- Йорн, ты несешь чушь, – безапелляционно отвечал Джордж. – Причем делаешь это злонамеренно, зная, что мне подобные вещи категорически не нравится.
– Я осмелюсь спросить, почему это, сэр?
- Потому что интерес к говну, в отличие от интереса к сексу, не является не то, что универсальным, но и даже распространенным человеческим интересом. Культуру и базу последователей на нем не построишь. Поэтому сравнение нелегитимное. Следовательно, не доказывает, что я не прав.
– Джордж, осмелюсь высказать предположение, что вы не углублялись в изучение культурных универсалий, если так рассуждаете. Интерес к говну в человеке как раз-таки примордиален и неискореним. А все это я говорю к тому, что любое явление можно окутать ареалом благородной традиции и искусства для избранных, если уметь о нем велеречиво рассуждать и собрать критическую массу единомышленников.
- То есть, ты хочешь сказать, что секс — это «сунул-вынул»?
- В узком смысле, безусловно, – Йорн опять резким движением поднялся и соскочил с дивана, отправился к подносу со стаканами и бутылкой минеральной воды. У Джорджа пронеслась по телу, словно рябь по воде, волна сладких мурашек от движения Йорна, едва ли не роботоподобного в своей четкости и скоординированности. Иногда Джордж не мог поверить, что эта великолепная тварь принадлежит ему, и худо-бедно, позволяет с собой играть.
- Куда тебя несет-то вечно... – пробурчал Бейли, недовольный тем, что чудовище отыскало предлог, чтобы разорвать физический контакт. – Мне не предложишь?
- Не хотите ли воды, сэр? – отозвался Йорн язвительно. Черт! Обычного раба за такие оплошности Джордж бы с удовольствием выпорол. Более того, год назад он все еще приковывал и порол Йорна за такое хамство. А сейчас хозяину нравилось подыгрывать чудовищу, когда тот позволял себе поведение свободного человека. Но особенное удовольствие Джорджу Бейли приносило осознание того, что это только игра, продолжение или прекращение которой зависит только от него.
- Соблаговоли налить, – Йорн вежливо поднес ему стакан. – В узком смысле это не секс, а спаривание. У животных есть спаривание, но нет секса.
- Опасаюсь, что это во многом вопрос терминологии. Но тогда меня интересует, где, по-вашему, пролегает граница между спариванием и сексом, а также сексом и вашим элитным Сексом с заглавной буквы? Меня не спрашивайте, я же не человек, – прибавил он саркастически.
Джордж некоторое время смотрел на чудовище, перегнувшись через спинку дивана.
– У человека не бывает просто спаривания, Йорн, если только это не совсем полудебил какой-то с тяжелым психическим отставанием. В сексе наличествует элемент творчества, фантазии, воображения, которое создает некую реальную действительность, но с другой стороны, стимулируется этой действительностью. Но они никогда не совпадают. Фантазия всегда больше реальности, но реальность всегда подбрасывает фантазии новые элементы. Это как плюс и минус на источнике тока, они должны быть на расстоянии, чтобы появилось напряжение и пошло электричество. Вот какую долю творческого воображения ты вкладываешь в секс как в реальности, так и у себя в голове, определяет, степень развитости твоей сексуальности не только в моем личном понимании, но и в понимании моего круга. То есть, если ты пребываешь в грезах и ничего не делаешь в действительности, секс у тебя никакой. Если ты просто пихаешь по десять раз на дню во все, что попало, как поступают, не скрою, некоторые мои знакомые, это практика для быдла. А ты сам понимаешь, быдло иногда бывает с очень большим капиталом и может позволить себе содержать много рабов.
- Боюсь прямо спросить...- Йорн скривился, думая, как бы поаккуратнее выразиться.
Джордж понял, что надо не упускать момент. Он тоже поднялся, отставил стакан и подошел к Йорну.
- Что у меня с тобой, хочешь спросить? Секс или Секс с заглавной буквы? – Бейли сунул руку ему под ремень, обнял за бок – в такие напряженные моменты Джордж очень сожалел, что Йорн был довольно высок ростом, выше него, психологически трудно было доминировать или даже просто притянуть к себе красивую физию. – У нас живая, динамичная, развивающаяся система, которую не каждый «ортодокс» может правильно понять, однако мне она приносит возвышенное...- Джордж прикоснулся к точеным, безответным губам чудовища, – ...изысканное... – он снова уже настойчиво поцеловал Йорна, – ...удовольствие. Сними рубашку и встань на колени на шкуре.
