Караульный ввел в помещение бледного Клинько и спросил:
– Куда его, герр унтерштурмфюрер?
– Пока за стол.
Конвоир усадил полицая на стул, вмонтированный в бетон, завел его руки за спину и сцепил там наручниками.
– Разрешите идти? – спросил он после этого.
– А баба?
– Так я за ней и хотел пойти.
– Иди.
Караульный привел и Тернову, не стал надевать на нее наручники и поставил под окном.
Начальник полиции взглянул на арестантку и приказал:
– Стоять здесь, никаких реплик, отвечать только на вопросы господина унтерштурмфюрера! Перебивать его не советую.
– Я все поняла, – прошептала женщина, со страхом осматривая помещение.
Зигель достал из единственного ящика стола лист бумаги, карандаш, включил лампу, направил ее на арестованного.
– Господин Клинько Петр Семенович?
– Так точно, герр унтерштурмфюрер!
– Не будем терять время на биографию. Она полностью отражена в личном деле, которое нам, наверное, придется проверить.
– Я не понимаю, герр… – начал было Клинько, но Зигель оборвал его.
– Тебе прекрасно известно, что вопросы здесь задает тот, кто проводит допрос, – заявил он.
– Извините.
– Расскажите о вечере четверга, седьмого мая. Где был, что делал, с кем встречался. Включая время нахождения в доме Терновой.
– Так в пивной сидел. Выпил немного, как обычно, и пошел домой, то есть к этой вот шалаве. – Он указал головой на Варвару.
Та дернулась, но нарвалась на строгий взгляд начальника полиции и промолчала.
– Прихожу, а в хате Варька вдрызг пьяная валяется за ширмой. Я позвал ее, но вдруг из-за спины двое мужиков с пистолетами!.. Вырубили они меня.
– Вас ударили?
– Нет, сунули под нос платок с эфиром. Дальше ничего не помню.
– А Тернова спала?
– Точно так, герр унтерштурмфюрер! Поверьте, я не знаю этих двоих, а Варвара наврала.
– Гут. – Зигель повернулся к женщине. – Теперь ты расскажи, что было вечером седьмого числа.
Варвара описала, как все происходило на самом деле.
Унтерштурмфюрер выслушал ее и спросил:
– Значит, эти люди говорили, что пришли к Клинько, который связан с партизанами?
– Да, господин офицер. Не могу выговорить вашего звания.
– Этого и не требуется, – сказал Зигель, вновь взглянул на Клинько и осведомился: – Что вы скажете на слова сожительницы?
– Скажу, что она связана с партизанами. Ведь Варька почему-то пустила их к себе в хату. Откуда они знали, где она живет, да еще и с полицейским?
– Брешет он, герр офицер, как сивый мерин! – выкрикнула арестантка. – Двое пришли к нему.
Начальник полиции двинулся к женщине, но Зигель остановил его.
– Погоди, лейтенант. Если эти люди пришли к Клинько, то почему они остались с тобой?
Унтерштурмфюрер постоянно путал обращения, то на «вы», то на «ты».
– Они не спрашивали дозволения и заставили меня пить.
– А ты и рада?
– Деваться мне было некуда, испугалась я.
– И допилась до того, что оказалась на кровати?
– После третьего стакана я ничего не помню. Проснулась, Клинько нет, вышла во двор, нет и лошади, и телеги. Вспомнила о приходе этих людей и тут же побежала в полицию.
Зигель взглянул на Клинько и спросил:
– Как ты оказался в заброшенном селе?
– Клянусь, герр унтерштурмфюрер, не знаю. В голове мрак. Видать, эти партизаны забрали лошадь и вывезли меня в село.
– Зачем?
– Этого я знать не могу.
– Почему именно тебя, рядового полицейского, не представляющего никакого интереса для партизан? Или все же представляющего?
– Ну не знаю я, герр унтерштурмфюрер.
– Почему ты пытался оказать сопротивление группе, задержавшей тебя?
– Брешет Молчанов. Он приказал поднять руки, я это сделал и никакого сопротивления не оказывал.
Зигель вздохнул и сказал:
– Выходит, все у тебя брешут, один ты говоришь правду.
– Но это так.
– А откуда у тебя вот это? – Унтерштурмфюрер бросил на стол карту.
– Не могу знать, герр унтерштурмфюрер. Я видел, как Молчанов достал эту карту из-под моего кителя, но клянусь всем святым, ее мне подсунули те же партизаны.
Зигель посмотрел на начальника полиции.
