- Сейчас – нет, – коротко бросил Джордж. – Я тебе журнальчик принес, рекомендую почитать на досуге. Сегодня вышел, – он помахал толстым глянцевым изданием. На обложке виднерась легко узнаваемая масочная физиономия ракшаса в профиль и необыкновенно облагороженный фотографическим искусством лик господина Джорджа Бейли в фас. Название журнала было банальным, но емким: «Господин».

- Неужели и это случилось… – процедил Йорн.

- Отчего бы не случиться? – пожал плечами Джордж. – Они просто примечание в конце интервью сделали относительно того, что ты убил Айзека и будешь наказан. Я на скамейке положу, только мокрыми руками не брать. А что тебя, кстати, вдруг в прорубь понесло?

- Мне господин Бейли посоветовал, – отрезал Йорн.

- Вот как? – Джордж стоял и рассматривал химеру тем хорошо знакомым взглядом, который возникал у хозяина, если его голову навещали нечистые мысли. Йорн ждал, все больше напрягаясь. – Фотографии классные получились, взгляни обязательно. Кстати, я посмотрел еще раз на тебя – тебе лучше с длинными волосами. Пока так ходи, но будешь снова отращивать, – а потом Джордж вдруг прибавил: – Ты похож на библейского змея-искусителя…

- То, что я являюсь искушением для многих, вряд ли можно оспорить. А вот что является агентом искушения в действительности: я или они сами – это вопрос с менее однозначным ответом.

- Не умничай. Вечером меня не будет. Если решишь с ней сексом заниматься, будь любезен, не на моей кровати, – ни с того, ни с сего предупредил Джордж.

Йорна это разозлило. У него возникло подозрение, что хозяин хочет сказать что-то совсем иное, но не находит решимости. Чего Джорджу на этот раз стукнуло в башку? Предупреждение было ничем не мотивировано и излишне, потому как Йорн никогда в жизни не стал бы ничем заниматься в спальне господина. Да и вообще ЗППП после изнасилования никто не отменял. Он надеялся, что доктор Шварц оказался на вечеринке не только ради петушиных боев. К тому же приказ относительно прически химеру фрустрировал не на шутку. Чуть больше месяца удалось Йорну выцарапать, чтобы побыть самим собой, но Бейли опять погрузился в деятельность, сосредоточенную вокруг внешности любимого питомца. Беспокоил не сам факт предстоящего отращивания волос, а символическое значение, которое прическа имела для господина. Джордж полюбовался на Йорна, одетого в деловые костюмы, и решил, что чудовище слишком по-человечески выглядит. Не нужен ему был Йорн, более похожий на мажора-любовника, нежели на раба, срочно требовалось разбавить образ каким-нибудь неброским, но ясно прочитываемым эротическим фетишем.

- Лицо попроще сделай, – грубо бросил Джордж Йорну, у которого весь этот поток неприятных мыслей отразился на выразительном, хоть и статуйном лице. Бейли чувствовал себя неуютно под кинжальным взглядом. – Я поддался на провокацию, разрешил поэкспериментировать – мне результат не нравится. Хочу, чтобы было, как в журнале, – он ткнул пальцем в обложку. – Усек?

- Да, сэр, – рявкнул Йорн.

- Ну, вот и отлично. До завтра, – бросил господин Бейли и зашагал прочь, положив журнал на скамью. – А! – он вдруг остановился и обернулся к двум заморским чудовищам. – Ты, ногти ему сделай, а то невозможно просто…- он расстегнул рукав рубашки и многозначительно указал Йорну пальцем на длиннейшую пылающую царапину от локтя и почти до запястья. Йорн вместо того, чтобы извиниться, как сделал бы не только раб, но и любой приличный человек, впрыснул в мимические мышцы микродозу желчной ухмылки. – Ехидна ты, – ответил на это Джордж.

- Как скажете, сэр.

