— Не-ет! — теперь Финвэ уже кричал. — Ты моя мать, ты не можешь меня забыть! Это же я! Финвэ! Я пришел за тобой! Мама, идем домой! Идем к племени! Они тебя очень любят и ждут!
Финвэ достал дубинку и молотил ею по прутьям, заодно отбиваясь и от тянущихся к нему рук. Слезы все-таки потекли по щекам, оставляя светлые дорожки на измазанном нечистотами лице. Так он кричал и стучал, забыв об осторожности, но добился лишь того, что в конце концов Татье поднялась и тоже начала бросаться на прутья. Глаза ее почернели и стали мутными. И не светились в них, как раньше, живой ум, любовь и отвага — только злоба. И тогда Финвэ выронил дубинку и отшатнулся. Ноги снова едва держали его. Как он ни старался, ни тени прежней Татье не нашел он в этом существе. Может быть, он опоздал? Мать звала и ждала его, но, не дождавшись, сдалась и превратилась в это. Сколько он готовился к походу? Сколько раз звезды совершили круг над его головой за время пути? Может, если бы он делал запасы для племени чуть меньше или шел быстрее, то еще застал бы мать?
И вот теперь было поздно. И от этой мысли снова хотелось умереть. Да хоть прижаться к клетке и позволить тварям разорвать и сожрать себя. И он даже сделал шаг к прутьям, но одернул себя и заставил остановиться. Он пришел за матерью — и вызволит ее, так или иначе. Утащит из этих проклятых подземелий, чтобы она снова увидела звезды. А дальше либо дозовется ее и перевернет весь мир, небо и землю, но найдет способ ее исцелить, либо даст ей хотя бы умереть. Ведь это лучше, чем стать чудовищем. Вместе с такой мыслью пришел и план действий. Финвэ решил дождаться, когда хозяин клеток придет сюда, и тогда убить его, самому отворить дверь и увести мать, даже если та станет сопротивляться. Справиться с существом, похожим на Черного Всадника, только поменьше, будет непросто, но ничего другого Финвэ на ум не приходило и он твердо решил не отступать.
Хозяина пришлось ждать довольно долго, но в конце концов Финвэ дождался. Создание в черных одеждах шло вдоль клетки к решетчатой двери, и твари при виде него вжимались в противоположную стену, визжа и вопя от страха. Финвэ же скорчился в темноте у угла, весь подобрался, словно лесной кот перед прыжком. Он положил копье на пол рядом с собой, достал пращу, вложил в ременную петлю камень и ждал удобного момента. Но тот, кто пришел к клетке, не торопился открывать. Он замер ненадолго, словно принюхиваясь, и развернулся прямо к непрошеному гостю. Его черные, без белков и радужки, глаза смотрели прямо на Финвэ, и тот вдруг почувствовал, как все тело наполняет жуткая слабость. Неловкие пальцы едва держали пращу, колени дрожали, а в голове были сонная одурь и какая-то тоскливая усталость. Финвэ хотелось просто остаться на месте и позволить врагу делать с ним что угодно, все равно сопротивление казалось бесполезным. И на миг он поддался этому чувству. Существо сделало шаг к нему, и Финвэ уже было все равно, но вдруг он скосил взгляд и увидел то, что осталось от матери. Та, как и прочие, жалась к прутьям клетки, глядя на хозяина как мышь на змею, и иногда испуганно повизгивала. Нет. Нельзя ее здесь оставлять.
Сбросив с себя морок, Финвэ вскочил на ноги. Его мотнуло в сторону, но он все равно поднял пращу и раскрутил ее над головой. Камень попал точно в лицо противнику, сломав, буквально вмяв внутрь его нос. Черная кровь потекла по лицу, но существо, казалось, вовсе не почувствовало боли и бросилось вперед, выхватывая какой-то странный огромный нож из того же материала, что и прутья клеток. Но Финвэ уже поднял с земли копье и ударил. Враг был силен и быстр, и у Финвэ был всего один шанс — за счет длины оружия.
— За Татье! — воскликнул квендо, и собственный крик придал ему сил.
Костяное острие вошло точно в грудь врагу, погрузилось глубоко, на треть длины древка, и вышло из спины. Существо попыталось отшатнуться, рванулось назад с недюжинной силой, но Финвэ сделал с ним так, как поступают со зверем на охоте. Перехватив копье одной рукой, он выхватил дубинку и с размаху опустил ее врагу на череп. А потом еще и еще, пока не лопнула кожа, не проломились необычайно крепкие кости, и мягкой массой не вытек мозг, запачкав оружие и одежду. Лишь тогда чудовище в обличье квендо затихло и испустило дух.
