- И чего? – подначивает сенсей.
- А че, непонятно, чего?
- Джон, сколько раз тебе говорили эксплицитно мысли формулировать? – бросает Йорн замечание через плечо. Он, наконец, выбрал себе подходящий инструмент и незаметно спрятал в карман спортивных домашних брюк. Когда пойдет бриться, он его продезинфицирует, завернет в вату и положит в один из эротичных кармашков на блестящих кожаных боксерах, которые рабу предписаны протоколом. – Никогда не замечал, что, если напрячься и суть предмета изложить в связном тексте, предмет становится менее кабалистическим?
- Ну… – Джон задумывается на несколько секунд. – Я не хочу, чтобы «Пантеры» на меня типа посмотрели такие…ну типа, это… такой мажор, играть ни хера не умеет, но батя платит, че не постебаться? Вот я и очкую.
- А ты играть ни хера не умеешь? – Дэйв делает строгое лицо. – Опять? После всего, что между нами было?
- После всей пропедевтики? – вставляет химера, выбрасывая отбракованные осколки.
- Пропиздевтика с пиздагогами… – Джон неприятно хихикает и принимается за жульен.
- Джон! – окрик Йорна заставляет его вздрогнуть. – Ты говори, да не заговаривайся. Здесь вообще-то дама присутствует.
Лизбет посмеивается и с лукавым намеком бросает многозначительный взгляд на любимое чудовище, мол, сам-то тоже хорош.
- Не смотри на меня так! Не согрешишь – не покаешься, – ракшас скалит клыки в улыбке. Он садится рядом с девушкой, напротив Джона и Дэйва, кладет руку на спинку ее стула. – К тому же, одно дело крикнуть в вечность «блудоебливый афедрон» – здесь хоть требуется минимальная степень лингвистической изощренности, а другое – скомпоновать примитивный каламбур навроде Джонова.
- Йорн, тебя послушать – у тебя и матюки самые матерные, и шутки самые смешные, и вообще ты неебический красавец, – Джон слегка обиделся, хотя Йорн его за три месяца выдрессировал знать свое салажье место.
- Разве я что-то позволил себе сказать касаемо красавца? – чудовище выгибает удивленно правую бровь. – Нет, Джон, моя задача, как педагога – это подталкивать тебя к выходу из зоны комфорта в зону ближайшего развития, проблематизировать твое сознание. Вот ты даже не спросил, что такое «афедрон».
- А я знаю, – нервно хихикает Джон.
- Да не пизди, – Йорн отрезает кусок от стейка с кровью.
- Вот! – Джон тычет вилкой в воздух, грозя ракшасу. – Вот!
- Что «вот»?
- Все вот! – юный господин Бейли и злится, и смеется. – Вот оно все!
- Джон, мне придется на некоторое время погрузиться в раздумье, чтобы осмыслить твое последнее послание. Из всего английского языка ты выбрал три слова с наиболее размытой семантикой.
- Не, ну ты сам говоришь одно, а делаешь другое.
- Все мы люди. Эрраре гуманум эст.
- Ты – не человек, – у Джона в лице появляется какая-то кровожадна тень.
- Почему? У меня частично человеческий геном, – невозмутимо возражает химера. – Простите за спишисизм, но не исключено, что все, что во мне есть гнусного и мерзкого, проистекает именно из этих восьми процентов, – он снова скалит клыки в саркастической ухмылке.
- Йорн, я знаю, как стереть эту самодовольную улыбочку с твоей ажурной физиономии, – снова подает голос Дэйв. Интонацией он пародирует классического виллана из голливудского боевика.
- Ну попробуй, – отвечает ракшас с вызовом.
- А у тебя шпинат в зубах.
- Правда, что ли? – оскал исчезает, и Йорн с рефлекторным смущением отворачивается, при том, что ему на завтрак шпинат не подали.
- Йес! Сработало, – веселится Дэйв.
- Подлец ты, господин Дюмонт…Я тебе, пожалуй, толченого стекла в пуанты насую.
- Ну что, Джон? Успокоился? Развлекли тебя дяди? – снова хихикает Дэйв, но уже с легкой саркастической шпилькой. М-да. Два дрессированных дяди, два королевских шута, которым позволено стебаться над принцем исключительно в воспитательных целях. Чтобы наследник престола мозоли на нужных местах отращивал и выпестовал в себе Хозяина, Господина, которому рабские шуточки нипочем. Которому чьи угодно язвительные подколки и открытые нападения нипочем, ибо он – Джон Бейли. Должен учиться извлекать ценные уроки из общения и с врагом, и с низшим сословием, а раба чтобы не боялся и умел заставить отдать все, что невольник имеет пользительного и усладительного.
