– Ещё одного? – непроизвольно вырвалось из груди, и Ева тысячу раз пожалела о вопросе.
– Что значит ещё одного? – громче сказал Марк и, встав с места, подошёл к Еве так близко, что она в полной мере ощутила запах у него изо рта. Запах гниющих остатков пищи между зубами. Она слегка прищурилась, и к горлу подкатил ком.
О нет, меня сейчас стошнит.
Раньше Марта спрашивала подругу, чувствует ли она этот жуткий запах, Еве всегда казалось, что нет…Но сейчас она была готова извергнуть из себя не только еду, но и сам желудок.
– Я… я просто слышала, что Сару, из секретариата, поймали не так давно с мужчиной. Они нарушили статью 25/2934…кажется, – выдавила она из себя, стараясь удержать подкатывающий ком внутри.
– Да, – с довольной ухмылкой протянул Марк и вернулся на своё место.
– А кого будем задерживать мы? – спросил высокий, худощавый, с копной кудрявых чёрных волос парень.
Кажется, он не из нашего отряда.
– Подвальные, – сквозь зубы процедил Марк, даже не обернувшись на него, – эти крысы начинают выбираться из своих нор.
Подвальные – так зовут тех, кто чувствует, предателей. Кто-то из них не прошёл элем, кто-то не принимал энзомон, но все они нарушители, распространители заразы. Около двадцати лет назад накрыли базу сопротивления, она находилась в самом центре Шелтера, в подвале Народного дворца. Тогда погибло много патрульных, а Марк получил тяжёлое ранение и должность командира. Никто и подумать не мог, что им хватит смелости расположиться именно там. С тех пор их зовут подвальными. Ещё были смертники – те, кто решился уйти за стену. Их боялись больше всего.
Раздался громкий звук сирены, и все патрульные вышли на площадь перед Патрулатом. На огромном экране, который видно за сотни метров, появился Консолидатор Тиг. Он говорил громко, отчеканивая каждое слово.
– Чувства ради чувств, вот, что мешало людям мыслить разумно. Кто сейчас может сказать – я так чувствую, мне подсказало сердце. Я думаю, я знаю, я уверен – вот те слова, которые заставляют историю двигаться вперёд. Из-за чувств разгорались войны. Мужчины убивали друг друга на дуэлях, женщины, ведомые эмоциями, становились похожими на животных. Сейчас, благодаря Шелте, мы можем быть спокойны. Да, славится Шелта! – громко, переходя на крик, говорил Тиг, и толпа вдохновенно повторяла за ним
«Да, славится Шелта! Шелта!» – отражалось от стен Патрулата и эхом катилось по площади.
Ева всматривалась в лица и пыталась понять, почему все они готовы в одном порыве кричать и восхвалять. Нет, она чувствовала то же самое, наверняка. Гордость за город и его достижение, уважение к Тигу и безграничную любовь к Шелте, но она не понимала этого ощущения единства в толпе. Все эти люди казались ей такими одинаковыми. Даже выражение их лиц ничего не говорило о том, кем они являются на самом деле. Сейчас каждый из них, пропитанный духом толпы, готовый делать всё, что ему говорят, скорее походил на безвольное животное, которое идёт на убой. Ева видела эти стада под предводительством пастуха-убийцы.
После речи Консолидатора патрульные разбрелись по рабочим местам и как обычно уселись за столы. Ева была в восторге от одной только мысли, что ей представится возможность очистить город от преступников и, возможно, шанс отметиться перед начальниками отрядов. Она вдохновенно взялась за документы, фантазируя о том, как получит свой первый пистолет, как засунет его в кобуру на поясе и гордо пройдётся мимо новичков, которым ещё только предстоит получение оружия. Ей больше всего на свете хотелось быть замеченной в этот важный день. Она не представляла, что будет происходить на самом деле, но мысль о перспективах грела сердце.
Стрелка на огромных часах на стене спустилась со щелчком, обратив на себя внимание. Двадцать два часа сорок семь минут. Через восемь минут всех соберут в холле на нулевом этаже, выдадут оружие, посадят в автобусы и повезут к окраине города, где предположительно находятся Подвальные.
– Ты боишься? – Марта прикоснулась к плечу подруги и нежно его сжала.
– Нет, – отрезала Ева и резко встала с места, – нужно идти, почти одиннадцать.
– А, я боюсь, – прошептала Марта, словно самой себе.
