На поле Куликовом,

За тридевять земель,

На поясе шелковом

Висела колыбель.

Висела золотая,

В колечки завитая,

Меж небом и землёй,

Меж снегом и золой.

В четыре полотенца

Рыдала ночью мать:

– Храните сон младенца!

Трещоток не замать!

– О чём она судачит? —

Задумалась родня…

– Когда мой сын заплачет,

Попомните меня!

Горчат дымы Полтавы,

Берлинский чад горчит,

Младенец русской славы

До времени молчит.

А вьюга всё крепчает,

Плетёт свою кудель.

Господь всю ночь качает

Златую колыбель…

Кто грозой воды испил,

Того желанье не погубит.

Ещё полюбит, кто любил;

Кто не любил, ещё полюбит.

Весна идёт! – и зацвели

Подснежники в оленьих взорах.

Весна идёт! – и журавли

Играют свадьбы на озёрах.

Олень победно вострубил,

Взойдёт заря – журавль вострубит.

Ещё полюбит, кто любил;

Кто не любил, ещё полюбит.

Августовские ночи медовые,

Августовское небо бездонное,

Золотой августовский покой

Над садами, над тихой рекой;

Свет высокой звезды над рябиной,

Над дорогой, над спящей равниной.

Запоздалому путнику вслед —

Негасимый над родиной свет!

Я срубил крестовый дом,

Говорят: «Грешно».

Дописал печальный том,

Говорят: «Смешно».

Ловок на руку и спор

Завидущий бес.

Запылал в саду костёр

До небес.

О любви заветный том

Запылал в огне.

Запылал крестовый дом

Со цветком в окне.

Если завтра я умру —

Погорюй чуток.

Я на небо заберу

Аленький цветок.

Буду нежить, чтобы рос,

Буду поливать.

Всех, кто дорог мне до слёз,

Буду вспоминать.

Хоть сейчас забор кленовый

И с клетушками сарай,

И под тёсом дом крестовый

Вместе с тёщей забирай.

Хоть сейчас бери задаром,

Мне расстаться невтерпёж.

Только баньку – с лёгким паром,

С жарким веником – не трожь!

Пусть стоит на огороде,

Пусть дымит себе в углу…

Я при всём честном народе

Загуляю по селу.

И задиристый, и ладный,

Развесё… весё… весё…

И с гармошкою трехрядной,

И наряженный во всё.

Вспомню вдруг, что за чужого

Вышла старая любовь.

О кулак его тяжёлый

Разобьются губы в кровь.

К ночи выбьюсь из силёнок

И обратно поверну.

И заплачу, как ребёнок,

И в предбаннике усну.

А назавтра дурь из тела

Выбью веником с утра.

Игогоньица поспела,

Ерохвоститься пора!

Выпью квасу три бидона:

Ух, какая благодать!

Выйду, гляну: нету дома,

Тёщи тоже не видать.

Под задорный смех соседок

Снова в баньку забегу,

Похлестаюсь напоследок —

И такое я смогу!

Я смогу такие вещи!

Ахнешь, глядя на меня, —

Дом срублю ещё похлеще

И куплю себе коня.

Буду ездить в степь и в рощу

И дрова возить, и рожь.

Заведу такую тёщу! —

И в Рязани не найдёшь.

Люди скажут: «Ай да Ваня!»

Я скажу: «А я такой!»

Вот что значит наша баня

В огороде над рекой!

Вот бегемот, творенье, как и ты.

Траву он ест, как прочие скоты.

Но в чреслах прорастает прочность древа,

Таится крепость в пуповине чрева,

Кедровый хвост нисходит со спины,

В причинном месте жилы сплетены,

Как из пластин стальных хрящи и зубы,

А кости – словно бронзовые трубы.

И никакая в мире Божья тварь

С ним не тягалась ни теперь, ни встарь.

И нет в руках Создателя оружия

Отважнее, чем он, и неуклюжее.

Он почивать уходит в тростники,

Находит тень под ивой у реки;

Он целые потоки выпивает,

Когда в жару поглубже заплывает,

И даже Иордан, испитый всласть,

Не утолит разинутую пасть.

Сон соблазнит – и сладкая дремота

Заворожит сознанье бегемота…

И в этот миг, когда недвижим взор,

Между ноздрей вонзается багор!