- Может, бахнуть перед выходом? – с притворным хныканьем предлагает Джон, опять вспомнив про нервы.
- Не надо тебе ни бахнуть, ни пыхнуть, – серьезно отвечает на идею Дэйв. – Ты помнишь, как пришел бухой на занятие?
- Я только немного опохмелился утром…
- Ага, у тебя полный разбаланс был за установкой. И мертвый пук вместо высекалова. А сегодня надо, чтобы таз раскалывало у публики! И вообще тебе по закону не положено…
Физиономия мальчишки, похожая в чем-то и на папашину, и на дядькину одновременно, вдруг расползается в змеиной ухмылке, которую Йорн ни у первого, ни у второго не замечал. Что-то знакомое мелькает, но все же не то. Бейливский дьявол сидит в деталях. Йорн очень хорошо помнит, что один из парадоксов, врезавшихся ему в память еще при первой встрече с господином Бейли, заключался в том, что даже гладя новоприобретенного раба ниже пояса, Джордж был странным образом серьезен и невероятно доволен, но никак не бесстыж, не похабен в полном смысле этого слова. А вот у Джона во взгляде то и дело мелькает нечто блудливое, и к сексу этот блуд не имеет отношения.
- Закон – это для тебя и Йорна, Дэйв.
- Цинизм, как норма жизни? – хмыкает Дэйв, стараясь скрыть раздражение, и опускает глаза в тарелку.
Йорн откладывает приборы на стол и некоторое время рассматривает Джона с тем хищным прищуром, которого все сапиенсы инстинктивно боятся до дрожи.
- Джон, если уж ты, семнадцатилетний пацан без выдающихся пока достижений, так рассуждаешь, то представь себе, как рассуждает президент твоей страны или глава глобальной правительственной ассамблеи, которые ворочают квадриллионами долларов и миллиардами жизней. Как ты думаешь, они на тебя самого посмотрят, как на кишечную палочку или повысят в правах до одноклеточного эукариота типа инфузории?
- Ну, уж повыше, чем тебя, Йорн, повысят, – отзывается юный Бейли, пытаясь нагло смотреть ракшасу в лицо.
- Что ж, с этим не буду спорить, Джон.
- Йо-орн! – голос Джорджа громыхает где-то рядом в холле. – Живо подошел сюда! Мать вашу…
- Позавтракать не дадут… – химера встает из-за стола и отправляется на зов своего господина. Стейк придется снова разогревать.
Йорн сначала сражался за черную рубашку. Ракшас грызся и царапался, но не отстоял право на черноту. Потому как стилист заявил, что с его внешностью тогда одни зубы будет видно в темноте концертного зала. А дракона должно быть видно полностью, во всем великолепии. Потом Йорн попробовал побороться за пиджак или куртку (ему было все равно какие, не в фасоне дело) и почти выиграл битву, но господин Бейли внезапно переменился во мнении, сказал, что скучно. Все рокеры ходят в куртках. Остановились после мучительного, тягучего и никчемного спора на белой рубашке со свободно завязанным галстуком, шоколадного цвета кожаном жилете, который максимально подчеркивал узкую талию и широкую грудную клетку зверя, кожаных брюках, очень убедительно имитировавших потертые синие джинсы, и грубоватых невысоких сапогах, которые Йорн отметил как вещь сегодня ночью наиболее полезную и практичную. Еще навешали дополнительных кожаных и платиновых браслетов на руки, что тоже могло сослужить кое-какую службу. Каждый кусок платины стоил весьма прилично. Йорну очень желалось пойти и пятьсот раз отжаться, чтобы снять напряжение после часа, проведенного с воодушевленным Джорджем и его расстроенным стилистом. Но расслабляться было рано, потому как второй важнейшей задачей стояло отвоевать для Лизбет обувь на плоской подошве. И чтобы никакой резины. Джордж относился к костюму девчонки, в целом, индифферентно, посему пришлось упражняться в словесном фехтовании наедине дизайнером, который обувь без каблуков не считал за обувь, особенно на маленьких девочках. На кону стояла его профессиональная гордость, но с утонченной небрежностью наряженный мальчик из преисподней задавил непоколебимым напором – у него на кону стояло кое-что поважнее. В результате непримиримой идеологической борьбы Йорнова игрушка получила готическую черную блузку с пышным жабо, чокером и камеей, черный кожаный жилет, чтобы соответствовать «хозяину», сверкающие виниловые брючки, высокие глянцевые ботфорты до бедра и кожаные митенки. Ведьма, но до чего хорошенькая…