– Эй, мы не с тобой в «Кривом драконе» играли? – спросил Эрвин, присматриваясь к гвардейцу.

– Я с лапотниками не играю.

– Ты ж проиграл, мне, а? – Эрвин пошарил за пазухой, вытащил руку и разжал ладонь, – это!

– Чего? – гвардеец вытянул шею, сделал шаг вперед, Эрвин кинулся на него, сбил с ног. Тут же подскочил Добромир. Вдвоём они скрутили гвардейца, потерявшего бдительность. Парни связали бойца, заткнули кляпом рот и оттащили к помойке.

– Как он здесь оказался? – спросил Эрвин, вытирая руки о штаны гвардейца.

– Похоже, облава по всему городу, – ответил Добромир, – сейчас их будет как блох на дикой собаке.

– Я знаю, где не найдут, – сказал Эрвин, схватив меня за руку.

Он поволок изрядно перетрусившую меня к высокой горе, темневшей неподалеку. Огромная куча оказалась из отходов и мусора, вдоль неё виляла утоптанная тропинка, по которой можно было двигаться, без страха переломать себе ноги. Правда, запах около мусорных кучи стоял такой, что мне пришлось зажать нос и дышать через раз, а когда под ногами юркнула крыса, я взвизгнула и зажала рот рукой. Неунывающий Эрвин заметил, что завидует мне, ведь я осваиваю настоящие «собачьи тропы».

Вскоре наша троица вышла к большому оборудованному лазу, открыто зиявшему на поверхности. Его можно было назвать широким тоннелем, по которому редкие пешеходы спускались вниз под землю. В Энобусе я видела такое сооружение первый раз.

– Это метро? – я всматривалась в необычный широкий проём, уводящий в вглубь земли.

– Подземный подкидыш, таким пользуются тёмные личности, которые не любят света, – ухмыльнулся Эрвин, многозначительно посмотрев на Добромира. Правда, Светозарова не задели слова парня, он только слегка пожал плечами, да чуть приподнял бровь. Подкидыш, так подкидыш.

В данный момент тёмными личностями без сомнения можно было назвать нас троих. На мне мешком болталась полосатая длинная юбка с заправленной в неё цветастой блузкой и безразмерным жилетом, завершал картину ситцевый платочек на тонкой шее. В такой одежде я стала похожа на работницу-посудомойку из небольшого дешёвого трактира. На Эрвине были бесформенные штаны, подпоясанные веревкой и заношенная тёмная роба. Но больше всех пострадал Добромир, лишившийся прежнего лоска. Поверх шёлковой рубашки ему пришлось надеть грубую засаленную куртку Дурмитора с короткими рукавами, в которой он был, как подстреленный. На голове у чемпиона красовалась грязная кепка с поломанным козырьком, а брюки и сапоги с железными заклёпками суперзвезда Верховии безжалостно заляпал грязью около мусорных куч.

Мужская одежда была достоянием Дурмитора. Эрвин успел отпустить шутку про отчима, который никогда бы по собственной воле не отдал свои шмотки. Он сказал, что Авивия грозилась выбросить старье из дома, а Дурмитор, не желая расставаться со своим добром, схоронил его в лавке. Вещи прижимистого скряги хоть и не радовали парней, зато внесли неподражаемый колорит в их облик. Юные герои вмиг преобразились в лихих ребятушек из городских трущоб.

Мы огляделись по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, неспешно влились в ряды малочисленных изгоев, ступив под низкие своды тоннеля. Спуск был пологим, он еле освещался тусклыми светильниками, многие из которых давно погасли. Держась за железные поручни, рабочий люд двигался к подкидышам и разбредался по так называемым платформам. Всё, что предстало моему взору, было совсем не похоже на метро, которое однажды я посетила в областном городе.

Место, в которое мы спускались, навевало мысль о подземных убежищах троллей. Здесь под низкими сводами было сумрачно, слякотно и ветрено. Ноги то и дело оскальзывались на мокрой, липкой каменной плитке, мелкий мусор завихрениями носился по платформе, подгоняемый сквозняком, на стенах мигали закопченные лампы, а угрюмые пассажиры добавляли подземелью еще большего сходства с преисподней. Для верховенцев спуск под землю отзывался в теле сильной болью, он был не равен такому же спуску на поверхности. Улыбок на лицах здесь не наблюдалось.

Толпа на платформе понемногу пребывала. Эрвин беспокойно озирался по сторонам.

– Гвардейцы, – шепнул он, схватил меня за руку и поволок вглубь толпы. Добромир тоже заметил служивых и двинулся за нами.

