– Хочешь – проверь, – тихо и злобно сказала Муравей. – Иди вон к тому подъезду и позвони в домофон, в квартиру номер сто. И скажи, что почту принесла.

– И что будет?

– А ничего не будет, – нервно хихикнула Солуянова. – Просто тебе откроют, войдешь в подъезд, а потом тебя никто не найдет, вот и все. Нельзя туда звонить, ясно?

– Почему нельзя? – прошептала Полька.

– Потому что там живет Зазубрина.

– Ну и что?

– И то. Она ведьма.

Полька нечаянно издала короткий звук, не то «э», не то «у». Как иначе реагировать на заявленное, она не знала.

– Всего лишь версия, – мрачно сказала Ключникова. – Еще мы прорабатывали вариант, что она маньяк, но концы с концами не сходятся. Зазубрина, видишь ли, с черными мешками по двору не разгуливает. А факты налицо. Сначала к ней управдомша собралась, она наша соседка по лестничной клетке. Потому что у Зазубриной дикие долги по квартплате. Моя мама видела, как она в домофон звонила, как в подъезд пошла, – и все, нет человека. Ее муж и в полицию ходил, и объявления развешивал, нету тетки, как сквозь землю. Потом вон Настин – она кивнула на Муравья – брат двоюродный, он рекламные листовки разносит, позвонил, чтобы ему дверь в подъезд открыли. Ну ему и открыли. Мы как раз тут же сидели. С тех пор его не видели.

– И все? – глупо спросила Полька.

– Тебе мало? – вскинулась Муравей. – У нас Мишка пропал, а тебе мало?

– Так, понятно, – сказала Полька, которая совсем ничего не понимала. – Зазубрина – это же которая Таня?

Солуянова опять коротко и невесело хихикнула.

– Не Таня, а ее мать, – дернула плечом Ключникова. – Она у нас в школе убирается, ты ее знаешь.

Полька открыла рот. Закрыла. Опять открыла.

И тут вдруг раздался ужасный дребезжащий звук, от которого Полька прямо подскочила на скамейке, да и не она одна.

Дребезжало в кармане у Беды. Тот, отчаянно заалев, достал мобильник, приложил к уху и стал заверять кого-то очень сварливого, что знает, который час, и уже бежит домой.

– Да, домой пора, – устало сказала Ключникова, когда алый Костик Беда упрятал телефон в карман. – Кто сможет – завтра тут же в одиннадцать. Полин, ты тоже приходи, если хочешь. И контакты свои оставь на всякий случай.

Когда замочники, вяло распрощавшись, разбрелись по сторонам, Полька с немалым удивлением обнаружила, что идет домой не одна, а в компании Бацарова. Нет, ну что все-таки за день! Мало того, что Ключникова с замочниками заговорили человеческим языком, еще и Бацаров идет с ней рядом, не делая вид, что ее, Польки, и вовсе не существует. Сам Денис Бацаров, без пяти минут отличник, победитель всяких олимпиад, да еще и пианист в придачу. Бацаров, которого то и дело отпрашивают из школы на какие-то там музыкальные конкурсы, а он от этого, кажется, начинает учиться только еще лучше. Бацаров, для которого обычные люди вроде Польки вообще не достойны того, чтобы он на них хоть глазком одним глянул, и поэтому он так и ходит по школе, ни на кого не глядя и даже почти ни с кем не здороваясь. Бацаров!

Полька думала-думала, потом все-таки спросила:

– Тебе тоже в эту сторону?

– Нет, – коротко ответил Бацаров, продолжая идти рядом с Полькой.

Что еще можно спросить у Бацарова, Полька не знала, и до ее подъезда они дошли молча. Польке было неловко и, если по-честному, ужасно приятно. Как будто он ее по-настоящему провожает. Конечно, все не по-настоящему, иначе он что-нибудь говорил бы, вообще вел бы себя как-то, а не просто мрачно вышагивал с ней бок о бок. Но все-таки.

Только когда Полька достала из кармана ключ, чтобы открыть дверь подъезда, Бацаров наконец подал голос.

– Ты завтра не обязана приходить, – сказал он.

Полька почти обиделась. Да что там, Полька здорово обиделась.

– Захочу и приду, – буркнула она. – Тебя не спросили.

– Да, – сказал он. – Нет! – сказал он. – Я не в этом… Я в смысле, если ты испугалась… Я-то, – сказал он зачем-то, – точно приду.

