© Тамоников А. А., 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

В первые дни войны старшему майору государственной безопасности П. А. Платову было поручено возглавить разведывательно-диверсионную работу в тылу стремительно наступающей германской армии. В НКВД была сформирована особая группа, одной из главных целей которой являлось создание мощной и многочисленной оперативной группировки, предназначенной для заброски в тыл врага. По предложению старшего майора Платова приказом наркома внутренних дел СССР, генерального комиссара госбезопасности Л. П. Берии для ее укомплектования из тюрем и лагерей были освобождены сотни опытных боевых офицеров. Именно они составили костяк вновь созданного формирования. Основными задачами группировки являлось проведение диверсионных операций, организация партизанской войны, создание нелегальных агентурных сетей на оккупированных территориях, дезинформация противника.

В результате упорной, напряженной работы в тыл врага было направлено около пятнадцати тысяч человек. В состав этой группировки входили как крупные, так и небольшие отряды и группы. Они насчитывали от десяти-двенадцати до нескольких тысяч бойцов. Это зависело от тех конкретных задач, которые им предстояло решать, постоянно рискуя жизнью. За линией фронта начал активную деятельность диверсионный отряд «Удар», сформированный из двадцати боевых групп.

Четверг 7 мая 1942 года выдался теплым и безветренным. В лесу порхали и щебетали птицы, на Луховом болоте иногда хлопали пузыри воздуха, показывающиеся из черной топкой бездны.

Красноармеец Лесин осмотрел через прорехи в кустах поляну, сменил положение. Вести наблюдение за подходами к базе группы «Удар-15» он мог только лежа. Дозорный знал, что враг был способен выйти к его посту исключительно по этой лесной поляне довольно больших размеров. Обойти ее не получится. Она метров на двадцать слева и справа граничит с болотом. А там смерть.

Евгений достал кисет с махоркой, понюхал его и вздохнул. Ему очень хотелось курить, но делать это было нельзя. А до смены еще три часа.

Он устроился поудобнее, пододвинул к себе «ППШ» и вновь бросил взгляд в сторону леса, где тропа уходила к районному центру, поселку Копино. Впрочем, тропа – это громко сказано. С ходу и не заметишь, особенно если не знаешь о ее существовании.

Лесин хотел было перевести взгляд на западную опушку, но увидел, как шевельнулись ветки густого кустарника. Если это птица, то не меньше орла, а тут они не водятся. Он подтянул к себе автомат, взвел его, припал к прикладу. Движение повторилось восточнее, ближе к болотам.

Красноармеец внимательно следил за кустами. Кто там? Кабан? Лось? Животное не стало бы осторожничать в девственном лесу, шло бы напролом. Значит, человек. Кто? И один ли он?

Лесин навел прицел на куст у березы, куда шло движение, и тут раздался мальчишечий голос:

– Дяденька, не стреляй! Это я, Кирюха Легаев, до вас пришел.

Боец диверсионной группы молчал. Он знал пацана, являющегося связным между группой и человеком в поселке. Но один ли он пришел, нет ли с ним отделения полицаев или, еще хуже, эсэсовцев? О своем приходе Кирюха должен был оповестить криком утки, а тут голос, причем испуганный.

– Дяденька я не могу крикнуть уткой. Я выйду, а ты не стреляй. Со мной никого нет, честное пионерское.

Лесин молчал.

Паренек решился, вышел из кустов. Было еще холодно, а он босой, в широких штанах и плотной рубахе. Занятно смотрелась на его голове кепка, явно размера на два больше, чем надо.

Дозорный осмотрел паренька, перевел взгляд на кусты. Там только птицы перепрыгивали с ветки на ветку, с куста на дерево и обратно.

Пацан подошел метров на десять, остановился и проговорил:

– Да здесь ли ты, дяденька? Чего молчишь? Не видишь, один я.

– Шагай, но не спеши! – тихо сказал Лесин.

Паренек приблизился к нему.

Лесин спросил, оставаясь в укрытии и продолжая отслеживать обстановку:

– Почему не можешь подать условный сигнал?

– Да я потерял манок.

– Не бреши!

– Голову даю на отсечение.