Еще не до конца веря, что у него получилось, Финвэ бросился обыскивать тело. Он хотел подобрать упавший на пол здоровенный нож, но от одного прикосновения к нему заболела рука и онемели пальцы, так что пришлось оставить эту затею. Досадно, потому что копье от черной крови затупилось, и как будто оплавилось, и теперь никуда не годилось. На поясе обнаружились странные гладкие приспособления замысловатой формы — они и требовались, чтобы открыть дверь. Одно из них нужно было вставить в паз в двери и повернуть — по крайней мере, это Финвэ наблюдал раньше. Штуковины оказались небольшими, длиной в ладонь и очень искусно сделанными из все того же твердого гладкого материала.
Повозившись немного и не с первой попытки подобрав нужную, Финвэ все-таки открыл дверь. Твари еще были напуганы случившимся и не нападали, и это играло ему на руку. Квендо забежал в клетку, схватил за руку ничего не понимающую мать и потащил ее прочь.
То ли не сообразив, то ли, наоборот, почуяв, что ее тащат на свободу, Татье не сопротивлялась. Первое время она просто послушно перебирала ногами и не пыталась высвободиться из хватки сына. А тот мчался прочь из пещеры с клетками к знакомому ему выходу. Теперь не нужно было прятаться и ползти вдоль клеток, и путь по прямой оказался не слишком уж долгим. Так они добежали до тоннеля, и Финвэ остановился, чтобы передохнуть.
Он выпустил Татье, и та, недовольно зарычав, отошла к стене и села, прислонившись к ней. Она все еще не узнавала Финвэ и смотрела на него злобно, но при этом испуганно. Может, она и лишилась разума, но запомнила, что он только что убил хозяина этих клеток.
— Мама, — в очередной раз обратился к ней Финвэ. — Присмотрись. Ты узнаешь меня?
Рассудив, что, может быть, его лицо трудно разглядеть под слоем грязи, он утерся рукавом, а потом даже умылся горстью воды из почти опустевшего бурдюка.
— Вот! — он придвинулся ближе. — Так лучше. Я Финвэ, твой сын. Помнишь?
Татье поняла, что перед ней не тварь, а кто-то совсем другой, но поступила совсем не так, как Финвэ надеялся. Она пробормотала нечто неразборчивое, похожее на ругательство, и, оттолкнувшись от стены, набросилась на Финвэ. Тот понимал, что Татье опасна, но все же не мог до конца осознать, что мать может причинить ему вред. Он промедлил и не успел уклониться. Татье напрыгнула на него, сбив с ног своим весом, и впечатала в стену. Из легких вышибло весь воздух, а в глазах на миг потемнело — то ли от этого удара, то ли от всего пережитого вместе. И пока Финвэ приходил в себя и не мог сопротивляться, Татье принялась изо всех сил колотить его кулаками по лицу, груди и животу. Когда Финвэ наконец сумел собраться под градом сыплющихся на него тумаков, она уже наклонилась, чтобы вцепиться зубами ему в горло.
Но то ли Татье стала слабее, чем была, то ли Финвэ очень сильно возмужал за прошедшее время. Вывернувшись, он скинул ее с себя и повалил на пол. Внутри все сжималось, и Финвэ снова хотелось выть и орать, когда он бил мать, пока та не съежилась на полу, поджав колени к торчащему животу, но иного выхода не существовало. Финвэ не мог иначе перебороть и скрутить ее. Может, он стал сильнее, но сейчас вымотался, еще не пришел в себя после чар хозяина клеток и довольно долгое время питался впроголодь и пил столько, чтобы только не свалиться от жажды. Татье же была сыта и полна сил. Когда она перестала сопротивляться, Финвэ связал ей руки веревкой, оставив свободным длинный конец. За этот конец, будто животное на поводу, он и повел ее дальше по коридорам.
========== IX. Брат ==========
Вдвоем пробираться по туннелям логова Черного Всадника оказалось куда труднее, чем в одиночку. Жалкие крохи еды приходилось делить на двоих, и Финвэ постепенно слабел. Татье же была вечно голодна и все пыталась улучить момент, чтобы наброситься на Финвэ. Она несколько раз перетирала веревку, и тогда снова приходилось драться с ней. А еще она все время выла, рычала или порывалась убежать, и ее возня могла привлечь чудовищ.
