуйста… — в её больших янтарных глазах появились прозрачные горошинки слёз.

— Я попробую… — опустил руки Эжен. Он слишком любил сестру, слишком привык потакать её желаниям, так похожим на его собственные. — Я попробую. Но не во вред Миллену.

В следующее мгновение Миора снова заключила его в объятиях.

— Я знала, что могу рассчитывать на тебя! Спасибо! — звонко проговорила она, целуя растерявшегося брата в щёку.

***

— Знаешь, что, Жан, — сонливо зевая, обратился Эжен к сидящему напротив слуге, — вот сколько лет живу я на свете… кстати, сколько?

— Тридцать, энкеро.

— Точно! Так вот тридцать лет живу я на этом свете, и только недавно понял одну очевидную истину! Хочешь знать какую? Не время меняет людей, а место и окружение! Ты, наверное, недоумеваешь, о чём я вообще веду речь? Ну сейчас попробую пояснить, вот возьмём для примера хотя бы Миору. Помнишь, когда мы жили в Эн`Итель, а затем в Эн`Хаир, каким она была милым застенчивым ребёнком? Просто воплощённая доброта и невинность! А помнишь, как она робела перед собственной свадьбой? Сколько ей было, когда Тордэан взял её в жёны? Всего шестнадцать, совсем ещё дитя. Ну а что теперь? Теперь она императрица! — с какой-то особенной горькой торжественностью в голосе проговорил он.

Молчание. Над дворцом властвовала темень ночи, горела одинокая свеча, освещая лица двух милленцев сидящих за столиком на открытом балконе.

— Слышал бы ты, Жан, каким тоном она ко мне обратилась! «Как убрать Линна с доски?» Ха, неужто она вообразила себя участником игры во власть?! Эх, ладно налей-ка мне ещё хлэда! — приказал Вьюрок, однако прислужник с сомнением посмотрел на почти ополовиненную пузатую бутыль.

— Энкеро, мне кажется, вам уже хватит, как-никак завтра на совете заседать. Хотя, быть может, вам угодно выпить чего-нибудь другого?

— А, спасибо, что напомнил. Совет… опять будем обсуждать проклятых Seliri… А ещё этот… как его? Альхарский Султанат… кстати, а что пьют в Альхаре? — хихикнув, полюбопытствовал де Итель.

— В Хезефе есть неплохая винокурня, — с видом знатока ответил Жан. — Мне думается, что в кладовых государя вполне могла бы сыскаться бутылочка-другая, однако…

— Что?! — встрепенулся Эжен.

— Альхарские вина покрепче хлэда будут, а вам, энкеро, нужно, что-нибудь для расслабления, чтобы спалось лучше. Может, выпьете стаканчик куймы?

— Какой ещё… чего?!

— Это напиток кочевников Старой Ольтрии, его делают из верблюжьего либо кобыльего молока, — с невозмутимым видом объяснил слуга. — Говорят, дескать, отличное средство от бессонницы, и его даже белые жрецы советуют к потреблению, в отличие от этого вашего хлэда.

— Уговорил, пройдоха! Тащи свою… а как там её?

— Куйму.

— Да, неси! Хотя нет, постой! Уже ведь полночь минула, и вчера, насколько помню, я вольную тебе на день-другой дать обещал. Так что сегодня ты мой друг, а не лакей, друзей же, как знаешь, негоже посылать… за куймой в особенности! Так что распорядись пусть служанка её нам принесёт.

Жан поднялся из-за стола, попутно стряхивая с пушистых усов капельки морозного напитка. Лакею уже было не впервой составлять общество пьянствующему де Ителю, ведь лишь ему обычно жизнерадостный и яркий Эжен мог выговориться во время нахлынувшей печали.

Милленец быстро нашёл девушку-прислужницу и объяснил той, чего желает энир де Итель. Служанка, понятливо закивав, отправилась исполнять поручение, а он возвратился к хозяину, печально разглядывающему звёздное небо.

— Жан, друг ты мой любезный… видишь? Вон там! Луна, её ещё Бледный Маятник называют, но сегодня она вовсе не бледная, не горит, а светит, ха! И не мается, хотя должна… безобразие!

— Энкеро?

— Я несу бред! Это всё из хлэда, ненавижу это морозное пойло! А почему же тогда пью? Ты ведь это хочешь спросить?! Ты понимаешь, я люблю жизнь, ибо в ней полно чудес и возможностей! Но иногда бывает так, что… я не знаю, как это сказать! Чувствую себя человеком без чести и совести, вспоминаю о тех, кого обманул, предал, подставил… о девушках, которым разбил сердце! Хлэд помогает успокоиться, он, будто сковывает изнутри, но вдвойне хуже становится, когда смёрзшееся сердце начинает таять! — выговорившись Эжен, схватил оплетённую сеткой бутыль, и отхлебнул с горла, забрызгав каплями белоснежный ворот абэйля.

Пришедшая вскоре служанка поставила перед милленцами поднос с кувшином и двумя высокими стаканами из цветного стекла, и остановилась в ожидании дальнейших распоряжений. Вьюрок внимательно оглядел её, девушка была молода и красива, и очень мило улыбалась с доверчивой наивностью во взгляде. Это пришлось Эжену по вкусу, как и её платье красного бархата с белым кружевом.