– Что скажешь, лейтенант?
– Не хочет господин Клинько признаться по-хорошему. Значит, придется провести допрос с пристрастием.
– Согласен. Работать с ним постоянно и лично до тех пор, пока у меня на столе не будут признательные показания. Должны же мы раскрыть взятого агента, чтобы отметить это в отчете. Иначе нас обвинят в халатности.
– Нет, – закричал Клинько. – Не делайте этого, я не виноват.
Ленц ударил бывшего полицая и заявил:
– Заткнись!
– А что будет со мной? – с нешуточным испугом спросила Варвара.
Офицеры проигнорировали этот вопрос и вышли из помещения.
– Бабу подержи до вечера и отпусти, – распорядился Зигель. – За домом ее установи наблюдение. А заставишь сожителя дать признательные показания, придется поощрить ее. Так, чтобы узнал весь поселок. Ну, скажем, телегой сена.
Ленц усмехнулся и произнес:
– Такое поощрение станет для нее хуже наказания.
– Не будет жрать самогон. Возможно, у нее не выдержит сердце. Разве можно так сильно пить?
– Я понял. Один вопрос разрешите?
– Спрашивай.
– Вы на самом деле думаете, герр Зигель, что Клинько связан с диверсантами?
– Вряд ли. С другой стороны, диверсанты таким вот образом могли избавиться от своего агента. Он стал больше им не нужен или повел себя неправильно. Зачем диверсантам потенциальная угроза? В любом случае действия против Клинько совершили диверсанты. Это значит, что как-то он все же с ними связан. Но не будем ломать голову, Георг. Козел отпущения у нас есть, его и используем.
– Есть и коза. Ее тоже можно использовать.
– Посмотрим. Твоя задача – как можно быстрее получить признательные показания Клинько. Дальше я решу, что делать с Терновой, как ее использовать.
Ленц остался у крыльца, а Зигель направился в комендатуру.
В своем кабинете он поднял трубку телефона.
Ему ответил немолодой и нервный голос:
– Слушаю.
– Герр штурмбаннфюрер, это унтерштурмфюрер Зигель.
– Очень рад, – без всякой радости ответил заместитель начальника районного управления СД. – Мне доложили о том, что произошло у Копино. Что предпринято для поиска и ликвидации партизанского отряда? Почему мы только сейчас узнаем о том, что в твоем районе сформирован таковой?
– Разрешите по порядку?
– Да, начни с начала.
– Тогда ответ на первый вопрос. Охранная рота и полиция провели рейды по району, блокировали место диверсии. К сожалению, возможности охранной роты незначительны. Ей не удалось накрыть бандитов. Лучше сработала полиция. По сигналу, поступившему от жительницы поселка, полицейским удалось взять вероятного агента, который передавал данные в лес.
– То есть у вас есть зацепка?
– Так точно! Сейчас с агентом работают.
– Кто он?
– Оказался таким же полицейским. А полиции было известно все об эшелоне. При нем обнаружена карта с указанием точного места диверсии.
– Дальше!
– Насчет партизан. У нас не партизаны объявились, герр штурмбаннфюрер, а хорошо подготовленная разведывательно-диверсионная группа, думаю, из числа тех, что Берия забросил к нам в тыл. По показаниям машиниста паровоза, его помощника и кочегара, в подрыве состава и расстреле солдат и офицера пехотной роты, выживших после опрокидывания состава, участвовали примерно десять человек. Благодаря отменной организации и профессиональной подготовке этой группе удалось провести операцию и уйти от преследования.
Наступила пауза.
Штурмбаннфюрер Вальтер Штейн какое-то время обдумывал эту информацию, затем спросил:
– Что ты намерен делать дальше, Зигель?
– Пока мы обрабатываем бывшего полицейского, возможно, возьмемся и за его сожительницу, которая и сдала его. Нам главное узнать, где базы диверсантов, основная и запасная. Но, если это возможно, я бы просил вас выделить на усиление подразделение СС. Признаюсь, охранной роте и полиции я не склонен доверять. Они не имеют той подготовки, которая необходима для проведения успешной антидиверсионной борьбы. Поселок прикроют, это да, но не можем же мы постоянно только отбиваться от нападок диверсантов. И потом, через район проходят железная и автомобильная дороги. Есть мосты. Вывод из строя данных объектов нарушит сообщение с Полтавой и Харьковом. Это в сложный для нас период. Нам необходимо не защищаться, не бить по хвостам, а вести активный поиск диверсантов и их пособников среди мирного населения. Нам надо…