Йорн и Лизбет забились в свой привычный угол в большой гостиной, который у химеры, правда, неизменно оживлял в памяти сцены бестиального соития с любовницей Джека – одной из многочисленных жанровых сценок, которая до сих пор не укладывалась у ракшаса в голове. Ханна в результате так и не разобралась в своих амбивалентных чувствах и успокоила себя выводом, что она трахнула раба, а не раб трахнул ее. Джек сделал вид, что скорый перепих с сексуальным невольником – лишь обыкновенная господская забава, и так было задумано с самого начала мироздания. Лишь Йорн пытался постигнуть то, что люди испытывают, играя в подобные игры, но его разум отказывался моделировать их психические состояния. Человек разумный ему очень часто казался чокнутым курьезом природы, неокортекс которого покрыт не извилинами, как у всех уважающих себя высших млекопитающих, а натурально рябью и завихрениями.

Лиз держала в руках свежее издание, долго рассматривала обложку, свернувшись клубком и положив ноги на химеру.

- Хорошая фотография, – сказала она, наконец, веско. – Взгляд твой очень ясно уловили. Весьма узнаваемый взгляд. А вот хмырь выглядит гораздо более проникновенно, чем он есть на самом деле.

- Угу…- рассеянно ответил Йорн. – Пожалуй.

Лизбет пролистала страницы до середины, отыскивая интервью месяца с одним из крупнейших игроков рабовладельческой сцены, охранявшим ревностно свою приватную жизнь и лишь по очень значимым поводам выходившим на публику. Без сомнения, примечательны были фотографии, иллюстрировавшие статью. Сразу можно было заключить, что восходящая звезда Фред Оксби – нечто большее, чем коммерческий фотограф для узкоспециального глянцевого журнала. Более того, было очевидно различие между традиционным, в согласии с церемониальным каноном выполненным портретом хозяина и остальными фото в ярко выраженном, довольно самобытном стиле художника. Парадный портрет в цвете, предваряющий текст интервью, был, прямо сказать, отвратителен. Господин Бейли в голубовато-сером деловом костюме восседал на пошлом ампирном троне едва ли не в позе Энгровского Юпитера и прямо метал взгляды в камеру. Йорн, в черных кожаных брюках, кипенно-белой рубашке навыпуск и подчеркнуто массивном блестящем ошейнике, стоял на коленях у его ног, слегка, правда, облокотившись плечом на авторитетное бедро хозяина. При этом редактор выбрал кадр, на котором Йорн отвлекся и посмотрел в сторону, что создало живой контраст с неподвижной позой самодержавного Джо. При более внимательном анализе, впрочем, становилось очевидно, что господин Бейли вполне раскованно чувствует себя перед камерой и чересчур всерьез парадную композицию не принимает – правый уголок его брезгливого рта хитро тянулся вверх. Фото внутри статьи казались более интригующими, слегка ощущалось подражание Маппелторпу – в большей мере натюрмортам и портретам, нежели эротике. Работы были лаконичные, черно-белые, с контрастным освещением, скульптурно текстурирующим поверхности, переводящим осязаемые предметы и тела в область эфемерной абстракции. На одном из крупных планов Йорн держал в зубах опасную бритву, а Джордж, на две трети отвернувшись от объектива, приближал к химере лицо, словно подбирался поцеловать в скованную ошейником шею. Фотография была действительно красивая, напряженная, образцово сбалансированная, живая и в то же время навеки застывшая. Йорн уж не стал докладывать очарованной Лизбет интимные подробности про то, как ему для кадра с бритвой надевали наручники за спиной и подрядили ассистента держать за ошейник для подстраховки. Фотосъемка состоялась уже давно, и странного доверия, которое появилось у Джорджа к химере за прошедшие несколько месяцев, не существовало и в помине. Йорн вообще не мог понять, как ему удалось выглядеть естественно на фотографиях, потому что желания сниматься и украшать собой рабовладельческую ярмарку тщеславия у него не наблюдалось ни малейшего. К тому же, начинался приступ мигрени, и он лишь выполнял равнодушно указания, стараясь не расплескать кипящий мозг. На одной из фотографий, акцентировавшей внимание в первую очередь на скарифицированных узорах и платиновых украшениях химеры, резко контрастировавших с человеческой смугловатой и холеной щекой господина Бейли, Йорн целовался со своим хозяином. На остальных они вступали во взаимодействие больше композиционное, геометрическое, нежели личностное. Йорн ни на одном из изображений не смотрел в камеру, и ни в одном из кадров фотограф не показал, что раб заметно выше хозяина ростом. Джордж всегда доминировал, Йорн формально присутствовал, но отсутствовал сущностно, чем добавлял неразгаданности образу.