Остальное время ракшаса содержали в клетке. Клетка была такого размера, что в ней можно было выпрямить спину только сидя, впрочем, лежа вытянуться получалось почти в полный рост. Пол Йорнова обиталища был мягким, также, как и три стенки, обитые до середины бордовым диванным плюшем. «Фасадная» стена клетки была от пола до низкого потолка из толстых стальных прутьев. Через нее с ракшасом взаимодействовал хозяин. Внутри химере бросили несколько маленьких интерьерных подушек и приятный шерстяной плед. Ежедневно, погоняв чудовище по спортзалу, Джордж отдавал распоряжение одеть зверя в латекс, поверх которого тот обязан был носить кожаный кетсьют со сбруей и широким кожаным ошейником. Две маски, одна тонкая резиновая, вторая – подходящая к внешнему костюму кожаная со встроенными защитными очками, довершали задачу полного преображения в подчеркнуто сексуального, монструозного не-человека. Предохранительная маска-«намордник» плотно ложилась на нижнюю половину лица, так что под ней Йорн толком не мог даже пошевелить губами, а удерживающие ее ремни запирались. На несколько дней в неделю химеру лишали зрения при помощи резиновой маски без прорезей для глаз. В клетке ракшаса сажали на цепь и пристегивали к решетке, на руки и ноги надевали тюремные кандалы, соединенные цепью с поясом. Пил и справлял нужду домашний зверь теперь по установленному хомо сапиенсами расписанию. Мылся и ел один раз в день после часового перерыва на физические упражнения. Все остальное время Йорн либо читал, либо слушал аудиокниги на планшете, запертый в своем эротическом скафандре, полностью отрезанный как от окружающей среды, так и от поверхности собственного тела. Также Бейли для цели, казавшейся в тот момент весьма таинственной, заставил раба выбрать иностранный язык и приступить к самостоятельному изучению, намекая на перспективу в дальнейшем перейти к занятиям онлайн. Получив первоначально озлобленный отказ, приправленный для пущей убедительности рядом непечатных выражений, хозяин химеру нещадно высек, разодрав всю спину и задницу до крови. Мера подействовала в меньшей степени за счет болевого эффекта, нежели благодаря чудовищному унижению, которое Йорн испытал впервые. Впрочем, начав учиться под пристальным контролем Джорджа, регулярно дававшего электронные тесты по разделам учебника и секшего за результат меньше девяноста из ста, Йорн почувствовал некое подобие почвы под ногами, предаваясь занятию привычно академическому и некогда любимому.
По вечерам химеру навещали хозяин и его младший брат.
- Да нет… Продавим в конечном итоге…Парень очень уж приятный…- слышится голос Джорджа, отпирающего комнату, в которой содержится зверь. – Интеллигенция, как мне говорят, может интересно и неожиданно проявлять себя в роли невольника. А тут такая взрывная смесь…
- Когда не сходит с ума, он, безусловно, очень располагает, – подтверждает Джек. – Как рука-то сейчас?
- Да, ничего, всякое случается. Главное, он понял, что с такими вещами шутить никто не будет. Мальчик уже немного потише становится. Еще пару месяцев позанимаемся, он будет ручным у меня…
- Да, не надо слишком затягивать, – отвечал Джек. – Мне, конечно, интересно с ним возиться, но это твой проект, я от собственных дел очень надолго не могу отходить.
- Ну, что, мальчик, мой, кусачий? – Джордж подходит к клетке.
Йорн отрывает взгляд от книги, видит уже ставшие привычными господские домашние кеды и брюки по ту сторону решетки. Господа Бейли встают деловито около клетки, рука Джорджа в ортопедическом отрезе ложится на решетчатую крышку, а его физия с хитрым и внимательным прищуром, наклоняется поближе. Не скрывая удовольствия, он плотоядно рассматривает зверя, полулежа перелистывающего книгу. Поза химеры пластична, текуча, кожа запертого кэтсьюта, плотно натянутая на точеных дельтах и квадрицепсах, поблескивает и поскрипывает. Лица Йорна не видно за странно уродливой и в то же время затейливо сделанной стим-панк маской, говорить он не в состоянии из-за «намордника», лишь выразительный холодный огонь жжет из-за затемненных круглых стекол очков. Чудовище смотрит на хозяина снизу вверх. Руку Джорджу Йорн прокусил около месяца назад, когда хозяин снял с ракшаса маску, дабы осторожно прикоснуться к лицу. Йорн подпустил его любопытствующие пальцы, стремившиеся к точеным бледноватым губам, и хватил клыками за ладонь, да еще и головой замотал по-собачьи так, что кисть господина Бейли едва не расщепилась на две половины. Джорджа спасал Джек, вручную включивший шокер, а потом добивавший скованное чудовище ногами. Потом Йорна наказывали длительными, мучительными и изнуряющими играми в латексную «мумификацию», в которых участвовали также катетеры и капельницы физраствора.