Джордж к своему удовольствию почувствовал, как химера вздрогнула от этих слов, его возбуждали еле заметные, секундные симптомы внутренней уязвимости, которые время от времени проявлял зверь. Йорн подчинился с окаменелым каким-то видом, из чего Джордж сделал вывод, что надо вести себя осторожно: если ему что-то очень сильно досадит, он пойдет на то, чтобы получить болевой шок, но врежет Джорджу. А поскольку попытка у него только одна, Йорн постарается врезать так, чтобы мало не показалось с первого раза. У Джорджа на мгновение промелькнула мысль надеть на чудовище наручники, но ему ужасно не хотелось. Надоело, скучно. Он стремился рискнуть по-настоящему и понять, что в самом деле происходит между ним и рабом. Йорн стоял неподвижно перед камином на медвежьей шкуре, спина прямая, взгляд, куда-то в пространство направленный, холоден, сосредоточен, но как будто не совсем здесь, не в комнате, не с Джорджем. Только пальцы нервически сжимаются, упираются ногтями в ладони и снова разжимаются. Джордж подошел медленно сзади, одними кончиками пальцев прикоснулся к обнаженным татуированным плечам. Химера ожидаемо вздрогнула снова. Надо бы понаблюдать, дергается ли он также, когда девчонка лезет к нему с ласками. Джордж продолжил очень деликатно массировать напряженную мускулатуру, наклонился и поцеловал почти символически тонкий операционный шрам сзади на гибкой шее. Под ним сидел скорпион, словно под поросшим вороным мхом камнем – скорпион, благодаря которому Джордж мог делать то, что он сейчас делал. Без его жала, подключенного к нервным волокнам химеры, не было бы ни этого равномерного дыхания совсем близко, очаровательно чистого аромата тускло сияющей иризирующими микрочешуйками кожи, ее гладкой, тугой и плотной поверхности, непохожей на текстуру человеческого тела. Джордж опять прикоснулся к шее зверя губами и попробовал ее на язык. Почти отсутствовал обычный солоноватый вкус. Он хотел, было, слегка прикусить упругое гладкое покрытие, но в последний момент передумал, Йорн мог это действие неправильно истолковать. Тогда Джордж тоже опустился на шкуру, ноги химеры были у него между ног, он прижался бедрами к обтянутым брюками ягодицам и поцеловал в губы демоницу, выбитую у химеры на спине. Великолепная, мрачная, развратная картина вселенской похоти еле заметно равномерно двигалась в ритме Йорнова дыхания. Джордж спустился ниже и осторожно облизал вытатуированный член космического демона. В хитросплетении узоров из стали и разъятой плоти Джордж нашел еще не один половой орган, и каждому уделил внимание. Он даже забыл на какой-то момент, что целует Йорна. Он со сладострастием лобызал сатанинскую икону, предлагал в рабы самого себя подземным богам похоти, уродства и адского наслаждения. Отняв губы от лопаток химеры, Джордж прижался к нему всем телом и осторожно расстегнул ремень на кожаных брюках. Поскольку сопротивления пока не последовало, он продолжил, медленно расстегнул две пуговицы, за ними молнию, все так же деликатно опустил руку и прогладил по сексуальным боксерам из искусственной кожи. Во время краткого прикосновения Джорджу показалось, что член химеры в трехмерном исполнении также отнюдь не покоится равнодушно под одеждой. Впрочем, о внутреннем настрое Йорна это говорило не столь уж много. Его было довольно легко возбудить против воли, но это не значило, что чудовище не готово отказаться от сомнительного удовольствия насильственной эрекции в пользу кристального, как слеза, наслаждения отбить своему хозяину селезенку. Джордж решил, что на данном этапе ему уже требуется постоянно следить за глазами раба. Он встал, выпил еще воды вальяжно рассматривая парня сбоку. Вслед за тем, опустился на колени перед Йорном. Бейли решил чудовище немного удивить, взял его за платиной декорированные запястья и положил самую малость подрагивающие ладони себе на талию. Удивление химеры сконцентрировалось в чуть приподнявшемся дважды пронзенном изломе левой брови. Позволить рабу себя держать было не только вопиющим нарушением правил безопасности, но и почиталось за ужасающий моветон. Джордж не питал иллюзий относительно того, что Йорну умереть, как хотелось обнять хозяина, однако он должен был оценить серьезность символики. Йорн, видимо, не знал, что делать с неожиданно переданными в пользование боками, его ладони лежали довольно-таки мертво. Кошечку-то свою он поживее лапал. Джордж усмехнулся без досады, скорее, с удовольствием, насел на химеру и принялся настойчиво, властно целовать, полизывать и покусывать шею. До сих пор он жался на маленьких полосках, не закрытых ошейником под челюстью, теперь же путь был открыт к мышцам, к венам, к шрамам и шелковой коже. Джордж отпрянул на секунду, увидел мельком хорошо известное выражение окаменелой отстраненности на лице и адский огонь в глазах. Бейли сделал вид, будто ласкает зверю рукой живот, а сам снова проверил его эрекцию – Йорн был в возбуждении. Все происходило так, как он любил, только без оборудования, кандалов или ремней. Еще немного, и Джордж сможет рассказывать друзьям о своем триумфе над зверем.