Она, не дождавшись ответа, встала и ушла, оставив подругу одну наблюдать за её удаляющимся силуэтом.
Ева напряглась, немного привстала, готовая сорваться, пробежать по коридорам Патрулата, расталкивая всех и каждого. Она смотрела вслед Марте. Напряжённая и сжавшаяся в один большой ком. Марта прощалась, – стукнуло в голове, Ева непроизвольно свела брови и сжала кулаки. Прощалась.
Ровно в одиннадцать часов все патрульные выстроились в идеальные ряды в ожидании начальников. Потом длинная речь с наставлениями, каждый командир считал, что именно он должен сказать, как будет гордиться своим отрядом, который убьёт больше всех подвальных. Все они ждали этого дня как праздника. За речью следовало торжественное вручение оружия. Каждому молодому патрульному на стволе проставлялся номер, за его потерю грозило увольнение, а это было хуже смерти. Ближе к одиннадцати молодые патрульные и их командиры уже сидели в автобусах.
Глава седьмая
Сильный ветер раскачивал даже старые крепкие деревья, посаженные, казалось, ещё четыре сотни лет тому назад. В окнах уже не горел свет, и опустевшие улицы показались Еве необыкновенно одинокими. Из них, словно выкачали все остатки жизни, которая тут роилась днём. В автобусе витал еле уловимый запах пота. Все волновались, вытирая влажные ладони прямо о колени. Ева лбом прижалась к стеклу и почувствовала лёгкую прохладу, докатившуюся до самых пяток. За стеклом автобуса мелькали одинаковые безликие сиреневые и белые здания. Ева сначала хотела назвать их домами, но эта мысль показалась слишком глупой. Кто там жил? Такие же одинаковые люди. Они каждое утро принимали таблетку, разбавляли порошок, слушали выступление и безропотно шли на службу. После выезжали в спортивные центры или на пляж, полюбоваться закатом. Хотя всё это любование ничего не значило. Ходили все по привычке, как делали многие до них – встречали рассветы и провожали закаты. Пляж – место куда приходили умирать. Все несогласные с режимом либо уходили в сопротивление, либо заканчивали жизнь самоубийством у воды. Об этом было не принято говорить, но каждый житель знал, жёлтый пляжный песок уже давно наполовину смешался с кровью.
Автобус немного дёргало несмотря на то, что дороги в Шелтере были более чем идеальными. Ева несколько раз подпрыгнула, задерживая дыхание. На мгновение ей показалось, что органы слипнутся, как переваренная каша, и выскочат через рот. В какой-то момент страх полностью сковал её тело, делая бессмысленной стальной статуей. Внутри боролось два чувства. Словно два волка – один, желавший бросить всю эту затею с Зачисткой, желавший спрятаться от правил, которые давили невыносимым грузом, и второй, у которого была только одна цель – добиться успехов в профессии, неважно какими путями. И Ева всё никак не могла понять, какой из этих волков хороший, а какой плохой.
Через час автобус прибыл к восточной стене. Старый район, с полуразрушенными домами встретил скрипом гнилых деревьев, поваленных грозой много лет назад. Еву удивило, что никто не позаботился о расчистке территории. Столько свободного места. Его хватило бы на несколько жилых зданий, тогда не пришлось бы сокращать сроки жизни. Ведь сорок лет – не то время, когда хочется умереть.
Патрульные высыпались из автобусов и после очередной речи, которая должна была всех вдохновить, отправились к предполагаемой базе Подвальных. Идти пришлось около получаса. Дороги, проваливающиеся прямо под ногами, здания, оплетённые растениями и тишина. Такой тишины не было в Шелтере больше нигде. В воздухе витал аромат сырости, гнили и страха.
Уже на месте Ева спряталась в узком проёме между двумя домами. С обеих сторон протягивали свои покалеченные руки кирпичи и железные штыри. Запах сырой земли въедался под кожу и душил. Ева пыталась спрятать нос в высокий воротник свитера, но ничего не помогало. Август в этом году выдался на редкость холодным. Вечерами, даже на улицах жилого Шелтера, без тёплых вещей становилось не по себе. А здесь, в практически в первобытной пещере, казалось совершенно невыносимо. Ева села на корточки и уткнулась носом в колени, в надежде, что собственное дыхание сможет ей помочь. Она не знала сколько придётся сидеть в засаде и насколько ночь окажется удачной.