«Ну и я приду», – хотела сказать Полька, но сказала:

– А ты тоже не обязан.

– Обязан, – хмуро ответил Бацаров. Повел своими невозможными ресницами и побрел прочь.

А Полька зашла в подъезд и понеслась по лестнице вверх, перепрыгивая через две ступеньки.

Уже укладываясь спать, она услышала, как телефон ее тихонько тренькнул.

«Александра Ключникова добавила вас в группу “Разоблачение ведьмы”», – показал телефон.

Засыпала Полька счастливой.

Приключение, думала она. Приключение! Сто пудов они все это выдумали, с исчезновениями и ведьмой, но выдумали-то классно! А значит, намечается интересная игра с продолжением. И еще – он, кажется, все-таки ее по-настоящему провожал, Бацаров.

Очень здорово начинается лето.

Конечно, Полька знала Зазубриных. И Таню, и ее маму. И один раз даже побывала в квартире номер сто.

Познакомились они вот как.

Были каникулы – вот как сейчас. Полька окончила первый класс. Еще была жива прабабушка, и Полька с родителями пришли к ней в гости. Мама тут же принялась что-то готовить, папа – что-то куда-то прибивать и привинчивать. Полька же пошла в прабабушкину комнату, забралась с ногами к прабабушке на диван (родители за такое ругали, так что это был их с прабабушкой секрет) и прямо на ухо (иначе прабабушке было не очень слышно) рассказывала ей про школу и вообще про жизнь. Потом немножко помогла маме, немножко подержала папе какие-то инструменты. Потом решила, что уже напомогалась, и пошла гулять.

Нет, в прабабушкином дворе, разумеется, Полька гулять не собиралась – там можно было нарваться на Ключникову с компанией, а на каникулах никому такого счастья не надо. Собиралась Полька добежать до своего двора. Но не добежала. Потому что услышала плач.

Плакала девочка чуть младше нее. Коленки у нее были разбиты в кровь, длинные черные волосы всклокочены, а платье спереди измято, порвано и в грязи. А главное, над этой девочкой громко смеялись какие-то дылды. «Зазубрина! – кричали они и хохотали режущими уши голосами. – Зазубрина попачкалась! Зазубрина, а ты боялась, только платьишко помялось!» И было ясно, что дылды эти ржущие как-то причастны к тому, что девочка стоит в грязном порванном платье и ревет. И Полька вдруг увидела в этой девочке себя. Хотя она-то, Полька, никогда не позволяла себе реветь от глупых и грубых шуточек замочников, она-то как раз очень хорошо умела делать вид, что ей все по фигу, но сколько раз ей хотелось просто расслабиться и разрыдаться при всех, известно было только самой Польке.

И Полька подошла к плачущей девочке, и взяла ее за руку, и повела, а дылды от этого почему-то замолчали. К прабабушке подружек водить запрещалось, потому что прабабушку нельзя было слишком беспокоить, и Полька, не выпуская из руки девочкину жесткую ладошку, стояла под окнами и кричала маме, пока мама не вышла на балкон второго этажа.

– А можно, – проорала Полька, – мы с подружкой пойдем к нам домой? А то она упала!

Мама с балкона как-то очень странно посмотрела на девочку – та уже не ревела, а только всхлипывала, громко и по несколько раз подряд – и спросила, есть ли у подружки имя. Тогда Польке пришлось наклониться к девочкиному уху и шепотом спросить, как ее зовут. Спрашивать пришлось несколько раз – Полька даже было подумала, что девочка слышит не лучше прабабушки, но тут девочка просопела, что она Таня.

– Таня! – проорала Полька, задрав голову.

Тогда мама покачала головой и сказала, что хорошо, можно, но недолго и что они с папой тоже скоро придут домой.

По дороге к Полькиному дому девочка, то есть Таня, вдруг начала говорить – глухо и злобно. Не глядя на Польку, она сообщала миру, как именно обзовет своих обидчиц, если снова увидит.

– Я, – говорила она, – буду называть их… буду называть их… собаками! Я назову их… назову их… плохими!

Полька невольно подивилась наивности обзывалок, а еще больше – ничтожности планируемой кары. Сама она ни разу никому не рассказывала, как именно обзовет Ключникову, а прямо так, без подготовки обзывала, скажем, свинопопой макакой и хрюкопсовой слонихой. И да, считала это не самой местью, а констатацией факта; месть же представлялась ей вещью гораздо менее безобидной, чем какие-то ругательные слова.