– Ну и дураки, – сказал Пашка Тры.
– Не с землей сравнять, а перекопать бульдозером, – прогнусавил Беда. – Я это слушал уже. На одном таком сайте.
– Так, – сказала Ключникова. – Кто самый умный и все слышал, может идти домой баиньки.
Никто, как видно, не хотел идти баиньки – больше Солуянову не перебивали. Полька слушала про перекопанное кладбище, про олигарха, который приехал неведомо откуда, купил бывшекладбищенскую землю и отстроил на ней целый дворец, и про бродивших ночами по этому дворцу оживших покойников, слушала и думала: Тры с Бедой – они ж не затем вылезли со своими сильноумными репликами, чтобы высказаться, они просто хотели на время приостановить Солуянову, чтобы было не так страшно. Чтобы она хоть ненадолго перестала медленно-медленно рассказывать всякую жуть и при этом быстро-быстро теребить белесый пучок волос на конце своей тощей косы. Ста-а-арое кла-а-адбище… и когда перекапывали могилы, слышались далекие во-о-опли… и когда он шел по коридору своего дворца, его кто-то схватил сзади за во-о-олосы… А сама крутит, накручивает на пальцы свои полторы волосинки, и чем быстрее крутит, тем страшнее ее рассказ.
И как же от этого всего классно!
Потом рассказывала Муравей – про дерево с дуплом. Из этого дупла в полнолуние сочилась кровь, и все боялись туда ходить. В итоге один мальчик решил разобраться, в чем дело, и пришел туда с лопатой, и раскопал яму, а в яме были кости. А это, сказала Муравей, были кости женщины, которую муж убил и закопал под деревом, чтобы никто не нашел. И тогда женщину перехоронили где положено, а мужа ее посадили в тюрьму, а мальчику дали премию, на которую он купил айфон. Но айфон мальчика радовал недолго, потому что через месяц этот мальчик умер.
Всем эта история понравилась меньше Солуяновской.
– Нетривиально, – резюмировала Ключникова, – но нелогично. Либо айфон, либо умер. Конец странный какой-то.
А потом рассказывать предложили Польке.
Уж кто-кто, а Полька толк в таких рассказываниях знала. Потому что такие истории она сама уже не первый год выдумывала с ходу. Надя с Майкой – те обе бывали в детских лагерях и наслушались всякого, а Польке приходилось выкручиваться, ну она и наловчилась. Правда, истории свои Полька выдавала за не свои – типа рассказала старшая сестра или кто еще. Потому что так они больше ценились, чужое авторство прибавляло им весу.
И логику этих историй Полька давно просекла. Их герои непременно должны были быть глуповатыми и упертыми. Иногда совсем тупыми: мама носила красные башмачки – умерла, сестра носила – умерла, ну ты-то, девочка, на фига их надела, ясно же, что с ними что-то неладно? Или вот это: «Девочка, девочка, гроб на колесиках уже едет к тебе» – раз позвонили, два позвонили, ну беги уже из дома, спасайся! Нет, сидит и ждет. Зато объяснять происходящие ужасы можно было чем угодно, даже всякими нелепостями. И да, концовки больше ценились трагичные и кровавые.
Так что Полькина история просто обязана была взорвать всем мозг. И она взорвала.
Вот что рассказала Полька.
– В одном доме жила женщина. У нее не было ни детей, ни мужа, ни друзей. Она всегда носила черную одежду и ни с кем не разговаривала. Сначала соседи, когда ее встречали, здоровались, а она как будто и не слышала, идет мимо и ни на кого не смотрит. Ну тогда все уж и перестали с ней здороваться.
Люди замечали, что иногда к этой женщине приходили гости, но никто не видел, чтобы гости от нее уходили. И в ее квартире всегда стояла тишина. Никто не слышал, чтобы ее гости разговаривали, или смотрели телевизор, или еще что-то делали. Из ее окон никогда не доносилось ни звука.
Еще иногда эта женщина куда-то уходила с огромными черными мешками, а возвращалась уже без мешков.