«Если что, можем повторить», – ласково сказал по окончании многодневной пытки Джордж. Повторять не хотелось.
- Повернись, я с тебя маску сниму, – мягко говорит Джордж, опускаясь на одно колено перед клеткой. Джек приземляется на пол рядом.
Йорн откладывает книгу и, звеня цепью по решетке, прислоняется затылком к прутьям, садится по-японски. Джордж просовывает руки между прутьями и расстегивает ремни. «Намордник» из пятимиллиметрового латекса, прилипший к губам и кожаной маске, отделяется от лица химеры. Джордж протаскивает его между прутьями, а Джек тем временем берется за цепь на ошейнике.
- Теперь что надо сделать? – слегка разминая здоровую руку, спрашивает Джордж, и просовывает пальцы в клетку. На руке надета черная нитриловая перчатка.
Йорна крепко за месяц научили тому, что он должен сделать. Он наполовину прикрывает кошачьи глаза со сжавшимися от злости зрачками-точками за затемненными стеклами, и принимается лизать резиновые пальцы хозяина быстрыми отрывистыми движениями, как кошка. Поиграв немного пальцами, Джордж поворачивает к нему ладонь, и цепной ракшас продолжает ее вылизывать под буравящим, надменным и довольным взглядом хозяина. Бейли не держит зла за последнее серьезное нарушение, зверь был хорошенько наказан и урок усвоил. Руку Джорджу обратно собрали, а мальчик ему по-прежнему очень нравится. Йорн старается не смотреть на своего владельца, и все же их взгляды периодически скрещиваются. Кожа у крыльев носа химеры сильно подрагивает под резиновой маской от гнева, но заново переживать пытку Йорн пока не в силах. Он облизывает сквозь решетку резиновую руку господина Джорджа Бейли, уперевшись ладонями в прутья клетки, звеня по ним цепью наручников. Он покусывает осторожно и нежно пальцы хозяина, как учили, лижет тыльную сторону его кисти, пока Джордж не соизволяет заключить, что ракшас достаточно продемонстрировал свою звероподобность. Джек подтягивает цепь к самой решетке, просовывает руку между прутьями и хватает пояс сбруи, притягивает Йорна еще ближе. Держать его сложно, монстр отстраняется с силой, Джордж помогает брату, здоровой рукой цепляется за ремень на боку химеры, а прокушенной гладит по голове, по сдавленной жестким ошейником шее. Джек ловко закрепляет цепь на решетке. Чудовище немного ослабляет сопротивление, но сразу вслед за поглаживанием по плечам рука Джорджа перемещается вниз, прикасаясь между бедер.
- Джордж…- почти просительно цедит Йорн, притянутый цепью к прутьям.
- Молчать! – неожиданно громко и грубо рявкает хозяин. – Говорить тебе запрещено! – он уже гладит химеру между ног, пока Джек освободившейся рукой хватает чудовище за ремень, стягивающий бедро.
Химере запрещено говорить без особой санкции. Животные не говорят. Зверь лишь должен понимать и исполнять команды по первому требованию, по мановению руки, по движению брови. В этом преимущество разумного домашнего животного – он все понимает. Разумный зверь понимает, что с ним делают, понимает, как сладко и томно хозяину от его боли. Разумный зверь, в отличие от неразумного, знает, что такое унижение. Низкий глухой вибрирующий рык сопровождает бесстыдные прикосновения хозяина. Его рука идет вдоль кожаного ремня сбруи, сильно врезающегося между ягодиц, добирается до обтянутых кожаным гульфиком половых органов. Джорджу нравится такой аккомпанемент, он не угрожает Йорну электрокнутом, а лишь неумолимо продолжает трогать домашнего питомца между ног до тех пор, пока в нем что-то не ломается. Химера уже больше не может рычать, горло сдавлено, хочется откашляться, да и смысла в этой вокализации нет. Йорн прижимается боком к решетке, потому что так меньше всего натягивается цепь, и молча терпит. Он ясно осознает, что это лишь начало приготовленных для него обезличивания, объективации, обесчеловечивания – противоположность всему, к чему он стремился последнее десятилетие после того, как решил в восемнадцать лет становиться, наконец, человеком разумным. Йорн не знает, как правильно настроить себя по отношению к тому, во что превратилось его существование. Ему хочется выть…