– Голову, говоришь? Тебе ее немцы снимут, если попадешь к ним. Где потерял манок?

– Не знаю. Может, когда с пацанами дрался?

– Чего дрались-то?

– Да по мелочи. Махру не поделили. Ты к себе пустишь?

Лесин еще раз осмотрелся. Он был опытным разведчиком, дрался с японцами в Маньчжурии, участвовал в Финской войне. Посторонних наблюдателей рядом не было.

– Подходи и ложись рядом.

Парень нырнул в кусты, лег рядом с красноармейцем, протянул руку к автомату, за что тут же получил оплеуху.

– Не трогай, не игрушка.

– Да я уже стрелял из такого.

– Когда успел?

– Витюха Горбунов из сельхозкооператива в дальней роще нашел. Там был склад части, что стояла на окраине поселка. Уходя, его взорвали, но кое-что осталось целым. Витюха там лазал, нашел «ППШ» и диск. Мы в овраге пальнули по бутылкам и еле ноги унесли. Полицаи вмиг сбежались на выстрелы.

Лесин покачал головой:

– Нашли забаву. Автомат полиция забрала?

– Наверное. Мы бросили его.

– Ладно, с чем пришел?

Парень шмыгнул носом:

– Дядька Кисель прислал.

– Понятно, что не бургомистр или комендант. С чем конкретно пришел?

– Дядька Кисель просил передать, что в семь тридцать на станцию прибыл воинский эшелон. Там платформа с охраной и пулеметом, еще четыре с бронетранспортерами. Они накрыты тентами, но те местами порвались, видно. Я забыл, как дядька Кисель их называл.

– «Ханомаг».

– Да, так и дядька Кисель и говорил. «Ханомаги». Их по две штуки на платформе. Еще четыре пассажирских вагона, в них солдаты и офицеры, всего сто двадцать человек. В конце состава товарный вагон. На станции возле него и платформы немцы выставили охрану.

Лесин посмотрел на парня.

– В семь тридцать пришел, говоришь?

– Ну да. Его на запасной путь загнали.

– Почему? Может, рота прибыла для размещения в поселке?

– Нет, тогда состав под разгрузку поставили бы. С паровозом поломка случилась. Комендант на станцию прибыл с полицаями и немецкими офицерами. В общем, дядька Кисель сказал: передай в лес, мол, что эшелон простоит на станции до утра. Отправление назначено на десять часов. До этого ремонтники обещали починить паровоз.

– А что, на станции других паровозов нет?

– Он большой, «ИС» называется. У нас таких нет, а с Харькова гнать накладно.

– Откуда и куда следует эшелон, Кисель сказал?

– Да. Из Полтавы в Харьков.

– Ладно. Ты устал, наверное, да? Все же двенадцать верст протопал.

– Я привыкший.

– Есть хочешь?

– Это да. И пить.

Боец указал на вещмешок.

– Возьми там банку каши, флягу с водой, сухари. Перекуси и поспи за большим кустом.

– Перекушу с удовольствием, а спать тут не буду.

– Почему?

– Тут в двух верстах озерцо. Туда пойду. Посплю, порыбачу на вечерней зорьке. Сейчас карась хорошо идет.

– Чем ловить-то будешь? Или гранату из подорванного склада утащил? Решил глушануть?

– Я дурак? Леска у меня есть, грузила, крючки, удилище из ветки орешника сделаю, поплавок вырежу.

– Ты запасливый.

Четырнадцатилетний паренек, как-то сразу повзрослевший с приходом гитлеровцев, вздохнул и поговорил:

– Будешь тут запасливым, при новой власти. Хотя мы и раньше худо жили. Батяня помер в тридцать восьмом году. Мать работала в бухгалтерии ватной фабрики. Она и сейчас там. Все те же гроши получает.

– Отца арестовали, что ли?

– Нет. Сам помер. От чахотки. Мне тогда десять лет было. Помню, батя мужиком крепким, здоровым был, лес валил для деревообрабатывающей фабрики. А потом зимой простыл на работе. Сначала подкашливал, жаловался на головную боль, а потом так похудел, что не узнать, и все время кашлял с кровью. Ну и помер.