И как-то раз одной девочке стало интересно, почему эта женщина живет так тихо и ни с кем не разговаривает, и куда деваются ее гости, и что она носит в своих черных мешках. Она стала следить за дверью этой женщины. И наконец увидела, как к двери подходят какие-то люди и звонят в звонок, а потом заходят в квартиру. Девочка решила подождать, пока они выйдут, но прошел час, потом другой, а дверь все не открывалась. И тогда девочка решила сама позвонить в звонок к этой женщине и посмотреть, что будет.
(«Ну и дура», – сказал шепотом Пашка Тры).
Она позвонила в звонок и стала ждать. Долго никто не открывал, и вдруг дверь отворилась и на пороге появилась та женщина. Она была вся в крови, и с рук ее капала кровь, и рот у нее был красным. «Ну заходи, раз пришла», – сказала женщина и затащила девочку за руку в свою квартиру. А там везде лежали трупы ее гостей – кто с оторванной рукой, кто без ноги. Оказывается, эта женщина была людоедом. Она заманивала людей к себе в гости, накрывала на стол и угощала их разными напитками, а все напитки были с сонным порошком. И когда ее гости все засыпали прямо за столом, она набрасывалась на них и ела, а то, что оставалось, прятала в морозильник и потом доедала. А кости отвозила в мешках на дальнюю помойку, чтобы никто не нашел.
Женщина решила съесть и девочку, но была уже сытой, и поэтому засунула девочку целиком в морозильный шкаф, чтобы она там умерла. Но девочка сумела прямо в камере достать из кармана мобильник и отправить родителям эсэмэску: «Я в квартире у черной женщины, в морозилке, берегитесь, она людоед». И тогда ее родители пришли в эту квартиру с полицией. Женщина не открыла дверь, но полиция дверь сломала. И все увидели, что было у черной женщины в квартире. Женщину арестовали, а девочку освободили из морозилки и отвезли в больницу, потому что она была уже вся синяя. Девочка болела три месяца, а потом…
(«Ладно уж, пусть живет!»)
…а потом ее выписали, как раз к каникулам. А в этой квартире скоро поселились другие люди.
Тут Полька замолкла и опустила глаза, скромно ожидая восторгов. Но все замочники молчали.
Наконец Муравей сказала:
– Ты-то откуда знаешь?
– Мне сестра рассказала, – с готовностью соврала Полька. – А она в одном лагере слышала.
– Ладно фигней-то страдать, – неожиданно грубо велел Тры, а Беда закивал головой, как заводная игрушка. – Ты что-то знаешь, поэтому сюда и пришла. Могла бы и прямо сказать, а то история у нее страшная, ага.
– Вы чего? – оторопела Полька.
– Что на человека накинулись, – неожиданно (удивительный все-таки день сегодня) вступил Бацаров. – Что она может знать о ваших делах?
– А чего приперлась тогда? – подскочила Солуянова. – Она сто лет сюда не совалась, и тут на тебе.
Полька поежилась, чувствуя, как по плечам поползли нехорошие холодные мурашки. Замочники на глазах превращались из страшносказочников в обычных замочников, которые вот-вот сделают что-то привычно мерзкое. А она, Полька, как нарочно, сидит прямо в самой замочной гуще.
– Так, тихо, – сказала Ключникова, и Польке тут же стало теплее. – Она явно ничего не знает и никого не дразнит, такой придурковатый вид нарочно не изобразишь. Просто совпадение.
Замочники смущенно заерзали.
– Я не дразню, – поспешила заверить их Полька. – И я правда просто гуляла. А чего такого я должна не знать?
Замочники как по команде перестали ерзать и уставились на Ключникову.
– Да расскажите уже, – устало сказал Бацаров.
– Она будет смеяться и всем растреплет, – выразил общее мнение Тры, а Беда тут же закивал.
– Так, – сказала Ключникова. – Не растреплет. А смешного тут мало на самом деле. У нас тут, видишь ли, Полина, люди пропадают, и нам, если честно, жутковато. Думаешь, мы тут чего байки травим? Потому что у нас в реале тут хоррор и мы пытаемся разобраться в логике всех этих ужастиков.
– Чего разбираться? – вскинулась Солуянова. – Просто не надо звонить в эту квартиру, и все.
– А если она тогда найдет другой путь? – почти закричала Муравей, и все на нее зашипели, и она тогда зашептала: – Ну, найдет другой способ людей воровать?
– Вы чего, – тоже шепотом спросила Полька. – Серьезно, что ли?