Гвардейцы приближались, расталкивая по сторонам хмурых работяг. Раздался хриплый гудок и из тоннеля показался подкидыш, несколько длинных вагонеток на колесах, защищённых только невысокими бортами со всех сторон. Народ ринулся к открытым проёмам. Мы разом затиснулись вместе с толпой и плюхнулись на деревянные лавки со спинками. Гвардейцы, отдав короткий приказ машинисту, шагали вдоль подкидыша, светя фонарями в лица угрюмых пассажиров. Люди щурились, когда луч прожектора освещал их лица. Я сняла шейный платочек и завязала на голове. Так лучше походила на простолюдинку. Взгляд испуганной девочки завершил образ работницы не умственного труда. Добромир натянул кепку на глаза, изобразив хмурого невыспавшегося работягу. Эрвин же при приближении гвардейца осклабился и склонил голову так, чтобы любому стало ясно: парня уронили в детстве вниз головой и не один раз.

Гвардеец задержал фонарь на лицах трёх пассажиров, больше всех, одарив вниманием скалящегося Эрвина, потом пошёл дальше.

Из соседней вагонетки раздался возмущенный крик. Народ вытянул шеи, вглядываясь в полумрак на платформе. Двое гвардейцев тащили упирающегося парня в белой рубахе. Вопли с платформы разом утихли, у гвардейцев имелись убедительные доводы для простого люда в виде крепких зуботычин. Я взглянула на Эрвина, мы синхронно вспомнили, как его белая рубашка отправилась в мусорную кучу полчаса назад.

Обойдя все вагонетки, гвардейцы дали отмашку машинисту, и подкидыш, пронзительно свистнув, двинулся под уклон в тёмную пасть тоннеля. Сжатая с двух сторон Добромиром и Эрвином, я согрелась, расслабилась и почувствовала себя, наконец-то, в безопасности. С такими молодцами рядом можно закрыть глаза и погрузиться в блаженную состояние: выдохнуть страх, усталость и напряжение последних часов.

– Почему в драконов стреляют только из арбалетов? – я пробормотала сквозь накатывающую дрему.

– Потому что арбалеты бесшумные, – тихо сказал Добромир, немало удивившись моему невежеству. Я совсем забыла, что Добромир не знал о битве в каньоне, и его озадачил мой вопрос, – у тебя был такой опыт в небе? – спросил он, я отрицательно мотнула головой, – драконы пугаются звука выстрела, если грохнет под ухом, дракон пустится во все тяжкие. Никто не рискнет применять огнестрельное оружие.

– А-а-а, мне же говорили, я забыла, – пробормотала я, чтобы реабилитировать свое невежество, и склонила голову на плечо Эрвина, отчего тот непроизвольно вздохнул.

То засыпая, то просыпаясь, я ощущала, как древняя колымага тряслась и громыхала, пробираясь по чуть освещённым подземным коридорам, иногда штольня ненадолго разветвлялась, чтобы следом опять превратиться в узкую горловину. По пути было несколько остановок, подкидыш лязгал, тормозил, выплёвывал людей, я приоткрывала глаза, видя, как внутрь втискиваются другие и снова засыпала, как только подкидыш отправлялся в путь. Монотонное дребезжание и болтанка совсем укачали меня, я очнулась только тогда, когда Эрвин потряс за плечо. С трудом поднялась со скамьи и вышла с немногочисленной толпой на перрон. Пришло время прощаться с подземным лабиринтом.

Выход из тоннеля состоял из каменных ступенек со сколотыми краями, с налипшим скользким суглинком. Народ двигался медленно, чуть не на ощупь, на поверхности была почти непроглядная тьма. Вскоре появились домишки с неосвещёнными окнами. Удивительно, что в таком чудесном городе, каким первый раз предстал передо мной Энобус, есть такие убогие захолустные окраины. Похоже, план спасения Эрвина пролегал по трущобам. Он сказал, что самый надёжный маршрут тот, где не задают лишних вопросов.

Мрачные окраины у меня вызвали сильное опасение и, если честно, дрожь в коленках, но Эрвин заявил, что знает эти места, никто не обратит на нас внимания, если только Добромир, добавил Вышнев, не выдаст нас своими пижонскими замашками. Я ожидала, что чемпион что-нибудь заковыристое ответит, или заедет в нос наглецу, но любимец публики и кумир половины Верховии молча склонил голову, давая понять, что принял к сведению пожелания знатока трущоб. Польза от ответа Добромира была несомненной, Эрвин, наконец-то, замолчал.